Лукавый сексуальный лжец

то же самое.

Но не здесь. Я чувствую, как за нами наблюдает кто-то позади нас и как

мы стоим посреди ярко освещенного равнодушного магазина. Хотя и

отвернуться не могу: Люк Саттер сейчас – чертово чудо, и в памяти

всплывает голос Лолы. Она права: он теперь мой.

Кассир начинает сканировать наши продукты, и накал момента как-то

тихо сходит на нет. Расплатившись каждый за свои покупки, мы вместе

толкаем тележку к моей машине.

– Теперь тебе нужно будет ходить в офис? – интересуется он, направляя

тележку к багажнику. Когда я хочу взять один пакет, он останавливает меня: –

Дай мне.

– Нет, – отвечаю я на его вопрос. – Все нужные программы у меня есть,

так что могу работать из дома. Ну или пару раз в неделю выбираться в

кофейню, чтобы сменить обстановку.

– То есть ты имеешь в виду, что можешь работать где угодно? – его

вопрос полон надежды.

– Могу, – у меня в груди словно хлопает крыльями стая птиц.

Когда все пакеты загружены, Люк секунду смотрит на меня и потом,

наклонившись ко мне, мягко целует. Такого медленного головокружительного

поцелуя, такого легчайшего прикосновения у меня в жизни не было, и я тут

же хочу попросить о сотне таких же.

Может ли от одного поцелуя начаться овуляция?

– Буду иметь в виду, – говорит он и затем, взяв тележку, показывает в

сторону своей машины. – Увидимся вечером у Фреда, Логан.

***

Когда прихожу на работу, вижу Фреда за стойкой и чувствую первый

настоящий укол грусти в связи со своим скорым уходом. Особенно близких

отношений с отцом у меня нет, поэтому я всегда с нетерпением ждала свои

рабочие смены, чтобы пообщаться с Фредом.

Бабуле Фред тоже понравился бы.

Чаще всего единственные дети в семье попадают под фокус чрезмерной

родительской заботы, и на их плечи ложится весь вес их надежд и мечтаний.

Мои родители – особенно мама – рано поняли, что я не их идеальная

маленькая копия, поэтому в мой адрес чаще высказывалось неодобрение,

нежели поддержка. Бунтаркой я никогда не была, но и не угодничала всем

подряд. И по большей части провела подростковые годы, выслушивая от

родителей то по одному поводу, то по другому.

А вот бабушка всегда принимала меня такой, какая я есть. Хотя уверена,

из-за моего упрямства она не раз мечтала продать меня бродячему цирку. Но

еще она знала, что черты характера, которыми описывают подростка как

трудного, в дальнейшем сделают из меня уверенную в себе и независимую

женщину.

Работая, я обдумываю много всего – что делать с собственной жизнью и

как, о том, сколько еще перемен меня ждет за горизонтом. Снова и снова

возвращаюсь к разговору с Люком в магазине, и с каждым разом он

становится все более важным. Он уже определился с переездом в Беркли, но

об этом мы еще толком не говорили. В груди начинает ныть от мысли

находиться вдали от него. Сан-Диего я всегда считала своим домом – даже

когда приезжала сюда только на летние каникулы. Смогу ли я сейчас уехать

отсюда?

Сегодня показывают крупный матч, и народу в баре полно. Вижу много

постоянных посетителей, но новых еще больше. Кто-то из них помоложе,

кто-то постарше. Я слежу, чтобы всем вовремя приносили напитки, и глаз не

спускаю с одной буйной женской компании за столиком у музыкального

автомата.

Люк появляется в районе десяти и садится за стойку, пока я подменяла

одну из официанток. Когда подхожу к нему, он смеется вместе с Фредом и,

притянув меня к себе за шлевку джинсов, широко улыбается.

Мое тело словно наполняется множеством крохотных бомбочек, когда

Люк так улыбается.

– Привет, – говорит он.

Он переоделся в темные джинсы и голубую футболку, плотно

обтягивающую бицепсы и мышцы спины. Не в состоянии сдержаться, я

провожу руками по его бокам. Его мягкие волосы падают на лоб, а улыбка

превращается в хищную, когда я говорю:

– Вот и ты.

– Могу я отвезти тебя домой?

– Я сама на машине, – напоминаю я. – Тебе завтра утром не на работу? –

положив перед ним подставку, я достаю стакан и наливаю пинту нового IPA;

уверена, ему понравится.

Когда ставлю стакан, он ловит мою руку и проводит пальцем по

запястью.

– Из нас двоих это ты обычно встаешь перед рассветом, чтобы поймать

волну. Я хочу поехать с тобой домой. Я еще не был в твоей постели.

Он произносит это без единого намека на беспокойство, и внезапно я

больше ни о чем другом и думать не могу.

Люк – в моей постели.

Люк – голый под моим одеялом.

Люк – запрокинувший голову на подушку, когда кончает.

Когда я ему отвечаю, мой голос заметно дрожит:

– Ладно, – и киваю пытающемуся привлечь мое внимание посетителю на

другом конце стойки. – Иди поиграй с друзьями, чтобы я могла поработать.

– Да, мэм, – взяв свое пиво, он встает. – И, кстати, Логан…

– Да?

– Ты сегодня очень красивая.

***

Я замечаю – и Фред тоже – что весь вечер не перестаю следить за Люком.

Когда оживленно разговаривает с друзьями и даже когда присоединяется к

ним сыграть в пул, он то и дело встречается со мной взглядом и, не спуская с

меня глаз, понимает, что и я делаю то же самое.

И каждый раз у меня перехватывает дыхание. Я почти пьянею от

головокружительного ощущения, когда слова пузырьками пытаются

подняться на поверхность, стремясь стать произнесенными:

Я люблю тебя.

Отвернувшись, я замечаю кредитную карту в своей руке, которую, как

предполагается, должна сейчас использовать, чтобы открыть счет.