Ловушка для "Тайфуна"

— Как давно производятся эти автоматические винтовки? — задал Иден вопрос Молотову.

— С весны этого… Простите, прошлого, 1941 года. Но в войска стали поступать только в конце лета. В гвардейские и ударные части, вроде данной бригады. Да и то, как вы видите, на всех их не хватает, и артиллеристов и технических специалистов приходится вооружать карабинами или более слабыми пистолетами-пулемётами.

На следующее утро, во время пресс-конференции в Новгороде, министру иностранных дел Великобритании пришлось много говорить о союзнических отношениях, о страданиях под оккупацией русского народа, о героизме солдат Красной Армии. А свои мысли о том, как не допустить большевиков в Европу, он отложил до возвращения в Лондон. Ведь ему ещё предстояли переговоры и с Молотовым, и со Сталиным в Москве. Вот он и попытается во время этих раундов прощупать их планы на усиление роли России в Европе. Ну, и необходимо посмотреть на их реакцию на предложение вступить в войну с Японией. Уж этот шаг точно ослабит большевиков и отвлечёт их от европейских дел!

30

Установка турбовинтовых двигателей на дальний бомбардировщик Ер-2 превратила его из ленивой, раскормленной коровы во вполне приличный самолёт. Что ни говори, а творению Роберта Бартини, к которому для превращения сугубо гражданской «Стали-7» в боевую машину приложил руку Владимир Ермолаев, с двигателями М-40 и М-105 откровенно не хватало мощности используемых моторов. Отсюда и просто невероятно длинный разбег на взлёте, доходящий до двух километров при максимальной бомбовой загрузке, слишком медленный набор высоты (чтобы «забраться» на пять километров, требовалось потратить более шестнадцати минут). А с новыми моторами машина просто преобразилась. К тому же, «ермолаева», получившего долгожданные мощные двигатели, немедленно начали модернизировать.

Модернизация пошла по пути установки нового оборудования, обеспечивающего повышение боевых качеств самолёта. Александр Евгеньевич Голованов, командир авиационной дивизии дальнего действия, вначале носившей номер 81, а с декабря 1941 получившей № 3, помнил, как в составе его группы турбовинтовые Ер-2 вылетали на первую бомбардировку Берлина и проявили себя в том полёте отлично. И сразу же вскоре после этого одновременно шесть машин отправили на доработку: устанавливать новое оборудование, позволяющее бороться с радиолокационными станциями противника.

Дивизия Голованова регулярно летала бомбить Берлин, Кёнигсберг, Варшаву, другие промышленные и транспортные центры Германии, пока фронт не приблизился к Ленинграду. Немцы привычно списывали эти бомбёжки на англичан, но у них стали появляться и ночные истребители, которые наводились на самолёты авиации дальнего действия локационными станциями, разворачиваемыми близ этих объектов.

Вот тут и сказали своё слово «ерки», получившие совершенно новое оружие и новейшие приборы. А конкретно — реактивные снаряды, способные уничтожать локаторы.

Выглядело это примерно так: впереди формации, летящей на задание, шла пара Ер-2, аппаратура которых засекала где-то внизу радиоизлучение, характерное для немецких «радиоуловителей самолётов». С подкрыльевой подвески «ерёмы» производился запуск эрэса, который сам наводился на источник этого излучения. И спустя несколько секунд где-то там, далеко на земле, вспыхивала искорка, извещавшая о том, что ночных истребителей на этом участке маршрута сегодня не будет. Редко, когда приходилось делать второй выстрел, если первый снаряд промахивался.

Эти же «ермолаевы», на которые установили авиационные локаторы, извещали и о приближении «ночников», от которых можно было либо уйти манёвром, либо отбиться огнём оборонительного вооружения. А ещё — находили крупные цели, вроде железнодорожных станций и колонн техники. Находили, подсвечивали осветительными бомбами в условиях светомаскировки, чтобы ТБ-7 или, как их стали теперь называть, Пе-8, могли нанести прицельный бомбовый удар.

