Ложь, наглая ложь и статистика. Приемы, которые помогут видеть правду за цифрами

Я и сам работал над этим навыком. Несколько лет назад я перепостил график, который демонстрировал резкий рост сторонников однополых браков. Эта тема вызывает у меня интерес, и я хотел поделиться новостями. Я задержался, только чтобы проверить, что график вроде бы напечатан в уважаемой газете, – и сделал репост.

Первый ответ: «Тим, а ты посмотрел на оси?» У меня внутри все оборвалось. Посмотри я на этот график какие-нибудь лишние пять секунд, и я заметил бы, что он не верен: шкала времени была искажена, чтобы создать впечатление быстрого роста. Да, график показывал, что число сторонников однополых браков растет, но мне нужно было не репостить его, а сохранить в папочку «неправильная визуализация данных». Эмоции одержали надо мной верх.

Я и теперь делаю подобного рода ошибки – но, надеюсь, не так часто.

Я совершенно точно стал осторожнее, и теперь я чаще замечаю это поведение у других. А так вели себя очень многие в первые дни пандемии, когда полезная, на первый взгляд, информация распространялась быстрее самого вируса. Был один такой текст – им делились в соцсетях и по электронной почте, – автор которого с небывалой уверенностью объяснял, как отличить Covid-19 от простуды, вселял в людей надежду, сообщая, что в теплые дни вирус погибнет, и делился своей ошибочной теорией, что нужно избегать холодной воды, а теплая якобы убьет любой вирус. Этот пост иногда приписывали «дяде моего приятеля», иногда «руководству Стэнфордской больницы», а то и просто какому-то невинному и ни о чем не подозревающему врачу-педиатру. Что-то в нем было верно, но в целом это были домыслы и заблуждения. И все равно разумные в обычное время люди вновь и вновь репостили этот текст. Почему? Потому что они хотели помочь другим людям. Они не могли понять, что к чему, им попались на глаза вроде бы полезные советы – и им казалось, что они обязаны ими поделиться. Желание вполне естественное, намерения благие – но поступок отнюдь не разумный⁸.

Прежде чем повторять какой-бы то ни было статистический факт, я прежде всего пытаюсь понять, какие чувства он у меня вызывает. Не то чтобы этот способ работает бесперебойно, но он безвреден, а зачастую очень полезен.

Эмоции – это невероятная сила. Мы не можем от них избавиться, даже если бы попытались. Но мы можем – и должны – замечать, когда они затуманивают наш рассудок.

В 2011 Гай Майраз, в те годы – специалист по поведенческой экономике в Оксфордском университете, – провел исследование того, как люди выдают желаемое за действительное⁹.

Майраз показал испытуемым графики, на которых цена товара то росла, то падала. На самом деле это был фрагмент из старых биржевых новостей, но Майраз говорил, что на графиках изображены недавние изменения цены зерна. Он попросил каждого участника предсказать, что будет дальше с ценами, и пообещал награду, если их пророчества сбудутся.

Но, кроме того, Майраз разделил испытуемых на две группы. Половине сказали, что они будут «фермерами», для которых рост цен на зерно означает дополнительный доход. Остальные были «пекарями», которых ждал бонус в случае, если зерно будет дешевым. Выходит, что испытуемые могли заработать дважды: сначала за правильный прогноз, а затем, если повезет, за то, что цена изменилась в соответствующую сторону. Но Мавраз обнаружил, что перспектива заработать, если им повезет, повлияла на прогноз. Фермеры надеялись, что цены на зерно вырастут, а также предсказывали, что это произойдет. Надежды и предсказания пекарей были прямо противоположны. Это классический случай принятия желаемого за действительного, когда надежда влияет на рассудок.

Экономисты Линда Бэбкок и Джордж Левенштейн провели другой эксперимент: испытуемым дали показания с реального судебного процесса об аварии с мотоциклом. Им в случайном порядке приписали роли: кто-то стал адвокатом истца (утверждавшим, что потерпевший мотоциклист должен получить за свои убытки 100 000 долларов), а кто-то – адвокатом защиты (утверждавшим, что дело надо закрыть или же значительно снизить выплаты).

Испытуемым пообещали денежное вознаграждение, если они убедительно представят дело со своей стороны и смогут добиться выгодной сделки с другой. Кроме того, им пообещали дополнительный бонус, если они верно угадают, каково было решение судьи на самом деле. Прогнозы не должны были влиять на их «роли», но и в этом случае их рассуждения напрямую зависели от их надежд¹⁰ [4] .

4

В обоих случаях не исключено, что на прогнозы повлиял не денежный бонус (весьма незначительный), а эмоциональная составляющая роли. В любом случае от того, с какой стороны они смотрели на ситуацию, напрямую зависели принятые ими решения.

Психологи называют это «мотивированной аргументацией». Мотивированная аргументация означает, что наши взгляды на тот или иной предмет преломляются – замечаем мы это или нет – через призму нашей цели. Когда мы смотрим футбольный матч и команда противника нарушает правила, мы это замечаем, но огрехи нашей команды остаются вне поля нашего зрения. Мы с большей вероятностью заметим что-то, если мы хотим это заметить¹¹.

