Лучший из лучших

– Бедный старичок! – пробормотал Клинтон.

Еще одна лошадь встала на дыбы, судорожно забив передними копытами по воздуху, и завалилась на спину.

– Стрелять они стали лучше, – тихо заметил Вильсон.

– Наверняка работа Ганданга, – кивнул Клинтон. – Он ходит от стрелка к стрелку, устанавливая прицелы и давая указания.

– Что ж, пора сузить круг.

Стоять осталось всего десять лошадей. Остальные лежали там, где упали, их всадники распластались позади, терпеливо ожидая верного шанса подстрелить одну из сотен теней между деревьями.

– Подтянуться ближе! – Вильсон встал и махнул рукой солдатам. – Ближе к центру…

Он вдруг осекся, сделал пол-оборота на месте и схватился за плечо, с трудом устояв на ногах.

– Вас опять ранило! – Клинтон подскочил, чтобы помочь майору, и тут же, потеряв опору, рухнул на грязную землю, уставившись на простреленные колени.

Должно быть, у кого-то из матабеле сохранилось древнее ружье для охоты на слонов. Оно стреляло пулями из мягкого свинца весом в четверть фунта – такая пуля пробила одно колено Кодрингтона насквозь и ударила в другое.

Клинтон обезножел: одна нога подогнулась так, что он уселся на пятку, а вторую вывернуло – носок сапога воткнулся в землю, серебряная шпора задралась в клубящееся облаками небо.

Ганданг встал на колени за стволом мопане и выхватил карабин из рук юного храбреца.

– Даже бабуин помнит полученный урок! – разозлился Ганданг. – Сколько раз повторять, что этого делать нельзя!

Прицел на стволе из вороненой стали был выставлен на максимальную дальность – тысяча ярдов.

Повинуясь негромким указаниям Ганданга, юноша положил карабин в развилку дерева и выстрелил.

Приклад жестоко ударил в плечо, и стрелок завопил от радости: в маленьком кружке обороняющихся большая серая лошадь упала на колени, попыталась встать и рухнула на бок.

– Братья мои, вы видели? – с восторгом кричал воин. – Вы видели, как я убил серую лошадь?

Трясущимися от возбуждения руками Вамба перезарядил ружье и, упираясь стволом в развилку, снова выстрелил.

На этот раз гнедой мерин встал на дыбы и упал на спину.

– Й-и-е! – вскрикнул Вамба, потрясая дымящимся карабином над головой.

Воинственный клич подхватила сотня спрятавшихся снайперов и разразилась ружейным залпом.

«Они почти готовы, – подумал Ганданг, краем глаза заметив, как еще один белый рухнул под возобновившимся с новой силой огнем. – Осталось всего несколько человек, способных стрелять. Скоро наступит время послать воинов в атаку, и вечером я принесу весть о победе моему брату королю. Одна маленькая победа после ужасных поражений – и купленная дорогой ценой».

Выскользнув из-под прикрытия ствола мопане, он прыжками помчался к снайперу, который выпускал пулю за пулей, едва успевая перезаряжать карабин. На полпути Ганданг почувствовал резкий удар в плечо, но пересек открытое место, не замедляя шага. Добравшись до укрытия, он прислонился к стволу и осмотрел рану: пуля насквозь прошила бицепс. Кровь капала с локтя, словно густой черный сироп. Зачерпнув пригоршню грязи, Ганданг залепил и одновременно замаскировал ей раны.

– Ты стреляешь точно старуха, которая чистит початки кукурузы! – презрительно бросил он стоявшему на коленях воину и забрал у него карабин.

Клинтон полз спиной вперед, опираясь на локти: ноги безвольно волочились по грязи. Он перетянул раны снятым с мертвеца ремнем, и крови почти не было. Шок еще не прошел, поэтому боль казалась терпимой, хотя скрежет обломков кости при движении вызывал тошноту и к горлу подступала кисло-горькая желчь.

Он дополз до ослепшего паренька и подождал, пока дыхание восстановится.

– Остальные пишут письма, может, потом их найдут. У тебя дома кто остался? Я могу написать.

Паренек молчал, будто не слышал. Час назад Клинтон дал ему одну из драгоценных пилюлек опиума из аптечки, приготовленной Робин перед его отъездом из Булавайо.

– Парень, ты меня слышишь?

– Слышу, господин пастор. Я думал. Есть одна девушка…

Клинтон раскрыл блокнот на чистой странице и лизнул кончик карандаша. Парнишка помедлил и застенчиво пробормотал:

– Мэри, в газетах напишут, что мы попали в серьезную переделку. Все почти закончилось, и я вспоминаю тот день на реке…

Клинтон торопливо записывал, стараясь не пропустить ни слова.

– Ну вот и все, Мэри, прощай. Страха нет. Я думаю только о том, чтобы не подкачать, когда придет время…

Клинтон записывал прощальные строки, когда перед глазами вдруг поплыло. Он глянул на бледное безбородое лицо, на окровавленную повязку и дрожащие губы. Парнишка судорожно сглотнул и замолчал.

– Как ее зовут-то, парень? Надо же адрес написать.

– Мэри Свэйн. «Красный боров» в Фалмуте.

«Значит, в баре работает, – подумал Клинтон, застегивая нагрудный карман на мундире парнишки, куда положил листок. – Если она и получит эту записку, то, наверное, со смехом станет показывать ее завсегдатаям».

– Ваше преподобие, я соврал, – прошептал юноша. – Я боюсь!

– Мы все боимся. – Клинтон стиснул его ладонь. – Знаешь что? Если хочешь, можешь заряжать ружье для Диллона. У него есть глаза, чтобы стрелять, а вот рука всего одна осталась, зато у тебя две.

– Эх, ваше преподобие! – усмехнулся Диллон. – Как же мы об этом раньше не подумали!

На колени слепцу Клинтон положил патронташ – в нем оставалось пятнадцать патронов. В этот момент из зарослей донеслось пение: неторопливое, глубокое и очень красивое, оно звенело и отдавалось эхом в лесу – боевой напев Иньяти.

Клинтон медленно оглядел кружок обороняющихся. Всех лошадей перебили, туши валялись на земле между разбросанными седлами, упряжью, сломанными ящиками, латунными гильзами, брошенными ружьями и обрывками вощеной бумаги, в которую были завернуты патроны. В этой неразберихе только тела мертвецов лежали аккуратными рядами.