Ловушка для холостяка

— Нет уж, пожалуйста, — улыбаясь, настойчиво попросил Александр.

— Он так сильно упираться в меня… Вы сами понимать, чем… И я думать: когда мужчина так возбужден, то… В общем, я протянуть рука назад и…

— Теперь все понятно, — расхохотался Александр. — А вы знаете, что я застал его за просмотром порнографического фильма?

Теперь уже и Долорес принялась хохотать, да так, что на глазах выступили слезы.

— Я надеюсь, мы еще встретимся до моего отъезда из Аргентины? — неожиданно спросил Александр, когда они оба немного успокоились. Долорес вскинула на него внимательный взгляд, уловив в голосе сыщика новую интонацию.

— Да, конечно. Я живу на улице Лос-Риос и охотно приглашать вас в гости.

— Кстати, а вы не прихватили с собой образцов этого волшебного тонэра?

Александр задал этот вопрос лишь для поддержания беседы, но Долорес вдруг полезла в карман своей джинсовой куртки и извлекла оттуда кусок темно-желтого органического вещества, похожего на янтарь.

— Я украсть этот образец из лаборатория Эрхардт, — пояснила она.

— Прекрасно. А что, он действительно омолаживает организм?

— О да! И очень повышать мужская сила.

— Какие замечательные свойства!

— Но ведь вам пока не надо ни тот, ни другой? — лукаво заметила Долорес, и тут уже слегка смутился Александр.

— Нет, пока не надо. Надеюсь, что мне еще удастся вам это доказать.

Долорес поняла его намек и скромно промолчала.

После этого разговор прекратился сам собой — они слишком устали от сумасшедших событий этой ночи. Александр, который не спал уже почти сутки, то и дело протирал слипающиеся глаза, следя за показаниями приборов. Долорес тихо дремала в кресле рядом с ним.

На горизонте медленно заалел рассвет, и вскоре стало совсем светло. Еще час полета — и Александр заметил два полицейских вертолета, которые летели им навстречу. Пилот первого из них сделал ему знак, сыщик согласно кивнул, и все три вертолета полетели в одном направлении.

Долорес проснулась лишь тогда, когда под ними уже простиралось летное поле аэродрома. Александр с трудом посадил машину, поскольку ему давно не приходилось этим заниматься, и, устало откинувшись в кресле, с улыбкой посмотрел на свою спутницу. Из полицейских вертолетов поспешно выскакивали люди и бежали к ним.

— Не знаю, как вас благодарить, — пролепетала Долорес, — вы такой отважный мачо…

Сыщик наклонился в кресле и нежно привлек ее к себе.

Подбежавшие полицейские в растерянности уставились на томно целующуюся парочку, не обращавшую на них ни малейшего внимания.

Спустя месяц все аргентинские газеты пестрели кричащими заголовками: «Раскрыт могущественный преступный концерн!», «Битва в непроходимой сельве между преступниками и полицией! Большие потери с обеих сторон. Часть преступников скрылась в сельве!», «Тонэр — волшебное средство молодости?», «Взорванный индейский храм и погребенная под ним лаборатория», «Арестован главарь мафии».

Но Александр уже давно был в Москве, где занимался расследованием совсем другого дела…

4

— Значит вы утверждаете, что у вас пропала дочь? — сухо спросил Николай Александрович Гунин, отводя глаза в сторону, чтобы не встречаться с откровенно-призывным взглядом Лидии Михайловны Лозинской. Эта пятидесятилетняя модно одетая дама сидела напротив него в позе светской львицы и томно курила. Разговор происходил в рабочем кабинете Гунина.

Александр примостился на подоконнике, внимательно наблюдая за обоими.

— Ну и как же это случилось?

— Неделю назад она ушла из дома, не оставив записки, — страдающим тоном произнесла Лидия Михайловна. — И до сих пор не появлялась.

— А почему вы решили заявить только сейчас и обратились к нам, а не в милицию?

— Она и раньше могла исчезнуть дня на два, на три, но сейчас я просто чувствую, что с ней что-то случилось. А обратилась к вам, потому что верю: только вы, Николай Александрович, сможете вернуть мне мою дочь! — Последняя фраза была произнесена с таким мелодраматическим надрывом, что полковник поморщился.

— Ладно, ладно… Начнем по порядку. Сколько лет вашей дочери?

— Семнадцать.

— Она носит вашу фамилию или фамилию вашего бывшего мужа?

— У меня не было мужа, — многозначительным тоном произнесла Лозинская. — Моя Настя — плод свободной любви двух творческих людей, брошенных в объятия друг друга внезапно вспыхнувшей страстью…

— То есть, попросту говоря, внебрачный ребенок?

— Да. Бастард, как говорят французы.

— А кто ее отец? Только не сообщайте, что это страшный негодяй, о котором вы не желаете вспоминать, — поспешно добавил проницательный Гунин, заметив выражение, промелькнувшее на лице Лозинской. — Коротко и ясно — где живет, имя, фамилия, чем занимается.

— Игорь Соломонович Французов, свободный художник. Где ныне живет, не знаю.

— А где жила дочь? С вами, в квартире покойного академика Лозинского, или у отца?

— Я снимала ей квартиру. Но, как только истек срок аренды, она оттуда исчезла, — поспешно добавила Лозинская, словно опасаясь очередных вопросов. — Хозяин квартиры тут же сдал ее другим постояльцам, так что его расспрашивать бесполезно.

— У вас есть ее фотография?

— Есть, но в раннем возрасте.

— Позвольте взглянуть.

Дама протянула фотографию, но после первого же взгляда не нее физиономия полковника вытянулась. — Вы издеваетесь?

На фотографии была изображена пятилетняя малышка в обнимку с большим плюшевым медведем.

— А что? — искренне изумилась Лозинская. — Я принесла вам самую любимую фотографию своей дочери. Знаете, Николай Александрович, когда дети подрастают, они начинают портиться…

— Тогда надо держать их в холодильнике, — машинально сострил Гунин. — Кстати, если ей семнадцать лет, значит, она в этом году закончила школу?

— Да, и вот снимок ее выпускного класса.

Фотографии были настолько маленькими, что вид круглой и симпатичной девичьей мордашки мало что давал. Гунин передал снимок помощнику, а сам снова обратился к Лозинской:

— Ну, а хоть где нам ее искать, вы знаете? Может быть, у нее есть какие-то излюбленные места для…

— Для тусовок, — подсказал Александр.

— Для встреч с друзьями. Или вам известны какие-то адреса, ведь где-то же она ночует.

— Увы, Николай Александрович, — вздохнула Лозинская. — Она была такой скрытной, что я даже ее подруг не знаю. Понимаете, у нас были сложные отношения…