Лучший полицейский детектив

Не могли поверить счастью — такие хоромы на троих.

Недолго счастье длилось. Саша пошел в школу, и через пару лет выяснилось, что со школьной программой мальчик не справляется. До того он детский садик не посещал, им занималась мама, оставившая работу — «поздний», долгожданный ребенок того стоил. Он стоил больше — в нем сосредоточилось их счастливое будущее. У мальчика жизнь должна сложиться удачней, чем у них.

Не сложилась. Вообще никак не сложилась. То, что у Саши синдром Клайнфелтера, врачи смогли определить достаточно поздно — мальчику было уже тринадцать лет. Это и неспециалист мог бы определить, это уже бросалось в глаза. А ведь для лечения этой болезни очень важна допубертатная — то есть, еще доподростковая, до «переломного возраста» — диагностика синдрома.

Мать конечно же, снова оставившая работу — забирала Сашу домой из интерната два раза в неделю. Ездить приходилось через весь город на автобусе, который ходил крайне редко и поэтому всегда был переполнен.

Саша вообще-то не был совсем уж безнадежен в отношении интеллекта — неожиданно для всех он проявил интерес к шахматам. Более того, в шахматах он достиг достаточно высокого уровня — кандидата в мастера!

Шахматы да телевизор — вот два окна в мир, открытые для Саши Алевтинова. И ему этого, как ни странно, хватало. После работы он либо ходил в шахматный клуб, либо просиживал вечера у телевизора. К девушкам Сашу никогда и не тянуло — во всяком случае, родители этого не замечали.

Естественно, устроиться на приличную, с достойным заработком работу Саша не мог. Перебивался то грузчиком, то дворником. В последние три года работал грузчиком на рынке. Там к нему привыкли, неплохо с ним обращались — в иные дни Саша приносил до трехсот рублей «чаевых», которые ему давали за срочную погрузку-разгрузку. Но ведь какая это была работа… В жару и зной таскать ящики и лотки, катать тяжелую тележку.

Еще Саше платили пенсию как инвалиду детства.

Евгения Викторовна потеряла около пятнадцати лет трудового стажа, когда занималась Сашей, поэтому сейчас, в свои шестьдесят семь, она вынуждена работать. Муж тоже работает — не по специальности, конечно. Из журналистики он ушел, там молодые сейчас правят бал. Устроился охранником в одну фирму. Впрочем, охранник — одно название только. Двери открывает входящим, ключи от комнат выдает…

Куда Саша ходил в тот злополучный день? К своему знакомому, с которым он вместе в шахматы играет. Да, не играет — играл. Достаточно давно играл. Она уже и не помнит, как давно. Знакомый — не такой, как Саша. Но у него, у знакомого, другие проблемы — тяжелую травму около года назад получил, теперь передвигаться может только в инвалидной коляске. Часто ли Саша навещал того знакомого? Не очень часто, раза три-четыре в месяц. Впрочем, иногда и чаще к нему ходил.

А известен ли ей адрес того знакомого? Конечно. И адрес, и телефон. Они от Саши отчет требовали — куда, к кому он идет, на какое время. Мальчик проблемный, с ним может случиться гораздо больше неприятностей, нежели с обычным, здоровым человеком. Могло случиться. Уже не случится.

6

Пятница, 10 сентября

Нижняя челюсть Федяева — на пол-лица. Сейчас она выдвинута вперед, словно ее обладатель собирается протаранить ею сидящего напротив него человека.

А человек выглядит совершенно спокойно. Его лицо напоминает лицо североамериканского индейца — не чертами, но абсолютной бесстрастностью.

— Итак, Савичев Василий Витальевич, вы подтверждаете, что видели этого человека утром первого сентября? — Меньков с интересом наблюдал, кто же выйдет победителем в игре в «гляделки» — Савичев или Федяев. Похоже, у Савичева запас побольше.

— Да, я подтверждаю, что видел этого человека утром первого сентября, — Савичев на какое-то время перестал смотреть сквозь Федяева и сфокусировал взгляд на его переносице.

