Лукиан Самосатский. Сочинения
Шрифт:
42. Не успели мы проплыть пятисот стадий, как увидели огромный и густой лес, состоящий из сосен и кипарисов. Мы сначала решили, что это материк, но потом оказалось, что перед нами находится бездонное море, поросшее деревьями без корней, которые, несмотря на это, стояли неподвижно и прямо и казались плывущими нам навстречу. Приблизившись к этому лесу, мы осмотрели его со всех сторон и были приведены в полное недоумение, потому что не знали, как нам теперь поступить. Проплыть между деревьями не было никакой возможности, так как они были слишком густы, а кроме того переплетались между собой ветвями; возвращаться же назад не имело никакого смысла. Тогда я взобрался на самое высокое дерево и стал обозревать окрестности. Оказалось, что лес этот простирается на протяжении пятидесяти стадий или даже немного больше, и что сразу за ним находится другой океан. Мы порешили тогда втащить наше судно на верхушки деревьев, которые отличались своей густотой, и переправиться по ним до следующего моря,
43. С трудом мы перебрались этим путем через лес, спустили потом тем же образом корабль на море и поплыли по чистой и прозрачной воде, пока нам не пришлось внезапно остановиться перед огромным ущельем, образовавшимся от расступившейся воды и напоминавшим собой те расщелины, которые часто образуются в почве после землетрясений. Если бы мы не успели вовремя убрать паруса, то наше судно, наверное, провалилось бы в эту пропасть. Высунувшись за борт, мы заглянули в этот провал, глубиной по крайней мере в тысячу стадий, и ужаснулись его необычайному виду, так как вода, разделившись, стояла совсем неподвижно. Затем мы стали озираться по сторонам и увидели направо не очень далеко водяной мост, перекинутый от одной водной поверхности к другой, так как он вытекал из одного моря и втекал в другое. Принявшись усиленно грести, мы вскоре приблизились к этому мосту и с большим трудом переправились по нему через пропасть, хотя сначала и не думали, что это будет возможно.
44. Отсюда нас приняло очень спокойное море, и мы увидели перед собой остров, небольшой, по виду обитаемый, легко доступный. На этом острове жили быкоголовые дикие люди, по имени Букефалы, с головой и рогами быка, как у нас изображают Минотавра. Пристав к берегу, мы пошли искать воды и съестных припасов, которых у нас больше не было. Воду мы отыскали тут же поблизости, но больше ничего уже найти не могли. Судя по громкому мычанию, раздававшемуся невдалеке, мы решили, что здесь должно находиться стадо быков, и двинулись поэтому дальше, но вскоре натолкнулись на людей, которые тут же набросились на нас и захватили трех из наших товарищей, я же со всеми остальными бросился бежать к морю. Ввиду того что нам совсем не хотелось оставлять у них безнаказанно наших друзей, мы все вооружились и напали в свою очередь на Букефалов, которые только что собрались поделить между собой мясо убитых наших спутников. Устрашенные нашим нападением, они бросились бежать, мы же преследовали их и убили при этом около пятидесяти человек, двух захватили в плен и вместе с ними тотчас же вернулись обратно. Съестных припасов мы так и не нашли. Хотя мне все и советовали убить наших пленников, но я не соглашался на это, а вместо того решил связать их и стеречь до тех пор, пока не явятся послы от Букефалов и не предложат нам за них выкупа. Вскоре они действительно появились, стали кивать нам головой и жалобно мычать, точно умоляя нас о чем-то. Предложенный ими выкуп состоял из большого количества сыра, сушеной рыбы, лука и четырех оленей о трех ногах: две ноги у них были позади, а две передние срослись в одну. Мы приняли этот выкуп, выдали их пленников и, пробыв здесь еще один день, пустились в дальнейший путь.
45. Через некоторое время в воде показалась рыба, вокруг нас стали летать птицы — все признаки, свидетельствующие о близости земли, были налицо. Вскоре мы увидели и людей, которые занимались совсем новым способом мореплавания. Они были одновременно и кораблями, и корабельщиками и достигали этого следующим образом: ложась в воду на спину, они поднимали срамные части, которые отличаются у них своими размерами, затем растягивали их как парус и, держа концы в руках, плыли таким образом по ветру. За этими людьми показались другие, сидя на пробках, запряженных двумя дельфинами, которых они подгоняли или сдерживали, смотря по надобности. Подвигаясь вперед, дельфины везли за собой пробки. Эти люди не причинили нам никакого вреда, и сами нас не испугались, а безбоязненно и самым мирным образом приблизились к нам, стали осматривать наше судно со всех сторон и удивляться его виду.
