Лучшее от McSweeney's, том 1

Я начал регулярно бывать в этих местах летом 1996 года, с тех пор как Дафна, моя подруга, сделавшись корреспондентом местного еженедельника «Метка Великой Реки», стала появляться тут настолько часто, насколько это было возможно, чтобы фиксировать порой неуловимые пути, которыми шли совместно 2424 жителя Марфы — художники, писатели, бродяги, контрабандисты, вольнодумцы, защитники окружающей среды, солдаты и сепаратисты, объединенные, благодаря стечению обстоятельств и поразительному усердию, в нечто вроде города-государства, превратившегося в единственный в мире и ни на что не похожий музей современного искусства, а с тех пор как местный подросток, что гнал коз по скалам над расположенной неподалеку Рио-Гранде, был застрелен патрулем десантников — в место первого убийства гражданских лиц американскими военными со времен Кентского университета. [37]

37

4 мая 1970 года национальная гвардия штата Огайо открыла стрельбу по демонстрации студентов Кентского университета, протестовавших против американского вторжения в Камбоджу. Четверо студентов были убиты, девятеро ранены.

Марфой звали служанку в «Братьях Карамазовых» — книге, которую читала жена железнодорожного смотрителя, когда в 1881 году безымянная остановка для пополнения запасов воды превратилась в город. Женщина читала книгу через год после ее первой публикации в России, в том самом году когда Билли Кид [38] был застрелен в соседнем Нью-Мексико, это был затянувшийся период пограничных стычек, за которым последовала война Мексики с Америкой. Но такие обстоятельства вполне в местном духе. Город притягивает странности: часть первых документов по региону относится к 1800-м годам и происходит из свидетельств индейцев и первопоселенцев о мерцающем, движущемся, похожем на живое свечении на горизонте — о Призрачных Огнях Марфы — необъяснимом оптическом феномене, который до сих пор наблюдается на краю города, где каждый вечер собирается толпа, чтобы пообщаться. Огни были главным местным развлечением вплоть до середины 70-х, когда в Марфу переехал художник-минималист Дональд Джадд, отправившийся в добровольное изгнание от того, что он назвал «легкостью и суровостью» нью-йоркской художественной сцены, чтобы жить в месте, напоминающем расположенную на возвышенности лабораторию, посвящая себя строительству, скульптуре, мебельному дизайну, музеологии, консервированию продуктов и немножко скотоводству, вплоть до своей смерти в 1994 году.

38

Генри Маккарти (1860–1881), или Билли Кид, считался самым знаменитым бандитом и убийцей на Диком Западе.

В апреле прошлого года Фонд Чинати — музей современного искусства, основанный в конце 70-х и названный по имени расположенной неподалеку горной гряды, — пригласил в Марфу архитекторов и художников, чтобы обсудить перспективы сотрудничества обеих дисциплин. Встреча, объявленная симпозиумом, больше походила на стычку. Среди участников находились: Фрэнк Гери, по проекту которого был построен Музей Гуггенхайма, незадолго до того открывшийся в испанском городе Бильбао (архитектор Филипп Джонсон тогда назвал его «величайшим строением нашего времени»); швейцарские архитекторы Жак Херцог и Пьер де Мерон, участвовавшие в основательном и неоднозначном расширении галереи Тейт в Лондоне; художник по свету и пространству Роберт Ирвин, который только что совершил неожиданный креативный вираж и спроектировал сады Центра Гетти в Лос-Анджелесе; Рони Хорн, лукавая нью-Йоркская концептуалистка, чьим скульптурным материалом служат слова (она берет отлитые из пластика прилагательные, которые описывают одновременно чувства и погоду, и укладывает их в форме здания немецкой метеослужбы); и сторонник поп-арта (по совместительству комик, любитель черного юмора) Клас Ольденбург. Эта компания провела два дня в el despobladoза показом слайдов и разговорами о работе, в то время как два историка искусства — Джеймс Аккерман из Гарварда, убеленный сединами профессор в отставке, и Майкл Бенедикт из Техасского университета, иссохший, обделенный чувством юмора постмодернист, — вели до опасного напряженный спор, отдавая должное Дональду Джадду, и стремились всех перекричать. У Дафны (ее фамилия Бил) было задание написать о встрече для пары архитектурных журналов, и я поехал вместе с ней. Организаторы рассчитывали, что приедут шестьсот человек, и мне было интересно наблюдать, что случится в Марфе, когда ее население возрастет на четверть — как если бы на выходные в Манхэттен прибыли одновременно два миллиона фермеров.

