Лубянская ласточка
Шрифт:
– Все принес, как договорились. Еще раз прошу прощения за прошлый раз. Сами понимаете, столько «капусты» наличными не всегда удается собрать за такое короткое время. Капитал должен находиться в обороте. Деньги должны делать деньги, – назидательно произнес Рокотов.
Эдуард оставил это заявление без комментариев. Ему совсем не хотелось дискутировать с Рокотовым на экономические темы. Да и вообще ни о чем. Откровенно говоря, ему было просто неприятно находиться в компании с этим типом. Бутман презирал его. О чем с ним говорить, кроме как о цене за грамм золота, курсе доллара или фунта стерлингов на «черном рынке»? Но не это главное! Дело в том, что ему, рафинированному московскому интеллигенту, приходится встречаться с этим ничтожеством с вороватыми глазками. Два года назад Эдуарда с ним познакомил его тбилисский товарищ Миша Чачанашвили, крупный коллекционер и цеховик. В пригороде Тбилиси он имел подпольную обувную фабрику, которая шила обувь
– Как во что? – вытаращил тот глаза и с присущей ему беспечной откровенностью сказал: – Конечно, в доллары, генацвали. В доллары…
От него и узнал Эдуард о существовании Рокотова, который снабжал валютой большинство тбилисских и бакинских дельцов. Миша свел этих так не похожих друг на друга людей. С тех пор Бутман стал одним из клиентов Рокотова. С точки зрения деловых интересов они идеально подходили друг другу: оба были очень осторожными людьми. Об их контактах не знала ни одна живая душа. Они вдвоем разработали систему оповещения, сигналов безопасности и периодичности встреч. Тем не менее Эдуард понимал, что даже самая надежная конспирация не может выдержать длительной проверки временем. Где-то, когда-то, в чем-то может наступить сбой. Поэтому под влиянием информации, полученной от приятеля-академика, он твердо решил, что это будет его последняя встреча с Рокотовым. Судя по лежащему на столе счету, Рокотов заранее расплатился за обед. Он еще раз заверил Эдуарда, что все оговоренные условия выполнены, взял портфель, который был значительно тяжелее его собственного, кивнул на прощание и направился к выходу. Эдуард подозвал скучающего официанта, заказал себе судака по-польски, который в этом ресторане отменно готовили, и чашку чая. Закончив трапезу и расплатившись, он медленно пошел к своему автомобилю, оставленному на привокзальной площади. Однако сесть в него ему не пришлось. Два молодых парня крепко взяли его под руки, третий забрал из его рук портфель и быстро открыл дверку стоящего рядом такси. Мотор взревел, и через секунду оперативная машина, замаскированная под такси, неслась в сторону Лубянки. Ошалелый, бледный Эдуард, сидящий между двумя оперативниками, даже не пытался что-либо сказать. Казалось, он находился в глубоком трансе. Он так и не пришел в себя за десять минут езды до зеленого особняка.
Вернувшись в квартиру Бутмана, Натали быстро собрала в сумку свои немногочисленные вещи, не забыв даже зубную щетку.
«Вот и настал тот миг, ради которого было все задумано и так точно, без малейшего сбоя исполнено», – промелькнула мысль. В душе она ликовала. Характерно, что Натали ни разу не подумала об Эдике, о том страшном потрясении, которое его ожидает. О его в дальнейшем исковерканной судьбе. В мозгу пульсировала только одна мысль: «Я это сделала! Я добилась всего сама! Я стала богата!»
Она все до мельчайших подробностей продумала заранее, понимая, что в квартире произведут обыск, опишут имущество, составят подробный перечень коллекций… Затем опросят других коллекционеров, приятелей и знакомых Эдуарда, которые вхожи к нему в дом.
Расчет Натали был прост. Бутман имел некоторые особо ценные предметы антиквариата, которые не афишировал – они находились в его личном «запаснике». По-видимому, для этого имелись основания. Возможно, их украли из музеев или из частных коллекций, да мало ли?.. Натали это совершенно не интересовало. Главное, что о них никто не знал. Эти раритеты никогда не демонстрировались в мини-музее Эдуарда.
Натали быстро прошла в кабинет, подошла к письменному столу и из верхнего правого ящика взяла связку ключей. Одним из них открыла дверцу стоящего в углу комнаты полушкафа, вынула ящики и, не раздумывая, с точностью опытного хирурга просунула руку вглубь, предварительно повернув голову бронзового орла, гордо восседавшего на массивных золоченых часах, находившихся на верхней мраморной плите. Тут же внутри на задней стенке раздвинулась створка, за которой открылся небольшой тайник. Оттуда Натали вытащила завернутый в бархатную материю тяжелый предмет размером с атташе-кейс. Она не сняла материи… Она знала, что держит в руках бесценный шедевр работы самого Андрея Рублева! Через несколько столетий в Санкт-Петербурге на фабрике Фаберже мастером Михаилом Перхиным для рублевской иконы был сделан золотой оклад с венчиком. Икону в окладе, усыпанном драгоценными камнями и покрытом цветной эмалью с чудесной росписью, однажды расслабленный обильной выпивкой Эдуард в приступе хвастливой откровенности показал Натали.