46. К вечеру мы приблизились к небольшому острову, заселенному женщинами, которые, как нам показалось, говорили на эллинском языке; они подошли к нам, взяли нас за руки и ласково приветствовали. Все они были молоды, красивы и разряжены наподобие гетер: длинные хитоны их тянулись за ними по земле. Остров их назывался Кобалусой, а город — Гидамаргией. Каждая из этих женщин взяла по жребию одного из нас к себе как своего гостя. Я же отстал немного, так как чувствовал, что тут творится нечто неладное, стал тщательно осматриваться по всем сторонам и увидел множество человеческих костей и черепов, лежащих на земле. Поднять теперь крик, созвать товарищей и взяться за оружие показалось мне неуместным. Я взял в руки мальву и обратился
к ней с горячей мольбой о том, чтобы она отвратила от нас грозящие нам бедствия. Когда моя хозяйка стала мне через некоторое время прислуживать, я заметил, что у нее вместо женских ног были ослиные копыта. Тут я бросился на нее с обнаженным мечом, связал ее и заставил отвечать на все мои вопросы. Она сообщила мне, хотя и очень неохотно, что они — морские женщины, именуемые Ослоногими, питаются заезжающими на их остров чужестранцами. "Мы их сначала опьяняем, — сказала она, — а потом, усыпив их в наших объятиях, нападаем на них". После того, как я услышал все это, я оставил ее связанной, сам же поднялся на крышу дома и криком созвал своих товарищей. Когда они все сбежались, я сообщил им о том, что узнал, показал им кости и повел их внутрь дома к моей пленнице, которая тут же превратилась в воду и исчезла. Я все-таки сунул меч в эту воду, и она превратилась в кровь.47. Затем мы изо всех сил бросились бежать на наш корабль и сразу же отплыли. Когда забрезжил следующий день, мы увидели какую-то землю и решили, что это и есть материк, лежащий в противоположной стороне от нашего. При виде его мы пали ниц и стали молиться и обсуждать предстоящее. Некоторые из нас думали, что лучше всего будет, если мы после непродолжительной высадки сразу же отправимся в обратный путь; другим же захотелось покинуть наше судно, пробраться вглубь страны и ознакомиться с нравами туземцев. Пока мы обсуждали этот вопрос, налетела отчаянная буря, разбила вдребезги наше судно о берег. С большим трудом добрались мы вплавь до берега, причем каждый из нас успел еще захватить свое оружие и кое-какие вещи.
Вот все то, что случилось со мной — до прибытия на другой материк — на море, во время плавания среди островов, в воздухе, затем в ките, а после нашего освобождения из него — в стране героев и снов и, наконец, у Быкоголовых и Ослоногих. Что же касается моих приключений на материке, то о них я поведаю в следующих книгах.
КОРАБЛЬ, ИЛИ ПОЖЕЛАНИЯ
Перевод Н. Н. Залесского
1. Ликин. Не я ли говорил, что скорей гниющее тело, лежащее на виду, останется скрытым от коршунов, чем какое-нибудь необычайное зрелище ускользнет от Тимолая, хотя бы требовалось для этого бежать без передышки в Коринф? Вот какой ты любитель зрелищ и как прыток в таких случаях.
Тимолай. Да как же иначе следовало мне поступить, Ликин, когда я, бродя без дела, узнал, что приплыл в Пирей огромный корабль, необычайный по размеру, один из тех, что доставляют из Египта в Италию хлеб? Полагаю, что и вы оба — ты и вот Самипп — пришли из города сюда не за чем иным, как для осмотра этого судна.
Ликин. Да, клянусь Зевсом. Также и Адимант, что из Мирринунта, последовал за нами, — только не знаю, где он сейчас, мы потеряли его в толпе зрителей. До самого корабля шли мы вместе, и при подъеме на судно ты, что ли, Самипп, был первым, после тебя шел Адимант, затем я, держась за него обеими руками: так и провел он меня за руку по сходням, дело в том, что я обут, а он был босым. Затем я более его не видел, ни на корабле, ни когда сошли с него.
2. Самипп. Знаешь, Ликин, где Адимант нас покинул: думаю, когда вышел из нижней части судна тот пригожий отрок в чистой, тонкой одежде, с повязанными назад кудрями, ниспадавшими по обе стороны лба. Если я хоть немного знаю Адиманта, то, думается мне, при виде такого изящного зрелища он пожелал долго здравствовать египетскому строителю корабля, водившему нас по судну, и, по обычаю своему, стал плакать: быстр он на слезы в любовных делах.
Ликин. Однако, Самипп, мне показалось, что этот отрок не слишком красив, чтобы поразить даже Адиманта, за которым в Афинах ходят следом столько красавчиков, причем все — свободные, речистые, пахнущие палестрой, — вот ради таких прослезиться не стыдно. А этот юноша вдобавок чернокож, губаст и чересчур узок в бедрах и слова произносит как-то неясно, без перерывов и торопясь. Судя по негреческому произношению и ударениям, а также по прическе — завитой назад пряди волос — юноша не свободнорожденный.
3. Тимолай. Нет, Ликин, такая прическа — знак благородного происхождения у египтян, носят ее также все свободные дети вплоть до самой юности — словом, дело обстоит обратно тому, что было у наших предков, которые для старцев считали красивым отращивать волосы и закладывать их начесом с поддержкой его золотой шпилькой.
Самипп. Вот хорошо, Тимолай, что напоминаешь нам о том месте сочинения Фукидида, где он во введении говорит о древней роскошной жизни наших предков, которую они вели совместно с ионийцами.
4. Тимолай. Подожди, Самипп, я вспомнил, где оставил нас Адимант: когда мы остановились и долго смотрели на мачту, считая, сколько полос кожи пошло на изготовку парусов, и дивились мореходу, взбиравшемуся по канатам и свободно перебегавшему затем по рее, ухватившись за снасти.
Самипп. Ты прав. Ну, что же теперь нам делать? Ожидать Адиманта, или, быть может, мне опять взобраться на судно?
Тимолай. Незачем! Пойдем обратно. Похоже на то, что он уже прошел мимо и мчится в город, так как нигде не мог нас отыскать. А если и не так, то ведь Адимант знает дорогу, и нечего опасаться, что, отстав от нас, он заблудится.