Марфа расположена в местности, напоминающей эпицентр давнего бедствия — обширная равнина с горными ранчо опоясывает ее правильной окружностью с диаметром тридцать миль. К западу лежит Сьерра-Вьеха, к северу — Дэвис. Гласс, Дель-Норте и Сантьяго, а также потухший вулкан находятся к востоку, Чинати — к югу. Эти горы спускаются к окружающему Марфу пустынному высокогорью, заросшему кактусами и желтой травой и замыкающему океанского цвета западно-техасское небо виртуальной пустотой, которую прерывают здания или высокие деревья. В итоге получается огромная чаша, полная света и сухого жара, где каждый предмет приобретает чрезвычайную определенность, очертания проясняются и детализируются, тени создают превосходные рельефы.

Собственно город представляет собой прямоугольник, шестнадцать кварталов в длину и двадцать в ширину, с мексиканским и английским кладбищами (разделенными забором) — на западной оконечности, площадкой для гольфа (самой высокогорной в Техасе) — на востоке и пригородами, выступающими на юг и северо-восток подобно радиоантеннам. Здесь попадаются неожиданные углубления и тени, большие старые дома за лужайками, под сенью деревьев, столетние строения с кирпичами, рассыпающимися при минимальном воздействии, и заброшенные промышленные постройки с алюминиевой обшивкой, пощелкивающей от жары. Все это не имеет никакого отношения к сверх-концептуальному искусству, производимому и выставляемому неподалеку. Оба ресторана (и у Майка, и у Кармен) заполнены фермерами, рабочими и пограничниками. Оба бара практикуют невинную коммерцию — в Техасе не запрещено употребление алкоголя при вождении, и в обоих имеются окна для торговли навынос. Улицы широки и большей частью пусты.

Чтобы добраться до Марфы, вам следует лететь или в Эль-Пасо, или в Мидлэнд/Одессу. Разумеется, прямых рейсов практически нет, поэтому в Далласе или Хьюстоне приходится пересаживаться на маленький двухвинтовой самолет. Когда Дафна летела на работу в «Метку», издатели встречали ее в Мидлэнде. Пожав им руки, она устремилась в туалет, где ее вырвало. Когда я летел навестить ее, то не смог дождаться посадки, и меня вывернуло прямо в самолете.

Ненасильственное отлучение, насильственное посвящение

Дональд Джадд, вздорный уроженец Среднего Запада, шотландец по крови и любитель килтов, стяжал всю славу, признание и финансовый успех, на которые только может рассчитывать художник, когда в 1976 году низвел свою пятиэтажную резиденцию в Сохо до статуса временного пристанища и уехал из Нью-Йорка в Марфу.

Это был человек, страстно стремящийся к простору — если не сказать к имперскому размаху. Книга, посвященная исключительно его многочисленным домам и строениям, «Пространства Дональда Джадда», насчитывает больше сотни страниц и содержит изображения пятнадцати разных кроватей (а это меньше половины от их общего числа). Джадд придерживался мнения, что кровати должны быть удобными повсюду: даже там, где оказываешься лишь изредка. Прибыв в Марфу, он обустроил резиденцию в двух ангарах времен Первой мировой и занялся приобретением банка, бывшей кавалерийской базы площадью в триста акров (ныне Фонд Чинати), трех ранчо (общей площадью 38 тысяч акров), склада мохера, продовольственного магазина компании «Safeway», местного отеля, полудюжины промышленных и коммерческих строений, шести домов, выстроенных на рубеже веков, и местных горячих источников. В начале 90-х он планировал заняться разливом в бутылки марфинской воды (которая, как утверждают, содержит литий), транспортировкой ее в Нью-Йорк и продажей в магазинах «Дин» и «Делюка».

