Лугару

Однако незадолго до арестов, проведенных летом 1937 года среди сотрудников спецотдела, Евгений Гопиус вывез к себе на квартиру ящики, в которых хранились папки из лаборатории нейроэнергетики. Гопиус был расстрелян вместе с остальными. А после обыска в его квартире все документы бесследно пропали.

Конечно, Виктор не мог тогда знать, что деятельность оккультного отдела будет возобновлена в 1939 году. Сталин очень хотел иметь оккультную лабораторию — но только под строжайшим личным контролем. Поэтому в 1939 году стала функционировать новая спецлаборатория НКВД «Андроген». Так же, как и 9-й отдел, «Андроген» занимался исследованием парапсихологии, оккультизмом, сверхспособностями человеческого мозга. Руководил лабораторией Савельев. Но это будет потом.

— Очевидно, тот компромат, который отказывался выдать Бокий, содержал много личной информации о Сталине, Ежове и прочих первых лицах советской власти, — завершил свой рассказ Виктор, — поэтому 9-й отдел, самый опасный отдел в стране, было решено ликвидировать.

— А заодно и свернуть такую блестящую извращенную операцию в Бессарабии, — горько усмехнулась Зина. — Тут чекисты просчитались. Их явно ждал успех.

— Оно и к лучшему, — мрачно отозвался Виктор, — сохранили людские жизни.

— Не тешь себя иллюзиями! — хмуро бросила она. — НКВД заберет гораздо больше жизней, чем было бы после проведения спецоперации «Лугару».

К концу рассказа Виктора, к тому моменту, когда он заговорил о физическом устранении всех сотрудников, пелена наконец-то упала с ее глаз. Истина предстала перед ней с такой откровенностью, что она сама поразилась, как могла раньше не понимать, не замечать. А между тем было столько свидетельств, столько зацепок… Как можно было быть такой глупой?

— Я знаю, кто лугару, — спокойно сказала она, прямо глядя в глаза Виктору. — Наконец-то я все поняла.

— Нет, ты не знаешь. Догадаться невозможно… — запротестовал было Виктор.

Зина встала и молча вышла из комнаты. Виктор нерешительно плелся за ней. В комнате, где больше не было окровавленного трупа собаки — и когда только Виктор успел его вынести? — на полу лежал лугару. Он лежал в позе зародыша, с подогнув к груди ноги, с выступающими костями. Он был без одежды. Его голая кожа поражала не свойственной человеческому телу белизной. Это был… Эдуард Асмолов. Он был без сознания.

Зина присела на корточки рядом с ним. Все его тело было испещрено шрамами — многие из них были совсем свежими, другие — старыми. На его спине и груди не было кусочка целой кожи. Сколько же били этого человека? Какие муки изобрели для него, проклятого по праву рождения и никогда не узнавшему бы о своем даре, если бы не пытки, через которые он прошел?

— Его пытали, — сказала она вслух, — его пытали долго и жестоко. Люди, зараженные этим вирусом, теряют чувствительность к физической боли. Поэтому палачи не понимали, как столько времени он может выдерживать такие чудовищные пытки. Что только сделали с его телом… Страшно, что через такой ад мог пройти живой человек. Боль, отчаяние, страх — все это превратило его в лугару. Но как же страшно на него смотреть!

— Мне тоже было страшно, когда я его впервые увидел, — сказал Виктор, пряча глаза, — он не всегда был в таком состоянии. В моменты проблесков человеческого сознания он рассказывал, как его пытали в тюрьме. Превратившись, он сбежал из расстрельного лагеря НКВД на Овидиопольской дороге, с помощью невероятной физической силы просто проломив стену деревянного барака.

— Бедный, — Зина погладила Асмолова по руке, возле локтя, который покрывал багрово-синий, вздувшийся синяк от дыбы, — бедный…

Она даже не понимала, не отдавала себе отчет, что жалеет убийцу, чудовище. Но кто был большим чудовищем — он или те, кто сотворил такое с ним?

— Теперь я понимаю, какой был у него дар и почему его взяли работать в 9-й отдел, — сказала она, отходя от страшного тела, которое даже в бессознательном состоянии внушало ужас, но только не ужас смерти.

