Лучшее из чудовищ

— Может, там, а может и нет, — пожала плечами девушка. — Я чувствую, что эта вещь еще далеко. Дальше, чем мне хотелось бы. Знаешь, я в провинции Дорит никогда не была, не доводилось.

— Нечего там делать, — заверил ее Кирин. — Поля да луга. Я сам бывал в ней проездом… Хотя там живет моя невеста.

— У тебя есть невеста? — поразилась Исса. — Быть не может!

— Знаешь, твое мнение касательно меня становится все более оскорбительным! У меня есть невеста. Точнее, была, я ведь теперь принцем не могу считаться… Я не буду ей интересен.

— Что, пропала корона — ушла любовь? — злорадно поинтересовалась она.

— Да какая там любовь! Я ее даже не видел ни разу…

— А-а, знаменитые браки по расчету! Как же, знаю их. Они всегда были главным способом образования знатных семей. Ну и кто тебе сосватал крестьянскую красавицу?

Настоящей обиды Кирин не чувствовал. Этот осколок его прошлой жизни не имел такого большого значения, как все остальные.

— Она не крестьянка, она из знатного рода. Ее выбрал мой брат, Сальтар. Я ведь младший, не так важно, кто станет моей женой. Все равно ни мы, ни наши дети не будем иметь права на престол. Сальтар сказал, что она очень красива и умна. Я согласился.

— Ты даже портрет не попросил?

— Да как-то в голову не пришло…

— Потрясающе, — Исса легла на траву, закинув руки за голову. Похоже, ее нисколько не беспокоило, испачкается белая ткань ее платья или нет. — Тебя совсем не волновала собственная судьба?

— Брат мне зла желать не станет, — философски рассудил Кирин.

— Да уж! А ты сам? Неужели никогда не влюблялся?

Нельзя сказать, что само чувство Кирина не интересовало — он неоднократно писал и читал стихи о любви. Он даже хотел влюбиться, потому что предполагал, что это станет хорошим вдохновением для творчества. Он где-то слышал, что славы добивались в первую очередь безответно влюбленные поэты.

Но это было давно, лет десять назад. Постепенно он перенял отношение к женщинам от своих братьев: это некий человек, который всегда рядом, но не имеет такого уж большого значения.

Решение, предложенное Сальтаром, казалось ему идеальным. Не надо выбирать и мучаться от нерешительности: ту он взял или есть лучше? Решение приняли за него, живи теперь и радуйся!

— Нет, не было такого.

— Странно! Ты стихи не писал?

— Писал.

— Как и все третьи сыновья. Но не влюбился… плохой поэт, что сказать! Обычно такие, как ты, влюбляются в первую свою женщину — рабыню из отцовского гарема.

— А я свою плохо помню…

— Серьезно?! — Исса даже перевернулась на живот, чтобы посмотреть на него. — Ты не запомнил свою первую женщину?!

— Как-то так. Помню, что я здорово волновался. Сальтар еще смеялся, налил мне что-то, я выпил. Потом еще… Дальше было как в тумане. Но получилось нормально.

— Сколько лет тебе было?

— Четырнадцать.

— Ого! Самый что ни на есть поэтический возраст!

— Может и так, но никакой любви я ни к ней, ни к остальным не чувствовал, — фыркнул Кирин. — Рабыни вообще занимали невысокое положение при дворе…

— Рабыни никогда не занимают высокое положение. На то они и рабыни! Но твоим предшественникам это не мешало влюбляться в них.

Странно было говорить об этом, а тем более с ней! Кирин был приучен, что подобные вещи не обсуждаются. Это просто часть реальности, которая воспринимается как должное.

Но раз ей так интересно, то почему бы и нет?

— А ты? — он решил проверить, полагается ли ему откровенность за откровенность. — Ты когда-нибудь влюблялась?

— Я не влюблялась. Я любила. Теперь уже не важно. Он умер за эти годы.

Да уж, сто пятьдесят лет прошло!

— Странно, что он умер не из-за тебя!

— Заткнись.

Слово прозвучало холодно и жестко, как пощечина. Голос Иссы мгновенно изменился, заискрился льдом. Кирин почувствовал, что, сам того не желая, задел очень опасную тему.

Девушка поднялась и отошла от него подальше, но к лагерю не вернулась. Похоже, общество крестьян утомило ее не меньше, чем его. Исса переместилась к полузавалившемуся дереву, обрушила его окончательно и села на иссохший ствол.

Игнорируя боль в усталых мышцах, Кирин заставил себя подойти к ней.

— Я не хотел…

— Ты ничего плохого не сделал. Это я увлеклась, а ты вовремя меня остановил. Я не в обиде.

Конечно, не в обиде она! Просто воплощение веселья и дружелюбия: сидит, хмурится, на него не смотрит.

Пока он размышлял, как исправить положение, Исса соизволила снова повернуться к нему:

— Ты видел следы на дороге?

Это она так предлагает перемирие? Любопытный метод. Но придется принять.

— Нет, хотя я и не присматривался. Мне не до того было!

— Недавно прошел дождь, он многое уничтожил, но кое-что сохранилось. Те, кого называют драконьими всадниками, проезжали здесь.

— И что? Это вполне предсказуемо, у них впереди охранный пункт! Мы с ними еще встретимся.

— Я не о том. У меня еще был вариант, что те, кого вы принимаете за чудовищ, на самом деле — замаскированные животные. Или чуть-чуть измененные с помощью магии.

А вот это уже обидно. Он ведь видел тварей возле дворца, слышал их рев. Никакие это не животные!

— Теперь убедилась?

— Убедилась, — вздохнула Исса. — Это не животные. Но и не такие уж чудовища, как предполагаешь ты.

Просто день открытий!

— Драконы — не чудовища?!

— Драконы — чудовища. Но это — не драконы.

— А кто тогда?

Девушка осталась верна своей манере:

— Скажу, когда доберемся до них. Я хочу, чтобы ты сначала рассмотрел их как следует. А теперь скажи мне… Ты знаешь, как образовалась империя?

Она спрашивает у императорского сына, как образовалась империя? Даже забавно! Эта легенда была первой сказкой, которую Кирин услышал от своей няньки, а потом, в течение его детства, она неоднократно повторялась. Чтобы он никогда не забыл…

Когда-то земли между морем и пустыней кочевников принадлежали пяти разным странам, превратившимся позже в провинции. В то время их разрывали войны и конфликты тех, кто рвался получить большую власть, но не это было самой большой проблемой. Любые войны меркли по сравнению с чудовищами.

Их в этих землях водилось очень много! Теперь о них вспоминают лишь в сказках, да и то, как утверждают маги, половина видов все равно забыта. А тогда сказки были реальностью. Твари разрушали целые города, укрепления лишь сдерживали их. Они препятствовали работам на полях, убивали животных в лесах, провоцируя голод. С их помощью распространялись болезни.