Ловушка для простака
Шрифт:
– Дженни отправили подальше от Люцерна, чтобы она не смогла выступить на суде.
– Кто отправил?
– Вот это я и пытаюсь выяснить.
– Ну и ну! Ну и ну!… Заметьте, я всегда чувствовал, что тут какая-то темная история и не все до конца прояснилось… Но, послушайте, Сенталло, если вы это знаете, значит, снова видели Дженни?
– Да.
– Браво! Теперь вы отведете ее к судье, и девушка обо всем честно расскажет. Так что ваш приговор отменят, старина!
– Нет.
– Нет? Но почему же?
– Потому что Дженни умерла.
– Умерла?
– Да, ее убили…
– Ох, черт!
– Так что
– Что???
– Да, кому пришло в голову облечь плотью и кровью созданный вами персонаж. Поэтому-то я и пришел сюда.
– Но я-то чем могу вам помочь, мой бедный Сенталло?
– Виновный – один из тех, кто знал о вашей шутке. Стало быть, кто-то из ваших друзей. Сами о том не подозревая, вы натолкнули его на мысль о великолепной махинации. А на меня тем легче было свалить вину, что в свое оправдание я мог сослаться лишь на несуществующую девушку. Этот тип, видимо, рассчитывал на искренность ваших показаний. Он отлично знал, что вы расскажете судье, каким образом придумали Дженни, и я, естественно, сразу же окажусь в его глазах лжецом. Отличная работа! Если бы один полицейский, поумнее прочих, не вздумал еще раз сунуть нос в мое досье, я бы и сегодня гнил за решеткой. Но условное освобождение меня не устраивает, я хочу снова стать таким же человеком, как прочие.
– Я бы очень хотел вам помочь, но, честно говоря, даже не представляю, каким образом…
– Попробуйте вспомнить. Мысль изобрести Дженни вам, случайно, никто не подсказал?
– Нет… И, заметьте, я бы предпочел вариант с подсказкой – это облегчило бы мою совесть.
– Да ладно, речь не о том. Подумайте, может, кого-то ваш план особенно заинтересовал?
– Да вроде бы нет. Вес, кому я рассказывал о шутке, находили ее очень забавной. Простите, если я вас обидел, но вы же сами хотели услышать правду, верно?
Они еще довольно долго обсуждали этот вопрос, но так и не выяснили, кто из служащих банка мог додуматься пустить в оборот шутку Херлеманна.
Вертретера не особенно разочаровало то, что Людовик прогулялся к Ферди Херлеманну напрасно.
– Теперь мы точно знаем две вещи: во-первых, что Херлеманн не причастен к расставленной для вас ловушке, разве что ненароком подал мысль заговорщикам. И во-вторых: виновные, несомненно, принадлежат к числу персонала банка Линденманн. Впрочем, это вполне объясняет точность исполнения всего маневра.
– Это нам мало что даст. В банке больше двух сотен служащих.
– Знаю, но раз нам все равно, с чего и с кого начинать, почему бы не приглядеться повнимательнее к тем, кто так или иначе имел отношение к делу?
– Кого вы имеете в виду?
Франц открыл блокнот.
– Ну, например, Рудольфа Шауба, охранника, который так вовремя заболел, что его пришлось заменять. Или Альдо Эрлангера, шофера, утверждавшего в суде, будто это вы на него напали…
– Оба – очень славные ребята, и в тех редких случаях, когда нам приходилось сталкиваться, относились ко мне на редкость дружелюбно.
– Возможно, но я не люблю совпадений, и, будь я председательствующим на этом суде, непременно поинтересовался бы, почему Шауб,
за десять лет ни разу не заболевший, свалился именно в тот день, и почему Эрлангер, не будучи вам ни сватом, ни братом, согласился ради вас нарушить установленный маршрут и сделать опасный объезд, рискуя потерять работу. Ведь он не мог не догадываться, что об опоздании доложат и придется давать отчет?– Эрлангера тронуло мое отчаяние… он же видел, как я боюсь за Дженни…
– Когда везешь такую сумму, не до чужих печалей.
– Да неужели же этот мир прогнил куда больше, чем мне казалось?
– Проработай вы с мое в полиции, вряд ли бы у вас еще остались иллюзии на сей счет… И что бы вы ни думали, Сенталло, по-моему, мы приближаемся к цели, и, возможно, вознаграждение Линденманнов еще попадет к нам в карман! Таким образом, я сделаю доброе дело и не без выгоды для себя. Чего ж больше желать?
– Плевать мне на деньги! Я хочу только добиться отмены приговора и полной реабилитации!
– Ничего не поделаешь, одно невозможно без другого. А кроме того, подумайте, Людовик, вы смогли бы предложить Эдит не только руку и сердце, но и сделать вполне приличный вклад в семейный бюджет, а тогда мы могли бы хорошенько обсудить вопрос, не сумеет ли папа вроде вас воспитать Курта настоящим мужчиной…
Шауб… Эрлангер… Нет, Сенталло никак не мог смириться с подобным предположением! Мир не так отвратителен, как думает Вертретер! Людовик снова бродил по Люцерну, стараясь избавиться от этих мыслей и от призрака Дженни. Он не хотел думать ни о чем. Довольно хитростей, лжи, смертей и угроз!
Сенталло спустился к озеру и, облокотившись о парапет, посмотрел в воду. Здесь все так чисто, прозрачно… Внушительные массивы Риги и Пилата настраивали на торжественный лад. Над озером поднимался легкий туман, застилая горизонт прозрачной дымкой. Контуры берега расплывались в лиловатой дали. Вес здесь говорило о радости жить на свете, а все мерзости повседневного существования среди людей уходили далеко, бесконечно далеко. Людовик сел на скамью лицом к озеру и, закурив сигарету, стал наблюдать, как сгущаются сумерки. В этот странный час, когда день уже кончился, а вечер еще не настал, Сенталло мечтал, будто до сих пор ему просто снился дурной сон. Расслабившись и разнежившись, он почти уверовал, что Дженни была лишь порождением его собственных фантазий. Потому-то он, в сущности, едва узнал Мину. А лицо Вилли Оттингера и вовсе почти изгладилось из памяти – кошмарное видение вернулось в породивший его мрак, лишь ненадолго мелькнув перед глазами. Сенталло чувствовал страшную усталость: игра, в которой сама смерть как будто превратилась в его преданную спутницу, невыносимо тяготила его.
Пока Людовик Сенталло таким образом изучал глубины своего подсознания, комиссар Готфрид Лютхольд слушал доклад инспектора Вертретера о ходе расследования. Когда Франц умолк, комиссар потребовал уточнений.
– Значит, по-вашему, смерть Оттингера – прямое следствие убийства Мины Меттлер?
– Я в этом убежден. Впрочем, в обоих случаях почерк один и тот же.
– Да… И вы по-прежнему уверены, что Сенталло не виновен?
– Он не мог убить Мину, поскольку я за ним следил, правда, издалека, но все же заметил бы, подойди кто-нибудь близко. Уверяю вас, Людовик стоял совершенно один, пока я к нему не присоединился.