— Бокий ездил во Францию и интересовался редкими психическими болезнями, — продолжила она говорить, — там он нашел документы — историю лугару. В Москве вышел на след этого человека. И взял его на работу в 9-й отдел. На самом деле не для работы, а для того, чтобы следить за ним, исследовать. Какой у него дар и почему он работает в таком месте, сам Асмолов не знал. Он ничего не знал о своем происхождении. Думал, что пригласили на работу в 9-й отдел из-за блестящих умственных способностей. С каким-то заданием он был отправлен в Одессу. Но уже вышел приказ — арестовать всех бывших сотрудников 9-го отдела. Его арестовали. План был прост: выбить из него признание в работе на иностранную разведку и расстрелять. Но не тут-то было. После пыток он стал превращаться в лугару. Похоже, в НКВД кто-то перехватил документы по Асмолову, собранные Бокием. И тогда они решили его использовать, придумав эту операцию. Я даже знаю, к кому попали документы и кто это все придумал. Григорий Бершадов. И сомнений никаких нет.

— Он не Асмолов, — сказал Виктор, — он говорил, что его настоящее имя Ноэль.

— Рождество, — печально улыбнулась Зина. — Ноэль — в переводе означает Рождество. Единственное время в году, когда Лугару не может превратиться в волка.

ГЛАВА 25

Окрестности Болграда, 3 км от границы с Румынией, 15 августа 1937 года

Стемнело рано. К ночи поднялся ветер. Он шевелил разросшийся камыш, и казалось, будто со всех сторон несется неторопливый, уверенный человеческий разговор.

Черный автомобиль с ярко-зажженными фарами свернул с главной дороги на проселочную грунтовку и медленно покатил вдоль окрестностей озера Ялпуг. Вскоре, миновав едва различимую в темноте развилку, повернул налево, выехал почти к приграничному пункту, белесоватые столбики которого были обмотаны колючей проволокой.

Граница еще не начиналась, но уже на подъезде с 3-х километров советская сторона принимала усиленные меры безопасности. Именно здесь, в окрестностях Болграда, проходила граница с Молдавией. И Молдавия, и сам Болград принадлежали Румынии и считались особо горячей точкой.

Постоянные волнения среди местного населения плюс провокации с обеих сторон — и советской, и румынской, делали этот островок удивительно красивой природы затаенной зоной боевых действий. Эти действия хоть и не начинались открыто, но ощущение тревоги постоянно витало в воздухе, создавая зону усиленного напряжения.

Черный автомобиль не доехал до первого приграничного пункта совсем чуть-чуть и остановился вровень с камышом. Автомобиль сразу был замечен пограничниками.

Советской стороной граница охранялась особенно тщательно, а потому с пункта наблюдения тревога тут же была передана начальству, которое, поднявшись на вышку наблюдения, припало к биноклю.

Полевой бинокль был такой мощности, что начальство тут же разглядело номера автомобиля. Это были номера 1-го отдела НКВД, что сразу вызвало у всех пограничников особый трепет.

— Твою ж мать!.. — в священном ужасе выругалось начальство, не зная, что теперь делать — звонить в штаб, поднимать тревогу или позволять беспрепятственно ездить страшному автомобилю по пограничной территории.

— Позвонить в штаб? — предложил заместитель начальства, не особо сведущий в тонкостях обращения с ужасающим карательным ведомством.

— А ну цыц! — рявкнуло начальство. — Дозвонимся тут. Может, у них спецоперация, и все документы по форме… Иначе чего шастают здесь с такой наглостью. Хотя… Из штаба ничего не сообщали, никаких особых указаний не было. Может, разыскивают кого. Ладно. Будем наблюдать. В случае чего — пойдем на опережение.

Автомобиль между тем продолжал стоять. Из него вышли трое мужчин в форме и медленно пошли к приграничной линии. Двигатель машины продолжал урчать, и было видно, что в салоне находится еще один человек. Впрочем, кто там был, разглядеть оказалось невозможно, в бинокль попадала только форменная фуражка, низко надвинутая на глаза.