Она была уверена, что Эдик на следствии сам не скажет о существовании иконы. Вероятнее всего, с ней связана какая-то темная история – иначе он бы не прятал это сокровище. Да о ней его
никто и не спросит. А он решит, что тайник в шкафу не обнаружили и икона по-прежнему в тайнике.Вот и все. Дело сделано… Теперь нужно поставить все на место, навести порядок и быстро уезжать.
Примерно в это же время закончилась операция по задержанию с поличным Рокотова. Захват был проведен у камеры хранения Ленинградского вокзала. Рокотов намеревался заложить в свой чудо-чемоданчик золото, полученное в обмен на доллары у коллекционера Бутмана, с которым он только что встречался на соседнем Ярославском вокзале. Дальнейшая судьба Рокотова широко известна. Приговор менялся два раза. Последний – высшая мера – расстрел!
Можно только добавить, что Рокотов родился на 30 лет раньше своего времени. В противном случае он, без сомнения, вошел бы в число современных российских олигархов.
Суд над Бутманом состоялся позже. Ему повезло: дело его не привлекло внимания советской общественности. Да и валютное состояние Бутмана не шло ни в какое сравнение с казной Рокотова. В результате Эдуард получил 10 лет лагерей, после которых эмигрировал с первой волной в Израиль. Правда, до «исторической родины» он не доедет. Какое-то время Бутман будет жить во Франции и через несколько лет окончательно обоснуется в ФРГ. Судьба ему уготовила новые встречи с Натали. Только командовать станет бывшая ученица. Кстати, ему и в голову никогда не приходило, что Натали являлась первопричиной всех его бед. Он был абсолютно уверен, что это Рокотов вольно или невольно навел чекистов на его след. На суде он ни разу не назвал имени Натали.
Через неделю была получена санкция на вербовку Наталии Наумовны Бережковской. А еще через два дня на очередной встрече в известном ей гостиничном номере Натали, ни секунды не колеблясь, приняла предложение о секретном сотрудничестве. Здесь и состоялась инициация еще одного источника информации вездесущего и всевидящего Комитета государственной безопасности СССР. Помимо того что Натали импонировала принадлежность к тайному корпусу добровольных помощников «рыцарей без страха и упрека», она в первую очередь гордилась тем, что сработал без малейшего сбоя задуманный ею план. Точнее, его первая, но очень важная часть. Она нисколько не сомневалась, что и впредь, когда это будет необходимо, она сможет переигрывать своих кураторов. И, в конце концов, осуществит свой план до конца! Будучи далеко не наивной, она понимала, что и со своей стороны ей придется пока «в поте лица» потрудиться на КГБ. Но это ее нисколько не пугало. Напротив, природный авантюризм и острая жажда приключений, наконец, смогут найти свой выход – она интуитивно это чувствовала. Общий баланс будет в ее пользу – в этом она тоже не сомневалась!
Под диктовку Виктора Петровича Натали дала подписку о согласии добровольно сотрудничать с органами КГБ и с этого дня подписывать свои агентурные сообщения псевдонимом «Мимоза». Почему Мимоза? Сегодня она вряд ли смогла бы ответить на этот вопрос. Вероятно, это был самый доступный по весне в Москве цветок.
Вторая часть плана оставалась пока тайной мечтой, в которую она не могла посвятить даже самых близких людей. Быть всю жизнь лишь пешкой, работая на комитет здесь, в Москве, она не собиралась. Ну а пока…
И тут, как по заказу, произошла для того времени совершенно необычная история. Истории любви молодой москвички и сотрудника посольства США Роя Кульриджа советские газеты внимания не уделяли. Но Натали затаив дыхание слушала передачи радиостанции «Голос Америки», которая на все лады расписывала жестокости советских властей, препятствующих «простому человеческому счастью», не позволяя Розе Яблонской, студентке Московской консерватории, заключить брак с дорогим ее сердцу Роем Кульриджем. Понадобилось вмешательство Государственного департамента США, а затем и обращение самого президента Ричарда Никсона к Хрущеву, чтобы добиться благополучной развязки. И вот счастливая Роза – теперь уже миссис Кульридж – благополучно отбыла в Соединенные Штаты вместе с мужем. Натали возликовала. Дорожка была проторена. Теперь шанс появился и у нее. То, что ей это удастся без международных скандалов, она нисколько не сомневалась. Ведь за ней теперь будет стоять всесильный КГБ!
…С Пьером Легаре Натали познакомилась на международной выставке в Сокольниках. Удачливый и расчетливый бизнесмен несколько лет весьма успешно сотрудничал с советскими внешнеторговыми организациями. В активе у него несколько контрактов по продаже химического оборудования, недавно открылось представительства фирмы в Москве. Легаре повезло: непредсказуемый советский лидер Никита Хрущев объявил о начале новой кампании в стране, перефразировав в кругу ученых специалистов странное высказывание Ленина о том, что «коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны». Не мудрствуя лукаво, Хрущев добавил к «электрификации» слово «химизация». Внешнеторговое объединение «Химэкспорт», забыв об экспорте, решило срочно приступить к переговорам о закупке дорогостоящего химического оборудования известной французской фирмы.