Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Фонарик замигал и погас.

ВАВИЛОН 2:78 233" S:2 54" / 34822.10.6 5:18:4

Запись полицейского допроса, подозреваемый 34822.10.6.502155, он же Аджабели Хузалатум Тараэмпсу, он же Либурнадиша Илиявилимраби Апсуумаша, он же «Черный». Подозревается в подрывной деятельности, терроризме, фальсификации храмовых записей, отсутствии регистрации иностранного подданного. Допрос ведет следователь второго ранга Набунаид Бабилишейр Рабишила.

Рабишила: Твоего народа больше нет. Оружие ваше уничтожено. Ты можешь все нам рассказать.

Подозреваемый: Цель была достигнута.

Рабишила: Какая же?

Подозреваемый: Дать вам надежду.

Рабишила: Что ты подразумеваешь под «надеждой»?

Подозреваемый: Теперь люди сражаются с богами в Гише и Сиппаре.

Рабишила: Это лишь горстка умалишенных с преступными побуждениями. Владыка Аншар их уничтожит.

Подозреваемый: А вы думаете, они последние? Двое богов уже погибли. Погибли от рук смертных. И что бы солдаты Аншара ни сделали в Сиппаре. этого уже не изменишь. Моя участь мне тоже безразлична.

Рабишила: Ты безумен.

Подозреваемый: Я говорю серьезно. Придет день – не при моей жизни, да и не при вашей, – но он придет, день, когда все вы станете свободными.

VII Городской солдат

Спустя несколько месяцев Ища подобрал корабль «Упекха». что в переводе значило «Бесстрастие», который принадлежал обособленной кочевой цивилизации с самоназванием Братство, расположенной в семнадцати световых годах от Вавилона. Корабль из класса ионных ракет на топливе из антиматерии, длиной в четверть лиги и диаметром в два раза больше, мог достичь скорости в две десятых световой, но развивал ее очень медленно. Пятнадцать лет он провел в доке Вавилона-Борсиппы, стартовал оттуда месяца за четыре до Шествия Зерна и сейчас направлялся к звезде, которую в Братстве называли Метта. На древнем священном языке монахов и монахинь Братства имя звезды означало «доброта».

* * *

Когда монахи с «Упекха» взяли Иша на борт, он был почти мертв. Его сердце не билось уже несколько недель, а вместо собственного кровообращения работала система жизнеобеспечения платформы, поставлявшая остатки кислорода в мозг, накачанный криопротекторами и охлажденный почти до температуры кипения азота. Спасательная команда должна была с максимальной быстротой извлечь его из капсулы и подключить к своей системе жизнеобеспечения. Причем те военные усовершенствования, которыми тело Иша наделили в Лагаше, лишь усложняли задачу; однако они справились. Спустя некоторое время он вернулся к жизни.

Иш так до конца и не понял, что привело «Упекха» в Вавилон. Большинство монахов и монахинь прекрасно говорили на вавилонском – некоторые даже родились в городах, – но их идеи и представления были настолько чужды Ишу, что почти не имели для него смысла; правда, он не особо-то и стремился разобраться. Богов у них не было, и молились они – насколько уразумел Иш – своим предкам или учителям своих учителей. Они сказали, что ищут кого-то по имени Татхагата, что в переводе на вавилонский, как пояснила одна из монахинь, означало «тот, кто обрел истину». Этот Татхагата умер много лет назад на планете из системы звезды Метта, и почему монахам и монахиням потребовалось искать его в Вавилоне, Иш уяснить никак не мог, как, впрочем, и многого другого.

– Но его мы не нашли, – сказала монахиня. – А нашли тебя.

Они находились в центральном отсеке «Упекха», где Иш, проведший раннее детство на ферме, пытался освоить особенности садоводства в космосе. Монахи не требовали, чтобы он работал, но ему было неловко бездельничать. К тому же это всяко лучше, чем оставаться наедине со своими мыслями.

– И что вы со мной сделаете? – спросил Иш.

Монахиня – имя которой, Аррахасампада, переводилось как «та, что всегда на страже», – посмотрела на него очень странно и сказала:

– Ничего.

– А вы не боитесь, что я… ну, могу что-нибудь натворить? Сломать что-то или кого-нибудь ранить?

– А ты можешь? – спросила Аррахасампада.

Иш задумался. Повстречавшись с экипажем «Упекха» на поле боя, он уничтожил бы их без колебания. В Апсу у него не было сомнений. Он ждал возможности убить кочевников, повинных в трагедии на Шествии Зерна, с чувством, основу которого составляла жажда мести, кровожадности как таковой он почти не ощущал. Но эти кочевники – другие, и по отношению к ним он ничего подобного не испытывал.

Исходя из того, где и в каком состоянии братья и сестры обнаружили Иша, они могли бы догадаться, кто он и откуда здесь взялся. Но, похоже, они в это не вникали. С Ишем обходились по-доброму, однако он подозревал, что точно так же монахи обращались бы и с раненой собакой.

Эта мысль, несколько унизительная, странным образом приносила и облегчение. Экипаж «Упекха» не знал, кем Иш был прежде, что и почему он сделал. Поэтому и о его провале они тоже не знали.

* * *

Врач, пожилой монах, которого Иш называл доктор Сам – его непроизносимое для Иша имя означало «тот, кто ведет уравновешенную жизнь», – объявил, что Иш может покинуть изолятор. Аррахасампада и доктор помогли Ишу обставить каюту растениями из сада и небогатыми излишками мебели на борту, проявив поразившее Иша внимание к его вкусу и пристрастиям. В итоге его жилище, конечно, не стало похожим на вавилонское, но все-таки чувствовалось, что оно принадлежит Ишу, а не чужеземцу.

Аррахасампада спросила его о разбитой иконке, залитой в резиновый блок, и Иш попытался объяснить.

Монахиня и доктор Сам замолчали и надолго задумались.

* * *

Дней восемь или десять Иш их не видел. Но однажды, вернувшись усталым и запыленным из сада, он застал их в ожидании около его каюты. У Аррахасампады в руках был пакет с апельсинами, а доктор держал большой ящик, видимо, сделанный из лакированного дерева.

Иш впустил их, а сам прошел в дальнюю часть каюты умыться и переодеться. Когда он вернулся, они раскрыли ящик, оказавшийся чем-то вроде иконостаса или киота, наподобие тех, какие монахи и монахини используют, чтобы чтить предков. Но там, где должен был размещаться свиток с именами, обнаружилась ниша, как раз подходящая по размеру для его иконы.