Лучший из врагов (сборник)

— Конечно, люблю. Мы ведь счастливы, разве нет?

— Мне кажется, ты меня не хочешь.

Филип промолчал.

Наконец она решилась.

— Из книг, которые я прочитала, я сделала вывод, что мужчинам всегда нужно с кем-нибудь заниматься сексом.

Он засмеялся.

— Это преувеличение. Мы уже не так молоды, как раньше. Во всяком случае, мы остаемся друзьями, товарищами.

Ванессу это не успокоило.

— Ты не ответил на мои вопросы. — Она пристально смотрела на него в свете камина; ее одежда была в беспорядке.

Она действительно была весьма привлекательна, и ему хотелось бы заняться любовью с ней, чтобы положить конец этому кошмару. Но он в замешательстве почувствовал, что первый раз в жизни его тело хранит верность — но не жене. Он наклонился и поцеловал ее в губы. На данный момент это было все, что он мог ей дать. При этом он ничего не ощутил — никакого волнения.

Ее лицо, обращенное к нему, по-прежнему было печальным, когда он отстранился.

— У нас все в порядке. Нам хорошо. Пусть все так и будет, Ви. — Казалось, он умолял ее. — Мы ведь вместе, правда?

Ванесса была уязвлена.

— Но не все время.

— Я же работаю. Ты должна понимать, какую большую часть нашей жизни занимает политика.

Она пристально посмотрела на него.

— Филип, мы еще не старые. Это совершенно неестественно, что мы большую часть времени живем как брат с сестрой.

Филип смущенно поежился.

— Похороны всегда заставляют нас остановиться и подвести итоги. Куда мы идем, что мы делаем. На прошлой неделе у тебя было прекрасное настроение; на следующей опять все встанет на свои места. Смотри на вещи проще, не пытайся все анализировать. — С этими словами он встал и направился к двери. — Уже поздно. Я пойду закрою собак.

Филип знал Ванессу более двадцати лет; сейчас он вновь подумал, какая она красивая. Если бы только его тело реагировало на нее. Его удивило, что Ванесса так остро все переживает. Он думал, что она довольна их почти платоническими отношениями, что дети, положение и успех заполнили то место, где когда-то была страсть. Ее молчаливое согласие с тем, что он много ночей проводил вне дома, убедило Филипа, что его жену устраивает сложившееся положение вещей.

— Ты мне когда-нибудь изменял? — Ее голос звучал глухо, а выражение лица было трудно разглядеть в полумраке комнаты, освещаемой лишь настольной лампой да светом камина.

Положив руку на ручку двери, он повернулся к ней. Ее вопрос застал его врасплох, и он сделал то, что делают все неверные мужья. Он солгал.

С этого все и началось. В последующие месяцы Ванесса продолжала думать об их браке и подозревать Филипа в неверности. Боль в ее душе не утихала, да она и не старалась ее заглушить. Попытки Филипа спасти их брак ограничивались тем, что он старался привлечь внимание Ванессы к главной страсти его жизни — политике. Ванесса же ненавидела необходимость бесцельно стоять рядом с мужем на трибунах, дожидаясь пока он заручится поддержкой своих избирателей. Филипа, в свою очередь, раздражала необходимость постоянно все ей объяснять и извиняться за то, что эта работа отнимает у него так много времени.

Вовлечение Ванессы в его политическую деятельность добавило еще одну проблему. У нее появились сотни поводов для ревности. Многие годы не обращавшая внимания на его карьеру, Ванесса теперь постоянно видела, как он разговаривает с красивыми женщинами на политических собраниях, и это еще больше будило в ней подозрения. Сколько она его знала, он всегда был не прочь пофлиртовать. Я из тех мужчин, которые любят женщин, шутливо заявлял Филип.

— Я флиртую со всеми — от девятилетних до девяностолетних. Но это ничего не значит.

Ее ревность в конце концов разрушила их брак. Стоило Филипу опоздать хоть на полчаса, как Ванесса начинала подозревать самое худшее, особенно из-за того, что они редко занимались сексом, что не приносило ей удовлетворения и заставляло ее думать о его связях на стороне. В их браке не осталось ни доверия, ни страсти. Выслушивая ее обвинения снова и снова, Филип в конце концов сознался, что в прошлом у него были одно-два мимолетных увлечения. Он заверил Ванессу, что это никак не отразилось на их отношениях, и что он не хочет, чтобы их брак распался. Он клялся, что больше никогда не изменит ей, но как бы она ни хотела ему верить, сомнения все равно оставались.

Ванесса не переставала мучить его и себя напоминаниями о его изменах. В такой атмосфере истерик, частых выпивок и безуспешных попыток вести себя нормально перед детьми проходили месяцы их мучений.

Только в пять часов утра настороженный слух Ванессы различил тихие шаги Эми, когда она на цыпочках поднималась по лестнице; слишком поздно для серьезного разговора, ради которого мать ждала ее. Придется его отложить, решила Ванесса.

Это был один из тех моментов, когда Ванесса вдвойне винила Чарли за то, что та лишила ее семью опоры. Ведь сейчас ей так нужен был кто-то, кто помог бы ей вразумить ее своевольную дочь.

Когда около полудня Эми наконец появилась на кухне, Ванесса сразу же выпалила без предисловий.

— Ты не можешь себе представить, что сделал твой отец, — сказала она. — Он лгал нам. Всем нам.

Эми настороженно посмотрела на нее.

— Всегда повторял, как он вас обеих любит. Как же! Он просто ловко притворялся. Возмутительно. Все должно быть только так, как устраивает его. Он — настоящий диктатор.

Эми подождала, пока Ванесса закончит свою тираду. Хотя она привыкла слышать, как мать ругает Чарли, критика в адрес отца была редкостью.

— В чем он солгал, мама? — спросила она, насыпая овсяные хлопья себе в чашку.

— Я говорю о ваших акциях. Твоих и Луизы. Он передает их все целиком Этой Особе.

— Я не понимаю. Чарли? Почему? Разве он может это сделать?

— Конечно, может. У него есть власть.

— Я не верю, что отец пойдет на это. Во всяком случае, не поговорив сначала со мной. Когда ты об этом узнала?

— Вчера вечером. Ты же слышала его речь, когда он сказал, что передаст управление корпорацией, но сначала посоветуется со всеми нами, советом директоров и семьей? Ну так вот, я узнала, что он уже принял решение.

Эми поджала губы.

— Луиза знает об этом?

— Нет, я хотела прежде поговорить с тобой. Я еще не видела ее сегодня. Наверное, она с лошадьми, как обычно.

— Я никогда не передам свои акции Чарли, и Луиза тоже.

Ванессу обрадовала решительная реакция дочери.

— Твой прадедушка тоже был бы против, могу тебе сказать, — добавила она. — Он просил заботиться о ваших акциях твоего отца, а не какую-то женщину, которую даже не знал.

— Ну, когда он составлял это завещание, — заметила Эми, — я была еще маленькой. Уверена, что если бы Эллиот Форрестер был сейчас жив, он не заставил бы меня ждать двадцатипятилетия, чтобы получить эти акции. Они мои, и я буду драться за них.