Философия Джадда столь же аскетична, сколь распутна — парадоксальное сочетание простоты и массового потребления. Он скупал все, чего касались его руки, за деньги, вырученные за предметы искусства, которые он сделал собственными руками. Он находился с Марфой почти в феодальных отношениях, нанимая рабочую силу, что превосходила числом муниципальных служащих (и, в чем я не вполне уверен — у меня нет доказательств, — воображая себя исполнителем чего-то вроде droit du seigneur, [39] как в случае со всеми этими кроватями). Благодаря контролю над окрестностями, которого он достиг, приобретая целые здания и участки земли, его творения в Марфе искусно раздвигают свои собственные границы, чтобы вобрать в себя целые комнаты, структуры, перспективы.

39

Право сеньора (фр.).

«Братья Карамазовы» — это роман об убийстве и причудливых семейных отношениях, действие его разыгрывается в маленьком городке. Нетрудно найти сходство между безымянной русской деревней из романа и современной Марфой. Манера, в которой братья разговаривают друг с другом, — высокопарные вспышки «восторга» или тяжелое молчание, наполненное «напряжением», — напоминает мне марфинский способ общения. Большинство наполняющих город эмоций, как показывает колонка писем «Метки», являются реминисценциями из книги. Некто, повествуя о раздельном англо-мексиканском кладбище, назвал его «пощечиной гуманизму». Одна из читательниц, анализируя эксплуататорское соглашение о ядерных отходах, подписанное Техасом с другими штатами, сделала вывод: «Мы могли бы заключить такой же договор с собакой».

Марфинское настроение — по Достоевскому. В книге и в городе — тот же тип жертвенности и тот же — насилия.

Марфяне сдержанны, неохочи до общения, вежливы, раздражительны и, когда они этого хотят, чрезвычайно щедры. Ко всему, есть еще некоторое количество общей эксцентричности. Женщина слоняется по улицам, дорогам и окрестным пустошам, все ее пожитки привязаны к спине вьючного животного. Иногда она выходит на асфальтовое покрытие между Марфой и горами. В другой раз она, пританцовывая, проходит через город и срезает путь через бетонированную площадку автозаправки «Тексако». Она спит под открытым небом, там, где ее застанет закат, и имеет более чем случайное сходство еще с одним персонажем из «Братьев Карамазовых» — с Лизаветой Смердящей, которая скиталась по окраинам городка и спала «на земле и в грязи». Марфяне зовут ее «дама с осликом». И она является одним из описаний и деталей романа, практически слово в слово повторяющихся в Марфе. (Хотя у дамы с осликом, не в пример Лизавете Смердящей, имеется товарищ по несчастью. По пастбищам блуждает Дикий бык — символ безнаказанного приграничного убийства. Говорят, что он бессмертен и, наподобие предвестника, показывается только заблудшим душам: весь его бок, от лопатки до костреца, покрывает клеймо, и написано на нем «УБИЙСТВО».)

Городок — место, где мирское общение неожиданно переходит в сюрреалистическое. Однажды автомеханик на заправке занимался нашей с Дафной машиной, и я сказал ему, что, когда машина разогревается, от нее исходит жуткий запах. «Давайте взглянем на эту загадочную сучку», — сказал он, открыл капот, покопошился в нем с минуту, выдернул из мотора нечто, напоминающее дохлую змею, торжествующе помахал им в воздухе (нечто оказалось приводным ремнем кондиционера), перебросил его через плечо и крякнул: «Готово!» В путевых записках шотландского писателя Дункана Маклина упомянут эпизод, когда автор поселяется в «El Paisano», единственной городской гостинице, и с ним приключается нечто отчетливо марфинское: