Лучшие стихи и песни

Стенограмма по памяти

«…Мы идем, несмотря на любые наветы!..»

(аплодисменты).

«…все заметнее будущего приметы!..»

(аплодисменты).

«…огромнейшая экономия сметы!..»

(аплодисменты).

«…А врагов народа – к собачьей смерти!!.»

(аплодисменты).

«…как городские, так и сельские жители!..»

(бурные, продолжительные).

«…приняв указания руководящие!..»

(бурные, переходящие).

«…что весь наш народ в едином порыве!..»

(аплодисменты).

Чай в перерыве…

«…от души поздравляем Родного-Родимого!..»

(овации).

Помню, как сам аплодировал.

«…что счастливы и народы, и нации!..»

(овации).

«…и в колоннах праздничной демонстрации!..»

(овации).

«…что построено общество новой формации!..»

(овации).

«…и сегодня жизнь веселей, чем вчера!..»

(овации,

крики: «ура!»).

«…нашим прадедам это не снилось даже!!.»

(все встают).

…И не знают, что делать дальше.

«Спелый ветер дохнул напористо…»

Спелый ветер дохнул напористо

и ушел за моря…

Будто жесткая полка поезда —

память моя.

А вагон

на стыках качается

в мареве зорь.

Я к дороге привык.

И отчаиваться

мне

не резон.

Эту ношу транзитного жителя

выдержу я…

Жаль, все чаще и все неожиданней

сходят друзья!

Я кричу им:

«Куда ж вы?!

Опомнитесь!..»

Ни слова в ответ.

Исчезают за окнами поезда.

Были —

и нет…

Вместо них,

с правотою бесстрашною

говоря о другом,

незнакомые, юные граждане

обживают вагон.

Мчится поезд лугами белесыми

и сквозь дым городов.

Все гремят и гремят под колесами

стыки годов…

И однажды негаданно

затемно

сдавит в груди.

Вдруг пойму я,

что мне обязательно

надо сойти!

Здесь.

На первой попавшейся станции.

Время пришло…

Но в летящих вагонах

останется

и наше тепло.

Отъезд

Л. и Ю. Паничам

Уезжали из моей страны таланты,

увозя с собой достоинство свое.

Кое-кто

откушав лагерной баланды,

а другие —

за неделю до нее.

Уезжали не какие-то герои —

(впрочем, как понять: герой иль не герой?..).

Просто люди не умели думать

строем, —

даже если это самый лучший

строй…

Уезжали.

Снисхожденья не просили.

Ведь была у них у всех одна беда:

«шибко умными» считались.

А в России

«шибко умных»

не любили никогда!..

Уезжали сквозь «нельзя» и сквозь «не можно»

не на год, а на остаток дней и лет.

Их шмонала

знаменитая таможня,

пограничники, скривясь, глядели вслед…

Не по зову сердца, —

ох, как не по зову! —

уезжали, —

а иначе не могли.

Покидали это небо.

Эту зону.

Незабвенную шестую часть земли…

Час усталости.

Неправедной расплаты.

Шереметьево.

Поземка.

Жесткий снег…

…Уезжали из моей страны таланты.

Уезжали,

чтоб остаться в ней навек.

«А они идут к самолету слепыми шагами…»

Василию Аксенову

А они идут к самолету слепыми шагами.

А они это небо и землю от себя отрешают.

И, обернувшись,

растерянно машут руками.

А они уезжают.

Они уезжают.

Навсегда уезжают…

Я с ними прощаюсь,

не веря нагрянувшей правде.

Плачу тихонько,

как будто молю о пощаде.

Не уезжайте! – шепчу я.

А слышится: «Не умирайте!..»

Будто бы я сам себе говорю:

«Не уезжайте!..»

«А нам откапывать живых…»

А нам откапывать живых,

по стуку сердца находя,

из-под гранитно-вековых

обломков

статуи Вождя.

Из-под обрушившихся фраз,

не означавших ничего.

И слышать:

– Не спасайте нас!

Умрем мы

с именем Его!..

Откапывать из-под вранья.

И плакать.

И кричать во тьму:

– Дай руку!..

– Вам не верю я!

А верю

одному Ему!..

– Вот факты!..

– Я плюю на них

от имени всего полка!!!

А нам

откапывать живых.

Еще живых.

Живых пока.

А нам

детей недармовых

своею болью убеждать.

И вновь

откапывать живых.

Чтобы самим живыми

стать.

Аббревиатуры

«Наша доля прекрасна, а воля – крепка!..»

РВС, ГОЭЛРО, ВЧК…

Наши марши взлетают до самых небес!

