Лучшее, что может случиться с круассаном
Шрифт:
В конце его The First держал безвольно валявшегося на полу охранника.
– Уже? Черт подери, ну ты даешь!..
– Брось глупости и поторопись, надо связать его и сунуть ему кляп.
– Не надо на меня орать, у меня сразу же начинается стресс. Я уже по горло сыт твоим гнусным характером.
– Что ж, если тебе не нравится, как я действую, следующего охранника предлагаю убрать тебе, мешок с дерьмом.
– Вы только послушайте этого гуру… А кто тебя первый освободил, а? Не вмешайся этот мешок с дерьмом, из тебя бы живьем отбивную сделали.
– Тоже мне вмешался – камикадзе. Чудо, что
– Между прочим, даже без зубов я все равно буду симпатичнее, чем вы, дон Крутой.
Несмотря на перебранку, нам удалось намертво связать охранника, прежде чем он пришел в себя. На этот раз мы использовали его собственный ремень, чтобы связать руки, разодранную рубашку для ног, другую – для кляпа и добавили к нашей добыче дубинку и пистолет, не считая того, по чему я уже так давно тосковал: пару ботинок моего размера. Не очень приятно ходить в чужой обуви, но это лучше, чем шлепать в носках и скользить на каждом шагу.
– Так где Дюймовочка?
– Не знаю, в одной из комнат. Сходи поищи, а я пока спрячу этого и пороюсь в аптечке.
По всей видимости, здесь была аптечка, и, похоже, в первой же из комнат, потому что именно туда пошел The First. Я двинулся вдоль по коридору, заглядывая в глазки всех дверей. Вот комната, где сидел я, ширма все еще валялась на полу. Третью занимала Спящая Красавица, лицо которой было мне знакомо. На ней был белый халат, который придавал ей несколько похотливый вид, как девицам, переодетым медсестрами, которые рекламируют секс по телефону.
Я вошел в комнату, сел на кровать рядом с Дюймовочкой и осторожно потормошил ее.
– Дюймовочка, это я, Пабло, слышишь?
Ока улыбнулась сквозь сон.
– Приве-е-ет, как дела?… А ты что?… Что ты здесь?…
Впервые в жизни я отбросил все свои дурные буржуазные привычки и ударил женщину, влепив ей две хорошие пощечины. Она обиженно посмотрела на меня. «Я понесу тебя, – сказал я, – постарайся мне помочь». Я взвалил ее на плечо, как Тарзан, но Дюймовочка весит столько, сколько две Джейн и одна Чита вместе взятые, и мне стоило немалых трудов пронести ее по коридору с вышедшим из строя коленом, выполнявшим исключительно роль шарнира. Дойдя до стола охранника, я усадил на него Спящую Красавицу и прислонил к стене.
В этот момент появился The First. Мне очень не понравился взгляд, который он бросил на Дюймовочку.
– Я нашел спирт, вату, снотворное, обезболивающее, шприцы, ножницы, скальпель… Даже кетгут и стерилизованные иглы…
Я подумал, что мой Неподражаемый Брат тоже, наверное, видел фильмы с Роджером Уилко.
– Слушай, не знаю, как ты, но я собираюсь убраться отсюда поскорее и напиться по дороге к травматологу, так что я не понимаю, зачем нам все это.
– Убраться отсюда?
– Да, убраться, go out…
– Понятно.
– Что случилось, опять загадки? Но ведь как-то же отсюда можно выбраться? У нас три пистолета, дубинка и фарфоровая собачка. Если со всем этим мы не прорвемся…
– Куда прорвемся? С тех пор как ты удрал, по всей Цитадели рыщет маленькое войско, а когда они получат подкрепление, то узнают, что сбежали и я, и твоя девица.
– Цитадель? Ты сказал «Цитадель»?
– Да, именно. Надо спрятаться где-нибудь в надежном месте, чтобы разработать план
побега. Ты почти не можешь идти, я не могу драться, а твоя девица вообще как колода.– Это не моя девица, это приятельница stricto sensu, [56] договорились? И не надо на меня пялиться. Ты не знаешь какого-нибудь китайского приема, чтобы разбудить человека?
The First снова исчез в аптечной комнате и вышел с белым пузырьком. От пузырька воняло нашатырным спиртом. The First поднес его к носу Дюймовочки.
– Пабло…
– Не волнуйся, это от снотворного. Все моментально пройдет, надо только немного постараться.
– Но ты?… Ты что здесь делаешь?
56
В строгом смысле слова (лат.).
– Черт подери, Дюймовочка, разве не понятно? Я пришел тебя спасти.
– Разбивая стены коленями, – вставил мой Неподражаемый Брат, который, по всей видимости, пребывал в прекрасном настроении и хотел как можно скорее выплеснуть его излишки на нас.
До Дюймовочки наконец дошло, что мы заодно, и она прикрыла рот рукой, видя, как умело потрудились над лицом The First.
Только такому слюнтяю, как он, могло прийти в голову взять ее другую руку и поцеловать ее.
– Очень рад познакомиться. Меня зовут Себастьян, Себастьян Миральес. Брат Пабло.
– Правильнее сказать, сын тех же родителей, – уточнил я.
– Очень приятно. Хосефина. Я много про тебя слышала.
– Много? Кто это тебе про него рассказывал? Уж только не я…
– Слушай, на твое лицо прямо больно смотреть…
– Пустяки, всего лишь небольшие спецэффекты. Меня привязали к стулу и допрашивали.
– …не помню, чтобы я хоть раз тебе о нем говорил… слышишь?
– Тебе, наверное, очень больно?…
– Да нет, все дело в самоконтроле. Тренированный ум может даже боль воспринимать как нечто иное.
– Дюймовочка-а-а, эй, ты меня слышишь?
– Да-а-а, отстань, зануда, не видишь разве, что я говорю с твоим братом?… Конечно, я на тебя зла. Как ты мог бросить меня одну ночью? А потом из машины выскочили двое каких-то типов и заткнули мне рот платком…
– Так он тебя бросил?
– Сам слышал.
– Ладно, не обращай внимания, он ведь выпивает.
– Выпивает? Да я своими глазами видела, как он выхлестал бутылку водки за два часа.
– Но теперь все в порядке, верно? – пришлось вмешаться мне. – Не время заниматься семейными дрязгами.
The First сказал, что пойдет доупаковывать наши причиндалы, и я на минутку остался наедине со спасенной принцессой.
– Ты мне не говорил, что у тебя такой милый брат.
«Милый», она сказала «милый». Не «симпатяга», не «клевый», не «очаровашка». Она сказала «милый» – точь-в-точь как в телесериалах.
– Дюймовочка, умоляю, у него не лицо, а географическая карта.
– Да, но у него хорошая фигура, такой стройный. И потом, видно, что в нормальном состоянии он просто очаровашка. Теперь, когда у тебя есть компания… не бойся, дурашка, я все помню… И потом, у него такие голубые глаза, по-моему очень сексуальные.