Ложная девятка

В результате на вызов приехал не просто фельдшер или врач, а целый заведующий подстанцией, доктор Гусев, дочь которого училась в нашей школе, и мама была у неё классной руководительницей.

Гусев, помимо того что руководил городской скорой, был еще и ортопедом, так что моя ситуация как раз по его части.

Он меня осмотрел, заново перебинтовал, а потом обратился к матери:

— Елена Тимофеевна, можете не переживать. Здесь простой ушиб. Да, достаточно сильный, но ничего страшного я не вижу. Нет, если хотите, то я могу отвезти Славу в больницу на рентген, но я вас уверяю, что это лишнее. Скоро он снова заиграет за наше «Торпедо». Слав, как сыграли-то?

— 8:8, Владимир Сергеич, — вопрос доктора Гусева заставил меня улыбнуться.

— Ну молодцы! А ты что? Отметился в протоколе? Или так, проехался, чтобы тебе на ногу наступили?

— Обижаете, товарищ Гусев! 6 голов и две голевые передачи.

— Шесть плюс два?! — удивился доктор. — Это что, ты, считай, в одиночку ничью сделал?

— Ну, футбол игра командная, но факт есть факт: шесть плюс два. Всё верно.

— Нууу, — протянул он, — тогда понятно, почему тебе по ногам оттопались, я бы за такое издевательство еще и попрыгал бы на твоём копытце.

— Что вы такое говорите, доктор! — взвизгнула мама. — Разве так можно?

— Да что вы, Елена Тимофеевна, шучу я, шучу. А Славик молодец и большой талант. Ему бы в настоящей команде играть, а не у нас в «Торпедо». Ладно, мы закончили. Давай, бомбардир, поправляйся, — с этими словами доктор пожал мне руку и, попрощавшись с мамой, уехал.

Когда дверь за ним закрылась, я сказал матери:

— Мам, ты, пожалуйста, позвони домой сразу же, как только приедут тренеры «Спартака».

— Зачем это? — удивилась она.

— Как зачем? Вы же обо мне будете разговаривать. Логично, что я должен присутствовать при этом разговоре. Или нет?

— Логично, логично. Да, я сразу же позвоню, не переживай.

— Хорошо, и спасибо большое. Я очень хочу попробовать себя в футболе по-настоящему. А насчёт моего образования не переживай. Переведусь в Орёл, поживу там в интернате, в этом нет ничего такого. А после десятого класса сразу в институт пойду, твой родной, педагогический.

— Вот как? В педагогический? Тебе же никогда не нравилась эта идея?

— А это не то, что ты говорила. Я поступлю на физическое воспитание и буду учиться и играть в футбол за орловский «Спартак». А потом, когда всё у меня получится, просто переведусь в Москву, или в Ленинград с Киевом, не знаю. Там видно будет.

— Переведёшься? Зачем?

— Как зачем? Я же не вечно в Орле буду играть. Как переберусь в команду высшей лиги, так и переведусь в другой институт. Это в порядке вещей. Я выяснял, — на самом деле нет, не выяснял, а помнил из будущего/прошлого. Но маме об этом знать не обязательно.

— Выяснял он, ну-ну. Я так посмотрю, что ты построил очень далеко идущие планы насчёт футбола.

— Ну да, построил. А чего мне их не строить, если у меня и правда получается?

— Во-первых, не «нукай», сколько раз я тебе говорила, что не терплю все эти слова-паразиты: «ну», «это» и прочий мусор. Изволь выражаться как культурный человек! А во-вторых, посмотрим. С отцом, как я понимаю, вы об этом уже говорили?

— Конечно. С тобой я тоже хотел много раз обсудить. Но у тебя на всё всегда один ответ был: «футбол — это глупость, и я не позволю ему мешать твоему образованию», — припомнил я матери её же слова. — Как видишь, это не глупость.

— Ты как с матерью разговариваешь? — мгновенно вспыхнула она. — И я сама решу, что глупость, а что нет. А сейчас будь добр отправляйся в душ, от тебя несёт как от конюха, а потом марш в свою комнату.

— Хорошо, — я не стал дальше развивать конфликт, и хоть мне и было что сказать, я решил подчиниться. — Папа, значит, на неделю уехал?

— Да, он так сказал. Всё, разговор окончен.

* * *

На следующее утро я подскочил с рассветом. Уснул я с трудом из-за обилия мыслей о будущем, и они же заставили проснуться без будильника.

Правда, «подскочил» — это слишком сильно сказано. Нога, зараза такая, за вечер и ночь распухла еще сильнее и болела.

Так что по пустой квартире (мама ушла ни свет ни заря) я передвигался медленно и печально.

Умылся, почистил зубы, позавтракал и завалился на диван в гостиной с подшивкой «Советского Спорта», который выписывал отец.

Главная спортивная газета страны должна была помочь мне скоротать время до звонка матери.

Глава 9

Утро у Елены Тимофеевны началось не с кофе. Вернее, и с него тоже, но это так, мелочи жизни.

По-настоящему новый день она начала с того, что как следует отчитала трудовую бригаду седьмого «Б», которая вместо того, чтобы разобрать хозяйственный инвентарь, оставшийся после вчерашних работ, устроила какой-то дикий шабаш.

Ребята, да и девчонки тоже, вооружившись мётлами, лопатами и невесть откуда взявшимися крышками от огромных кастрюль, начали разыгрывать самую настоящую средневековую битву.

Колька Савельев, обычно тишайший отличник и гордость своих родителей, так и вовсе надел на голову горшок для цветов, залез на подоконник, подвязал какую-то тряпку, хорошо хоть чистую, на манер бороды, и начал изображать из себя Александра Невского, ну или актера Черкасова из одноименного фильма.

— Кто с метлой к нам придёт, от метлы и погибнет! Вперед, братья, отстоим землю русскую от идолищ поганых! Ой, Елена Тимофеевна, здравствуйте…

— Савельев! Быстро слезай с подоконника! Это как вообще понимать?! Что вы мне тут устроили?! А еще пионеры! Чтобы через пять минут здесь всё было чисто, а не то я вам такое устрою…

Неизвестно, что собиралась устроить самая строгая учительница истории в городе своим ученикам, но наверняка ничего хорошего.

Савельева с его воинами русскими, а также идолищ поганых спас завхоз школы, Иван Козьмич Митрофанов, старый, но всё еще крепкий фронтовик, который прошёл всю войну под командованием генерала Катукова и закончил её на Зееловских высотах.

Митрофанова в школе, да и в городе очень уважали, как-никак он был непосредственным участником боев под Мценском, тех самых, после которых четвертая танковая бригада стала первой гвардейской.