ЧТЗ, ГТО, МТС…

Кровь течет на бетон из разорванных вен.

КПЗ, ЧСШ, ВМН…

Обожженной, обугленной станет душа.

ПВО, РГК, ППШ…

Снова музыка в небе. Пора перемен.

АПК, ЭВМ, КВН…

«Наша доля прекрасна, а воля – крепка!»

SOS.

тчк

«Ты меня в поход не зови…»

Ты меня в поход не зови, —

мы и так

по пояс в крови!

Над Россией сквозь годы-века

шли

кровавые облака.

Умывалися кровью мы,

причащалися кровью мы.

Воздвигали мы на крови

гнезда

ненависти и любви.

На крови посреди земли

тюрьмы строили

и Кремли.

Рекам крови потерян счет…

А она все течет и течет.

«Бренный мир…»

Бренный мир,

будто лодка, раскачивается.

Непонятно, – где низ, где верх…

Он заканчивается,

заканчивается —

долгий,

совесть продавший —

век.

Это в нем,

по ранжиру построясь,

волей жребия своего,

мы, забыв про душу, боролись,

надрывая пупки, боролись,

выбиваясь из сил, боролись

то – за это,

то – против того!..

Как ребенок, из дома выгнанный,

мы в своей заплутались судьбе…

Жизнь заканчивается,

будто проигранный,

страшный

чемпионат по борьбе!

«Ветер. И чайки летящей крыло…»

Ветер.

И чайки летящей крыло.

Ложь во спасение.

Правда во зло.

Странно шуршащие камыши.

Бездна желаний

над бездной души.

Длинный откат шелестящей волны.

Звон

оглушительной тишины.

Цепкость корней

и движение глыб.

Ржанье коней.

И молчание рыб.

Парус,

который свистит, накренясь…

Господи,

сколько намешано в нас!

«Надоело: “Долой!..”»

Надоело: «Долой!..»

Надоело: «Ура!..»

Дождь идет, как вчера.

И как позавчера.

Я поверил,

что эта дождливая слизь

нам дана в наказанье, что мы родились…

Но однажды —

пришельцем из сказочных книг —

яркий солнечный луч на мгновенье возник!

Он пронзил эту морось блестящей иглой…

Тонкий солнечный луч.

Без «ура» и «долой».

«Гром прогрохотал незрячий…»

Гром прогрохотал незрячий.

Ливень ринулся с небес…

Был я молодым,

горячим,

без оглядки в драку

лез!..

А сейчас прошло геройство, —

видимо, не те года…

А теперь я долго,

просто

жду мгновения, когда

так: ни с ходу и ни смаху, —

утешеньем за грехи, —

тихо

лягут на бумагу

беззащитные

стихи.

Сказочка

Жил да был.

Жил да был.

Спал, работал, ел и пил.

Полюбил.

Разлюбил.

Плюнул! —

снова жил да был…

Говорил себе не раз:

«Эх, махнуть бы на Кавказ!..»

Не собрался.

Не махнул…

Лямку буднично тянул.

Жил да был.

Жил да был.

Что-то знал да позабыл.

Ждал чего-то,

но потом —

дом, работа, снова дом.

То жара,

то снега хруст.

А почтовый ящик пуст…

Жил да был.

Грустил.

Седел.

Брился.

В зеркало глядел.

Никого к себе не звал,

В долг

не брал и не давал.

Не любил ходить в кино,

но зато смотрел в окно

на людей

и на собак —

интересно, как-никак.

Жил да был.

Жил да был.

Вдруг пошел —

ковер купил!

От стены и до стены

с ворсом

сказочной длины!

Красотища —

Бог ты мой!..

Прошлой слякотной зимой

так,

без видимых причин —

умер,

отошел,

почил…

Зазвенел дверной звонок.

Двое

принесли венок

(от месткома)

с лентой рыжей…

(Вот под этой ржавой крышей,

вот под этим серым небом

жил да был.)

А может, не был.

«В поисках счастья, работы, гражданства…»

В поисках счастья, работы, гражданства

странный обычай в России возник:

детям

уже надоело рождаться.

Верят,

что мы проживем

и без них.

Август девяносто первого

Небо в грозовых раскатах.

Мир, лоснящийся снаружи.

Мальчики на баррикадах

яростны

и безоружны…

Час

нелепый и бредовый.

Зрители на всех балконах.

Кровь на вздыбленной Садовой.

Слезы Бога

на погонах…

Скрежет голоса цековского

и —

«для блага всех людей»

путч на музыку Чайковского.

Танец

мелких лебедей.