— Где и при каких обстоятельствах вы его видели?

— Видел я его на лесной поляне, расположенной примерно в трех километрах от моего дома. А что касается обстоятельств, то этот человек вместе с тремя работниками милиции избивал какого-то несчастного.

— Господин Федяев, — Меньков внимательно смотрел в лицо, которое выглядело уже не таким бесстрастным, как минуту назад, — вы подтверждаете показания свидетеля?

— Какого свидетеля?! Я не вижу здесь никого свидетеля! Это или провокатор, или сумасшедший!

Какой там, к черту, индеец! Теперь Федяев уже совсем не контролировал себя.

— Разрешите, — адвокат Федяева, молодой человек с внешностью героя-развратника из латиноамериканских сериалов, вскинул вверх два пальца.

Меньков кивнул.

— Вы сказали, — адвокат обращался к Савичеву, — что мой подзащитный якобы избивал человека, которого вы не можете опознать.

— А вот этого я не говорил — относительно того, что не могу опознать человека, которого не «якобы», а на самом деле избивал ваш подзащитный. Об этом сейчас речь пока что — пока что — не идет. А вашего подзащитного я хорошо рассмотрел.

Федяев вскочил со своего места.

— Тебя за базар не научили отвечать?! Как же ты тогда до такого возраста дожил?!

— Сядьте, господин Федяев! — Меньков тоже привстал.

Федяев с перекошенным от ярости лицом нехотя подчинился.

Меньков просто восхитился Савичевым — как тот ввернул «пока что». «Неужели он и Алевтинова рассмотрел? А если рассмотрел, то что имеем в активе — его показания против показаний Федяева? Да еще в минус — подножки и ловушки, которые будет ставить этот хлыщ адвокат».

Он не успел достроить свои предположения — мысль прервал негромкий стук в дверь. Меньков не успел ничего сказать — а что бы он сказал? «Да, войдите»?

Он только подумал, что надо было бы дверь запереть на замок, дабы посторонние не вмешивались. Уж больно разговор щепетильный велся. Но неизвестно, как бы на такое действие отреагировал адвокат Федяева.

А сейчас в дверях, не дождавшись реакции хозяина кабинета на стук, появилась следователь Алабина.

Хотя сам Меньков отреагировал на появление Светочки крайне раздраженно, он с хорошо скрытым злорадством пронаблюдал реакцию каждого из троих мужчин на ее появление.

Своим телосложением Светочка Алабина почти вписывалась в классический стандарт 90-60-90. То есть, объем груди в параметры укладывался, объем талии превышал стандартный параметр всего на пару-тройку сантиметров, а вот объем бедер выходил за пределы стандарта уже на добрый десяток этих единиц измерения.

Все прелести следователя Алабиной были «упакованы» в форменный синий китель и юбку (открывающую колени) таким образом, чтобы эти прелести подчеркнуть. Сверху над воротничком форменной рубашки красовалась очень смазливая мордашка: пухлые губки, вздернутый носик, большие серые глаза с миндалевидным разрезом. Над мордашкой располагалась копна светлых волос — натуральная блондинка! — уложенная в эффектную прическу.

Но не только сексапильная внешность Светочки Алабиной заставляла самцов вида хомо сапиенс воспаляться до забвения всего и вся. От нее исходило еще нечто, воспринимаемое неизвестно каким по счету чувством — а то и несколькими чувствами сразу. И результат при явлении Светочки мужчинам всегда был таким же, как и сейчас.

Адвокат Федяева разве что не заржал и не стал бить копытами по паркету. Меньков мог поклясться, что наблюдал крупную дрожь, сотрясающую тело стряпчего. У внешне невозмутимого Савичева глаза засветились неоновым светом. Даже Федяев, положение и настроение которого вовсе не располагали к любованию сексуальной дивой, в момент изменился. Менькову показалось, что каменная нижняя челюсть Федяева мелко завибрировала.