Лучшее лето в её жизни
Шрифт:
По Филипиным пальцам ползет раздавленная бледно-желтая мякоть.
В нос ударяет одуряюще-сладкий банановый запах.
Филипа просыпается с запахом банана в носу и с ощущением тошноты.
Свернувшись в клубок в норе из простыни, трех одеял и клетчатого пледа, Филипа думает, что ее пугает сильнее – тошнота или холод?
Тошнота усиливается, и, не успев додумать, Филипа выскакивает из постели.
Розовые мягкие пантуфли не спасают от дующего по полу ледяного ветра, и Филипа инстинктивно поджимает пальцы ног.
Стараясь дышать ртом, Филипа
Издав ноющий звук, окно раскрывается.
В нос Филипе ударяет одуряюще-сладкий банановый запах.
Филипа стоит на коленях у окна, уткнувшись лбом в узкий подоконник.
От непривычной позы затекли спина и шея, а в коленях все время как будто что-то взрывается.
Но зато так Филипу не тошнит.
Совсем не тошнит, даже удивительно.
Филипа пытается осторожно представить себе банан.
Много бананов. Огромные грозди бананов, свисающие с бесконечных банановых пальм.
Нет, не тошнит.
Увлекшись, Филипа воображает банановый коктейль. Банановый пирог. Жареный банан с ромом.
Тошнота ушла, как не было.
Зажмурившись и сжав кулаки, Филипа представляет себе Нуну.
Нуну задумчиво очищает банан.
– Повезло тебе! – говорит Нуну, кусая банан крупными белыми зубами. – На Мадейру поедешь. Бананов наешься. Если бы меня распределили на Мадейру, я бы ел бананы на завтрак, обед и ужин!
Держась за подоконник, Филипа осторожно встает и открывает глаза.
Воздух пахнет бананами.
– Симона! – кричит внизу Филипина квартирная хозяйка Мария де Деуш. – Симооооооона! Пойди к барышне Нандине и скажи, что если барышня Нандиня хочет бананов, пусть барышня Нандиня сама за ними приходит! Я ей не служанка – бананы таскать!
Филипа отходит от окна, садится на кровать и гладит подушку.
На наволочке нарисованы улыбающиеся бананы.
– Ты пахнешь бананами, – бормотал Нуну, зарываясь в Филипу в ее позапрошлый приезд. – Девочка моя, ягодка моя, бананчик мой.
Я банан, думает Филипа. Я росла на пальме, меня сорвали, очистили и съели.
Филипа пытается представить, чт'o чувствует банан, когда его очищают и едят.
Наверняка ему не больнее, чем ей сейчас.
– Симона! – басит за окном Зе Мигел. – Симона! Учительница еще не выходила?
– Нееееееееет! – пищит Симона. – Она только что в пижаме у окна стояла!
В самом начале четверти Симона пришла в школу с синяком под глазом.
«Это что! – хвастливо заявила она. – В том году мамка пьяная была и руку мне сломала!»
Филипа пошла к Марии де Деуш. Если еще один раз, сказала она, один-единственный раз вы поднимете руку на ребенка…
Мария де Деуш, пошатываясь, поднялась со стула, обхватила Филипу руками и влепила ей пахнущий ромом поцелуй.
«Учительница в этом году хорошая, – говорила она на следующий день в лавке. – Чистенькая. Знает много чего и в туалете за собой смывает. Только странная. Симонку драть не велит…»
– Ты быстрее иди, – пищит за окном Симона. – Она сейчас переодеваться будет! Знаешь, какие у нее трусы? Кружавчатые, с полоской в жопе!
Филипа
надевает халат поверх пижамы.На халате нарисованы улыбающиеся бананы.
«Дорогой мой бананчик, – начиналось письмо Нуну. – Я давно уже должен был тебе сказать, но все как-то не решался…»
Интересно, думает Филипа, крутя пуговицу, эта его невеста – тоже банан? Или груша? Или яблоко? Или киви?
За окном раздается хлопок и Симонин визг.
– Никогда. Больше, – размеренно, с паузами, говорит Зе Мигел, и Филипа надеется, что он приподнял Симону и трясет. – Не смей. Говорить. Такое. Об учительнице…
Зе Мигел славный, думает Филипа. Простой такой… понятный. Вот бы кого любить. Сдался мне этот Нуну.
В дверь стучат.
– Минуточку! – кричит Филипа и начинает метаться по комнате в поисках одежды. – Секундочку! – Она стаскивает халат вместе с пижамной курткой, надевает свитер и натягивает джинсы прямо на пижамные штаны. Штаны топорщатся и бугрятся под джинсами, и Филипа надевает сверху юбку.
Скажу, что это такая столичная мода, думает Филипа, причесываясь на ощупь.
Она присаживается к столу и кладет ногу на ногу. Замечает, что на ней все еще розовые пантуфли, скидывает их, ногой заталкивает под стул и остается сидеть босиком.
– Входите! – зовет Филипа, принимая красивую позу. Босым ногам холодно, и Филипа жалеет, что сняла пантуфли.
Надо было оставить, думает она. Ну и что, что розовые и с бантиками…
– Доброе утро, учительница, – говорит Зе Мигел, стараясь не смотреть на босые Филипины ноги. – Я на минуточку… я только хотел…
Если он меня пригласит куда-нибудь на Новый год – пойду, думает Филипа. Фиг я буду тут сидеть и страдать из-за Нуну.
– Меня мать прислала. Говорит, она вам обещала… А я все равно мимо ехал, ну и заскочил. С вашего разрешения… – Зе Мигел открывает дверь и, кряхтя, затаскивает в комнату большой ящик.
– Что это? – деревянным голосом спрашивает Филипа.
– Это… ну… бананы. Свеженькие, этого урожая!
Зе Мигел наклоняется над ящиком.
– Сейчас, – бубнит он. – Сейчас, сейчас… я уже сейчас пойду… вот только вытащу тут один мятый…
Зе Мигел выпрямляется и показывает Филипе маленький тугой банан, усеянный коричневыми пятнышками.
– Мятый, – поясняет Зе Мигел. – Вам такой не нужно, он испортиться может. Видите, какой мятый? – Зе Мигел сжимает кулак.
Издав неприличный звук, пятнистая шкурка лопается, и по пальцам Зе Мигела ползет раздавленная бледно-желтая мякоть.
В нос Филипе ударяет одуряюще-сладкий банановый запах.
Ритиня
Когда Ритине исполнилось четыре года, бабуля Машаду принесла ей потрясающего зверя шиншиллу. Шиншилла была похожа одновременно на хомяка и на серебристого плюшевого медведя, который сидел на шкафу и которого Ритине трогать не позволяли. Зверь спокойно смотрел на Ритиню выпуклыми коричневыми глазами и ритмично шевелил замшевым носом и только один раз нервно прижал круглые уши, когда Ритиня встала на цыпочки и восторженно поцеловала его в шелковистую головку.