Голованов прекрасно помнил и другое: то, насколько ненадёжными были первые машины конструктора Ермолаева, поступившие в войска в начале 1941 года. Но потом что-то случилось на Воронежском авиазаводе (случилось в хорошем смысле), и сразу же исчезли проблемы с гидравликой, заеданием приводов бомболюков, отказами электрооборудования. И машина действительно стала неплохим дальним бомбардировщиком. А ещё — дальним высотным авиационным разведчиком, реально способным пролететь 5–6 тысяч километров хоть днём, хоть ночью.

Отказы, разумеется, случались. Но вовсе не в таком количестве, как на машинах первых серий, которые, по слухам, потеряли уже все. Были и боевые потери, когда полкам АДД приходилось выполнять несвойственные им задачи в прифронтовой зоне в дневное время. Даже несмотря на обязательное при этом истребительное прикрытие: кого-то «доставали» вражеские истребители, кого-то — зенитная артиллерия противника. Но ни одной из них не случилось из-за отказа моторов: значит, не зря утверждали заводчане, что ресурс турбовинтовых двигателей, устанавливаемых на ТБ-7 и Ер-2, составляет тысячу часов.

Генерал-майору авиации (получил это звание за организацию и проведение успешных налётов на крупнейшие промышленные центры Германии) после перевода в декабре 1941 года в подмосковное Монино пришло с головой окунуться и в программу модернизации техники, состоящей на вооружении дивизии. Ведь бывшая 87-я ад теперь подчинялась непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования, и ей полагалось выполнять наиболее ответственные задания. А значит, и на её оснащение шло всё самое наилучшее.

Получили новые наименования и входящие в неё авиаполки. Теперь они именовались 746-й апдд (10 ТБ-7), 747-й апдд (10 Ер-2), 748-й апдд (20 Ил-4) и 433-й резервный авиаполк ТБ-7. Ер-2 и ТБ-7 — только с турбовинтовыми двигателями, а Ил-4 — настолько глубоко модернизированный в сравнении с его ранней версией, именовавшейся ДБ-3Ф, что стал, по сути, новой машиной. Избавившейся от целого ряда таких недостатков, как высокую неустойчивость в полёте по всем трём осям, отсутствие глушителей-пламегасителей. Резко подняли надёжность двигателей М-88, снизили длину разбега, увеличили на километр потолок полёта и на 15 километров в час — максимальную скорость. Самолёт так и остался довольно сложным в управлении и ограниченно годным для дальней авиации (особенно из-за единственного пилота в составе экипажа, что превращало полёты на максимальную дальность в адский труд), но повышение надёжности техники не могло не радовать.

Штаб дивизии по настоянию Сталина перенесли в Москву, освободив для этого часть здания Академии имени Жуковского. Причём, распоряжение об этом отдал не Председатель ГКО, а начальник Главного управления тыла РККА генерал-лейтенант Хрулёв, и выполнен приказ Андрея Васильевича о выселении прежних «жильцов» был в течение суток. Разумеется, за ним стоял товарищ Сталин, при Голованове звонивший Хрулёву о необходимости найти самое удобное место для штаба дивизии, но свежеиспечённого генерал-майора просто поразило, насколько быстро оказалось исполнено распоряжение Вождя.

Тем не менее, весь комплекс Академии 3-я авиадивизия не получила. Часть их осталась за некими «курсами повышения лётного состава», которыми командовал… старый знакомый Александра Евгеньевича, дважды Герой Советского Союза Яков Владимирович Смушкевич. Эти совершенно невнятные курсы, по мнению Голованова, были просто немыслимым понижением для Смушкевича, ещё недавно занимавшего должность генерала-инспектора ВВС.

Но пришедший проведать соседа прославленный лётчик-истребитель обиженным не выглядел. Наоборот, был полон энтузиазма, глаза светились азартом как у человека, который обрёл цель жизни.

Да, до командира дальнебомбардировочной авиации доходили слухи, что Смушкевичу сделали сложнейшую операцию, заменив раздробленный в авиапроисшествии бедренный сустав протезом. Да так удачно, что даже лёгкой хромоты не осталось. При встрече выяснилось, что Яков Владимирович вот-вот станет отцом (история погибшей единственной дочери Смушкевича в своё время потрясла Голованова). Да только, как оказалось, причиной душевного подъёма «соседа» были не только эти радостные события, а то ДЕЛО, которым он теперь занимался. Какое именно — Смушкевич пока не раскрыл, но пообещал: