Luftwaffe-льники

Представьте восторг членов приемной комиссии, когда в кабинет вошло нескладное чудо «генной инженерии» и представилось.

– Здрасте! Я – Витя Копыто из Пилопедрищенска. Приехал поступать на офицера Красной Армии.

Хохот стоял такой, что стены дрожали, стекла дребезжали, а суровые лица военноначальников были мокрыми от слёз. Да что говорить, суровые военные умывались слезами восторга.

Насмеявшись до истерики, строгие члены единогласно решили принять данный индивидуум практически вне конкурса. Фактически, независимо от результатов экзаменов. Так, чисто ради прикола. Юмор всегда имел место в рядах Красной армии, независимо от звания и возраста служивого люда. А в доблестных ВВС особенно.

Идея приемной комиссии была проста и незатейлива – чтобы в Красной Армии однозначно присутствовали в наличии выдающиеся и нестандартные ребята, как редкий вид из пилопедрищенского питомника. Чтобы окружающим его соратникам по оружию служить было не так грустно. Чтобы люди каждое утро на службу бежали с трепетным нетерпением и с благой целью насладиться бесплатной клоунадой. И могли отвлечся от тягот и лишений воинской службы, переключив внимание на «полкового дурачка».

Их можно понять, поскольку Витя был ещё тот экземпляр HOMO SAPIENS.

Итак, Витя Копыто имел незабываемую и незаурядную внешность. Высокий – за 185 см. Худощавый до сухостоя, с торчащими наружу мослами. Сутулый, с непропорционально длинными руками ниже колен, которые при ходьбе хаотично болтались как две тонкие сосиски. То есть абсолютно независимо от тела и вопреки желанию их хозяина. Научить Витю двигать руками четко, ритмично или хотя бы в такт движению, как это предусмотрено строгими статьями образцово-показательного Строевого Устава, не получилось ни у одного отца-командира.

Крики и вопли строевых офицеров на плацу училища имели специфическое содержание.

– Копыто, твою мать, не подсекай ногу! Одновременное движение: левая нога, правая рука! И наоборот. Раз! Раз! Раз! Левой, левой! У тебя что, все руки и ноги левые?! На месте ШАаа-ГОМ Марш! Напра-ВО! Где право? Право где? Подними правую руку! Ну чего ты две руки поднял! Ты что, в плен сдаёшься? Нале-ВО! Ах, ты уё… чудовище! Кто-нибудь, дайте мне автомат! Я застрелю этого мудака. Нет, лучше сам застрелюсь. И не отговаривайте меня. Копыто, умоляю тебя, исчезни с глаз долой и от греха подальше, пока я тебя не искалечил! Старшина, слушай приказ: направить курсанта Копыто в наряд по кухне недельки на две! Нет, не на кухню. На свинарник! Во, именно туда, где ему самое место! Ты посмотри, что он выписывает…?! Убью мерзавца! Это не курсант, а ходячее недоразумение. Краб сухопутный, ну чего ты раком пятишься?! Таракан беременный. Аааааааа, ну дайте мне, наконец, Калашникова! Прострочу на хуль эту *зду нестроевую! Копыто, пшшшёл вон! В наряд! На свинарник! С глаз долой!

Это еще мягкий вариант, поверьте на слово.

А Витя старался. Да, старался. Он хаотично и судорожно махал руками и громко топал ногами. Он даже пытался тянуть носок и держать спину ровно. Но от его стараний толку было мало. И они, эти его старания, напоминали скорее изощрённое издевательство над офицером-преподавателем, проводящим строевые занятия с 45 отделением.

Все попытки довести строевые занятия с «чудом природы», а точнее сказать, «недоразумением», до логического завершения, обычно заканчивались отборным матом взбешенных офицеров. Которые вспоминали всю родословную Виктора от момента образования зачатков жизни на планете Земля – амёбы простейшей до «венца эволюции» – кретиноподобного пилопедрощанина, старательно размахивающего руками, словно ветряная мельница. Далее обычно следовала гарантированная истерика у проводящего занятие офицера, нервный срыв, переходящий в продолжительную депрессию и глубокий запой. Строевой офицер терял веру в себя как в личность, способную руководить вверенным личным составом, и в свои преподавательские способности.

Бедолага-преподаватель терял лицо в своих же собственных глазах. И только железная дисциплина, а так же строгий запрет портить военное имущество (а военнослужащий в армии, как ни крути – казённая вещь, практически, расходный материал, состоящий на балансе войсковой части), не позволяла ему наложить на себя руки.

Виктору обычно объявлялось полтора десятка нарядов. Причем, сразу и все внеочередные. И пока он доблестно торчал «на тумбочке» в течение месяца, надорванная психика несчастного офицера более-менее приходила в норму. Однако глубокая моральная травма оставалась с ним навсегда. Можно сказать, что на всю его сознательную жизнь. А возможно, даже преследовала и на законной пенсии после 25-ти безупречных. Являясь ночью в кошмарном сне в виде неказистого паренька с выпученными глазами напуганного ребенка и хаотичным движением парализованного робота, танцующего «брейк-данс» после удара молнии.

Желающих повторно заниматься строевой выправкой с Витей больше не находилось. Начисленные наряды рано или поздно заканчивались. Курсант Копыто занимал законное место в строю учебного отделения, согласно ранжиру: по весу, по росту, по жиру. И опять начинал сбивать монолитный шаг боевого подразделения на произвольное шарканье кривых ног. Офицеры стыдливо отводили глаза, стараясь не замечать происходящего.

Лицо Виктора заслуживает отдельного описания. При общей худобе Витя имел пухлые розовые щечки и небесно голубые глаза, выпученные, как у лягушки. Лицо Вити было густо усыпано веснушками. Причем, абсолютно независимо от наличия солнца за окном. На голове произрастали соломенные волосы, абсолютно непослушные и не признающие расческу, которые торчали в разные стороны словно у ёршика для чистки унитаза.

Живописный портрет гармонично дополняли мясистые губы, оттопыренные уши, кривой нос, который катастрофически не справлялся с проходящим через него потоком воздуха. Мечта и задача максимум всей роты – уснуть раньше Вити. Иначе храп чудовищной громкости и тональности, сводил к минимуму призрачную надежду на ночной отдых, независимо от степени усталости соседей по казарме.

Ко всем вышеперечисленным «достоинствам», Витя еще отчаянно гундосил и шепелявил, что делало его речь непередаваемо пикантной.

Элементарные и общепринятые словосочетания, озвученные Виктором, приобретали неожиданный смысл. Становились афоризмами и обретали право на новую долгую жизнь.

А самое удивительное и непостижимое, что Виктор искренне считал себя неотразимым красавцем, от которого женское население нашей страны, буквально, млеет и тает. Да что там – просто сходит с ума, мечтая подарить свою красоту и всю себя без остатка, этому гиганту половой мысли. Легендарный Казанова отдыхает и стыдливо снимает шляпу вместе с париком перед нашим героем-любовником. И что самое парадоксальное, почти так оно и было. Виктор был лучшим знатоком всех женских общежитий в городе… но об этом потом.

Бог Витю любил. Причем, любил постоянно, без перерывов. Прощая ему все прегрешения, вольные и невольные, оберегая сие дите неразумное от недругов в офицерских погонах, от нарядов внеочередных, болезней прилипчивых, женщин разведенных и многодетных и прочая-прочая-прочая…

Виктору сходило с рук так много и столько всего… причем, так часто, что это стало уже каким-то немыслимым наваждением. Но историй и чудес достаточно много, поэтому с вашего позволения, продолжим.

18. Немного о военной моде

На первом курсе в строгом соответствии с установленным порядком, нас незамедлительно переодели в военную форму. Но по универсальному армейскому принципу: «бери что дают, потом в казарме поменяетесь».

О подгонке формы по размеру курсанта не было и речи. Единственное, что более-менее совпало, это размер сапог. Хотя в данном случае ошибиться было весьма проблематично. Маленькие сапоги не налезали. А из больших ноги сами выпрыгивали. Тяжеленные армейские сапоги оставались стоять на месте, будто приклеенные к земле. А их новоявленный владелец выскальзывал наружу, теряя по пути неумело намотанные портянки. Поэтому сразу же с сапогами под мышкой бежал обратно в каптерку – менять обувь на меньший размер.