Лучшие истории любви XX века

«Дорогой-дорогой, милый, родной и любимый кисячий детик лис. Я дико скучаю по тебе и ужасно скучаю по вас всех (по «вам всем»?)…»

«Дорогой, милый, изумительный и родной Кис… Не забывай меня, мой родненький, я тебя ужасно люблю и я твой ужасно».

«Люблю и целую тебя, родненькая. Пиши, детик!»

Лиля исполняла для Маяковского все функции писательской жены: вычитывала гранки, следила за публикациями, за критическими статьями. А еще она напоминала Владимиру о необходимости навестить мать и сестер, о которых он иной раз забывал, погрузившись в бурную политическую и творческую жизнь. Случалось, что она сама ездила навестить его родственниц, передать им деньги, хотя они-то как раз Лилю не любили, ее отношений с Владимиром не понимали и не принимали.

Мать и сестры считали, что по вине Лили, из-за увлечения ею Владимир так и не женился, не завел детей.

А ведь он нравился женщинам: рослый, могучий, с некрасивым лицом, но удивительными глазами.

«Глаза у него были несравненные, – вспоминал Юрий Олеша, – большие, черные, с таким взглядом, который, когда вы встречались с ним, казалось, только и составляет единственное, что есть в данную минуту в мире. Ничего, казалось, нет сейчас вокруг вас, только этот взгляд существует».

В 1925 году Владимир Маяковский поехал в Америку: путешествие, о котором мечтал еще в детстве. Путь был сложным, окольным: через Францию, Кубу и Мексику, где поэт почти месяц ждал разрешения на въезд в США. Зато дорожных впечатлений накопилось предостаточно.

Маяковский Владимир и Чуковский Корней с сыном Борисом в Куоккале. 1915 год

В Америке Маяковский имел огромный успех. Он вообще за границей привлекал всеобщее внимание, поскольку казался иностранцам неким человеческим воплощением Советской России – такой большой, грозный, громогласный. Одной из составляющих успеха стал его бурный роман с манекенщицей Элли Джонс.

На самом деле ее звали Елизавета Петровна Зиберт, она родилась в Уфимской губернии, в богатой семье, после революции эмигрировала. Вышла замуж за англичанина Джорджа И. Джонса, вместе они переехали в США. Была красива, поэтому работала на показах мод, как и многие русские эмигрантки. С Маяковским Элли познакомилась на коктейле в Нью-Йорке. Познакомил их Давид Бурлюк: он перебрался в США три года назад, после нескольких лет, проведенных в Японии. Владимир не знал английского языка. Бурлюк попросил Элли стать для Владимира переводчицей. Она согласилась. В тот год ей исполнилось двадцать. В супружестве Элли разочаровалась, жила с мужем порознь. Она мечтала о головокружительной любви, и такую любовь смог ей дать «пролетарский поэт». Элли утверждала, будто видела Маяковского один раз раньше, на Рижском вокзале, где он стоял у поезда вместе с Лилей Брик, и уже тогда в ее сердце шевельнулось какое-то чувство к нему.

Элли и Владимир быстро стали любовниками, понимая, как мало им отведено времени побыть вместе. Судьба отвела им три месяца. Элли приходила к нему почти каждую ночь. А наутро он ей звонил или даже отправлял телеграммы: «Служанка только что ушла. Твои заколки кричат о тебе!» Маяковский относился к Элли как к восхитительной добыче, гордился и бравировал этой связью, писал: «Нам смешны дозволенного зоны, взвод мужей, остолбеней, цинизмом поражен! Мы целуем беззаконно над Гудзоном ваших длинноногих жен!»

Когда он уезжал в Россию, Элли еще не знала, что беременна. В порту, провожая поэта, она с трудом сдерживала слезы. А вернувшись домой – обнаружила, что ее кровать вся усыпана незабудками: прощальный привет Маяковского.

Элли родила девочку, которую назвала Элла-Патриция. Маяковскому об этом сообщила, но вообще старалась хранить все в тайне. Владимир тоже хранил молчание о том, что у него в Америке родилась дочь. И все равно какие-то слухи в богемной среде курсировали, кто-то видел у Маяковского фотографию маленькой девочки, и Николай Асеев написал: «Только ходят слабенькие версийки, слухов пыль дорожную крутя, будто где-то в дальней-дальней Мексике от него затеряно дитя».

Владимир всего один раз видел свою дочь: в 1928 году, в Ницце, куда Элли привезла девочку на лечение. А вскоре Элли ему написала: «Рвите те мои глупые письма, если они еще целы». И уничтожила все его письма, рисунки и телеграммы. От их четырехлетней переписки уцелели пять писем, две открытки и надписанный конверт. Своей приятельнице Соне Шамардиной Владимир как-то раз сказал: «Я никогда не думал, что можно так тосковать о ребенке. Девочке уже три года, она больна рахитом, а я ничего не могу для нее сделать!»После гибели Маяковского Лиля Брик пыталась разыскать его дочь. Но Элли Джонс не пожелала с ней встретиться. Она всю жизнь очень боялась, что девочку у нее отнимут и увезут в СССР: ведь она – дочь главного советского поэта! Изо всех сил скрывала ее происхождение. Правда стала известна только после ее смерти, когда сама Элла-Патриция (невероятно похожая на Владимира Владимировича) решилась ее рассказать.

В 1926 году Владимир Маяковский снова встретился с героиней «Облака в штанах» – Марией Денисовой.

Пожалуй, из всех женщин Маяковского она была самой яркой и выдающейся личностью. Она стала героиней Гражданской войны, пережила три тифа и несколько ранений. Солдаты говорили, что «черт из ее глаз смотрит», и побаивались Марию. После войны Мария стала прекрасным скульптором и вышла замуж за красного командира Ефима Щаденко: его впоследствии назначили заместителем наркома обороны СССРИ Мария, и Владимир были уже зрелыми людьми, признанными каждый в своем творчестве. Мария лепила потрет Маяковского, который назвала просто «Поэт». Не всем нравилась эта ее работа. Маяковскому она объясняла: «Работа «Поэт» построена на остром угле – да и по существу Вы остро-угольный».

Они стали любовниками. С мужем у Марии к тому времени назрел серьезный конфликт: Ефим Щаденко требовал, чтобы жена больше времени уделяла семье, материнским обязанностям, а не проводила целые дни в мастерской. Зато Маяковский ее поддержал – и морально, и материально. Мария ушла от мужа, поселилась в общежитии. Несколько месяцев длились ее почти идиллические отношения с Маяковским. Но Щаденко вмешался решительно и жестко: то пугал самоубийством, то угрожал, что никогда больше не позволит ей встретиться с дочерью. Мария вернулась.

Она высоко ценила поэзию Маяковского. Писала ему: «Благодарю, дорогой, за защиту женщины от домашних «настроений» мужей-партийцев. Здорово помогает и «Баня», и «Клоп». Доходит. Хороший бич – слово, сарказм».

В другом письме – переживала за его пошатнувшееся здоровье: «Прошу, берегите свое здоровье – мне очень печально было узнать, что Вы стали сдавать – конечно, в смысле здоровья – т. к. ясно – литературно вы на правильном пути. Хотелось бы еще одной-две монументальной работы… Берегите, дорогой мой, себя. Как странно, Вы обеспечены, а не можете окружить себя обстановкой и бытом, который бы дольше сохранил Вас – нам. Что с глазами? Крепко жму Вашу руку, мой всегда добрый и близкий…»

Действительно, Владимир в тот период часто болел. У него выпали все зубы, а вставные причиняли дискомфорт; он постоянно простужался и температурил; начало ухудшаться зрение. О том, чтобы обустроить комфортный быт, речи просто не шло: у поэта даже отдельной квартиры не было – жил в комнате на Лубянке. К бытовой стороне жизни он всегда оставался безразличен.

Роман с Марией Денисовой-Щаденко завершился в 1927 году, но дружба продолжалась. Тайком от мужа Маяковский помогал ей: давал деньги на необходимый для скульптора мрамор.