Возможно, самый удивительный пример этого феномена – люди, которые отрицают, что ВИЧ, вирус иммунодефицита человека, вызывает СПИД. Некоторые говорят, что и ВИЧ-то выдумка, но в любом случае такой подход означает отказ от стандартных методов лечения, которые сегодня очень эффективны. К сожалению, ряд известных сторонников этой теории подписали и себе, и своим детям смертный приговор. Но, должно быть, эти убеждения помогали им сохранить спокойствие, особенно во времена, когда лечение было менее эффективным и вызывало более серьезные побочные действия, чем сегодня. Казалось бы, эта прискорбная теория должна была уже исчезнуть с лица земли, да не тут-то было. Согласно одному опросу среди определенной группы мужчин в США, почти половина опрашиваемых считали, что ВИЧ не вызывает СПИД, и более половины – что общепринятые методы лечения приносят больше вреда, чем пользы. Ряд опросов людей, живущих со СПИДом, показал, что «отрицатели» составляют от 15 % до 20 % опрашиваемых. Такие опросы нужно проводить тщательно, с рандомизированной подборкой людей, чего в этих случаях не было, так что результаты могут быть ошибочны. Но, как бы то ни было, эта теория показывает, что большое число людей отрицают общепризнанные научные взгляды, и это ставит их жизнь под угрозу¹².

В марте 2020 года я тоже наблюдал, как люди выдают желаемое за действительное. Исследователи из Оксфорда опубликовали модель пандемии, напоминающую айсберг, лишь самая верхушка которого видна на поверхности. Согласно этой модели, есть вероятность, что коронавирус распространен гораздо шире, чем считалось, но и менее опасен. Оптимист мог вывести из этого, что худшее скоро останется позади. Среди эпидемиологов эту теорию разделяли немногие, так как подтверждений тому, что большинство людей испытывают практически незаметные симптомы, исследователи данных не находили. Вообще же одним из главных выводов работы оксфордской группы было то, что, если мы хотим докопаться до истины, нам позарез нужны более надежные данные. Но этот посыл не получил широкого распространения. Вместо этого распространились «хорошие новости», потому что именно таких новостей все мы ждали.

Принятие желаемого за действительное – не единственный, но очень популярный вид мотивированной аргументации. Наша вера основана отчасти на том, во что мы хотим верить. Человек с ВИЧ будет чувствовать себя спокойнее, веря, что вирус не вызывает СПИД и не передается при грудном вскармливании. «Фермеру» хочется правильно спрогнозировать цены на зерно, но он также хочет заработать, так что алчность искажает его прогнозы. Политическая активистка хочет, чтобы политики, которых она поддерживает, были мудрыми, остроумными и неподкупными. Факты, говорящие об обратном, она постарается проигнорировать или отвергнет.

А искусствовед, обожающий Вермеера, приходит к выводу, что перед ним не подделка, а шедевр.

Абрахам Бредиус промахнулся, потому что принял желаемое за действительное. У него было слабое место: любовь к религиозным картинам Вермеера. Таких было только две, одну из них, «Аллегорию веры», он сам и обнаружил, и она была в его коллекции. Другая картина, «Христос в доме Марфы и Марии», была единственной работой Вермеера на библейскую тему. Бредиус изучил ее в 1901 году и пришел к выводу, что это ни в коем случае не Вермеер. Другие критики с ним не согласились, и со временем все стали считать, что Бредиус ошибся, – в том числе и сам Бредиус.

Обжегшись на этой истории, Бредиус твердо решил не повторять больше своей ошибки. Он знал и любил Вермеера как никто другой и стремился реабилитировать себя, признав следующую находку шедевром Вермеера.

Кроме того, его заворожила пропасть между «Марфой и Марией», ранней картиной на библейскую тему, и более самобытными картинами, которые Вермеер написал спустя несколько лет. Что скрывалось в этой пропасти? Как хорошо было бы, если спустя все эти годы нашлась еще одна его библейская работа!

У Бредиуса была еще одна любимая теория: он считал, что в молодые годы Вермеер путешествовал по Италии и был поражен религиозными работами великого итальянского художника Караваджо. Это был чистый воды домысел: о жизни Вермеера нам мало что известно. Неясно даже, видел ли он хоть одну работу Караваджо.

Ван Мегерен прекрасно знал о гипотезах Бредиуса и создал для него ловушку: «Эммаус». «Эммаус» – большой, прекрасный холст на библейскую тему, композиция которого явно вдохновлена Караваджо, что Бредиус всегда и утверждал. Ван Мегерен добавил несколько псевдовермееровских деталей, используя живописные приемы семнадцатого века. На хлебе, который преломляет Христос, блики света написаны жирными точками белой краски, или pointilles, – точь-в-точь как на знаменитой жемчужной сережке. С годами краска затвердела и потрескалась.