О'Санчес

Лук и язык

"Мясиськи и отвратити".
– Шура, что это за гадость?

– Это неологизмы, Витя - снисходительно поясняет Лук.
– Новые слова, сконструированные мною из старых. Обозначают потерявшие форму молочные железы-переростки.

– А на фига? По-моему, буфера куда лу... Узел!... Товарищ гвардии п'олковник...

– Вольно, - басит комбат и вся батальонная командирская кодла, включая командира узла и старшину, вслед за ним втянулась в ленкомнату.

– Узел, вольно!

– Ковешников, как твои воины, готовы к проверке? На этот раз не подведет нас твой бывший отличный узел?

– Так точно, товарищ подполковник, не подведет.

– Майор Ковешников нервно отплюнулся в кулак и уперся гневным взглядом в горло заместителя командира взвода сержанта Кеселя.

Ловок и сметлив Кесель: только рукой повел над комсомольским значком поправить чтобы, а крючок воротничка уже наглухо застегнут, как у молодого. Лук колеблется пару секунд, но тоже застегивает пуговицу: борзеть нужно в меру... А вот крючок - только по прямому замечанию, дедовскую честь надо блюсти даже сквозь невзгоды и тернии... И наряды вне очереди. Да и какие ему, без пяти минут дембелю и кочегару, теперь наряды...

(C)

x x x

Все "словотворчество" началось год с лишним назад, там же, в ленкомнате. Офицеров нет, старшина с "замком" Тимофеевым в городе, остальному личному составу нет особого дела до власти и порядка. Дедам лучше всех, но и молодые не жалуются: сидеть в теплой ленкомнате с "первоисточниками" в руках гораздо приятнее, чем драить туалет или печатать шаг под лай сержантов, старослужащих воинов и других начальников, которых не счесть над тобой, пока ты "молод".

Кесель и Лук еще далеко не друзья, но они - одного призыва и сидят за одним столом...

– Шура, а что такое оргия?

– Оргия? Разврат во время пьянки, если по латыни...

– Точно? Что-то больно короткое...

– Точно. А... если по-хохляцки..., то - кохалово.
– Лук даже засмеялся невесть откуда взявшемуся слову, а Кесель подумал, что Лук над ним смеется, тихо рассердился и замолк.

Но Лук и не заметил обиды, он уже вертит головой, в слабой надежде показать новый стебунок хоть-кому нибудь, кто поймет и оценит...

– ... восемнадцать, дятел.

– сам такой. На, в мой погляди и посчитай: девятнадцать...

Это два деда, Ковалев и Камерин, Кол и Мерин, с календариками в руках,ведут рутинный спор на тему: "сколько дней до приказа" (так называемого "дембельского")...

– Сколько, сколько, ты говоришь?
– вмешивается Лук...

Остановиться бы ему, но он уже безумен: черт, по прозвищу "Красное словцо", гонит его вперед, к пропасти.

– Восемнадцать, - машинально отвечает Мерин.

– Я бы повесился!

И стало тихо. Сашка Смирнов, молодой сержант, тоже питерский, засмеялся было, но посмотрел на дедов и осекся. Деды просто не знают как реагировать на вывернутую в их же сторону дедовскую шутку: Лук не простой "салабон", годами он с дедов, даже постарше, но и сносить подобную борзоту невозможно.

– Ни фига себе, - зароптали, заматерились деды на разные голоса, разжигая друг о друга гнев и справедливое возмущение...
– сыновья вконец оборзели... Узел! Товарищ гвардии п'полковник...

– Отставить! Где ваша форма одежды, товарищ сержант! Еще раз...

Комбат Самсонов, новый замполит майор Федоров, начштаба майор Семенов... Еще кто-то и свое начальство: Ковешников, стпрщина Петрик и старший сержант Тимофеев. Уж Тимофеев бы не сплоховал, ни с комбатом, ни с Луком, а младший дед-сержант Головин... Эх...

– Плохо, Ковешников. Я думал, что твои воины, не в пример другим узлам, понимают порядок и дисциплину...
– Не в духе комбат, при солдатах раздолбы дает...

– Виноват, товарищ подполковник...

– Виноват... Чем занят личный состав? Вот - ты...

– Ряд... Гвардии рядовой Лук, товарищ полковник! Самоподготовка, конспектируем первоисточники. Ленин. Государство и революция.

– Вольно. Конспектируем все, конспектируем, а порядку нет как нет. Правильно говорят ветераны, не хватает нам товарища Сталина. Что-о???

– Решений двадцатого и двадцать второго съезда партии еще никто не отменял, товарищ гвардии подполковник!
– повторил Лук, белый от бешенства. Почти все тормоза слетели с него, нечего терять теперь. Уж если он дедов не убоялся сдуру...

Тут уж всему личному составу стало ясно, что Лук чокнулся. Минута молчания.

Лук побелел, а комбат - как помидор. Воздух вокруг него опасно потрескивает, искрит, и даже замполит боится вякнуть хотя бы звуком...

Молчит двухметровый комбат, смотрит кондором сверху. Он слышал про этого солдатика, который с незаконченным высшим, уже стучал на него замполит, еще прежний, не этот... Сейчас он скажет пару-тройку проверенных фраз и получит Лук "грубяк" и пять суток губы. И будут гноить его разными способами до конца службы и бдительный Федоров, и мстительный командир поруганного отличного узла Ковешников. А первый отдел и на гражданку эстафету передаст... Стоит только языком взмахнуть... Но комбат мудр и жизнью бит. Командующий западной группой войск лично содрал с него одну звезду и в Гатчину сослал... Вот как раз за язык... Не туда сунул... Все нынче только жополизов любят... Знает комбат цену слову и знает непрочность человеческой судьбы. Пройдет время и поймет сопляк - кто из них двоих дурак, сам поймет...

– Так ведь никто и не отменял. Не ленкомната бы, так назвал бы тебя мудилой, товарищ гвардии рядовой Лук.
– Комбат тычет в его сторону пальцем и присутствующие, почуяв шутку, оглушительно хохочут.
– Петрик...

– Я, товарищ гвардии полковник!

– Умеешь наряды вне очереди давать?

– Так точно, товарищ гвардии полковник!

– Озаботься, чтобы воину было где свою образованность применить...

Лук, согласно высочайшему повелению, полторы недели не вылезал из жестоких кухонных нарядов, но один минус нейтрализовал другой: деды простили ему безумную выходку и вообще...

Комбат не забыл своего "крестника", да и Лук не все, но кое-что понял, во всяком случае, оценил великодушие комбата...

x x x

– Чем занят, Лук?

– Изучаю первоисточники, товарищ гвардии п'олковник! Пятьдесят четвертый том работ Ленина.

– Угу. А не альбом ли дембельский рисуешь?

– Никак нет, такими глупостями не занимаюсь...

– Крючок застегни.

Пронесло, дальше свалили...

Комбат не верит Луку, а зря: своевольный Лук действительно игнорирует все эти альбомы и аксельбанты, и действительно изучает последний период жизни вождя. Он пока свято верит в коммунистическую партию и в Ленина, ненавидит Сталина, только пытается для себя разобраться, почему в стране в целом - победили ленинские идеи, а в окружающей действительности - гнилые пророчества ренегата Каутского.