Лукреция с Воробьевых гор

Пожалуй, больше всего меня тревожило здоровье и чрезвычайная загруженность Родиона. Он работал в двух больницах и не отказывался от любых подвернувшихся предложений. Ведь теперь у него было две семьи.

Только через несколько лет, когда подрастет ребенок, я смогу работать и помогать ему. Но мне уже сейчас не терпелось переложить на свои плечи часть семейных забот. Ведь я на двенадцать лет моложе Роди и намного крепче. Он очень уставал к вечеру. Несколько раз я замечала, как он внезапно бледнел и старался незаметно выйти из комнаты, выпить таблетку и прилечь.

После смерти папы я панически боялась за мужа и старалась хотя бы дома ограждать его от бытовых забот и дрязг. А это было не так-то просто.

— Ты теперь еще и злая мачеха, — посмеивалась надо мной Люська. — Как у тебя складываются отношения с падчерицей?

— А никак! Она меня полностью игнорирует, а я стараюсь этого не замечать. Делаю вид, что все нормально, так и нужно, — отвечала я беспечно, хотя на самом деле кошки на душе скребли.

И Родя еще простодушно предлагал мне поселиться с ним, его мамой и девятнадцатилетней дочерью в трехкомнатной квартире. Разве это возможно? Да мы бы истерзали, измучили друг друга. И Родион бы страдал, ежедневно наблюдая наше отчуждение.

— Не бери в голову! — утешала меня Люся. — Девице девятнадцать лет, значит, она отрезанный ломоть. Сейчас они рано выскакивают замуж.

Я на это очень рассчитывала. Но Нина и после замужества не перестанет ревновать меня к отцу. Что же касается свекрови, то наши с ней отношения были нейтральными и спокойными. Старушка только опасалась, не слишком ли я для ее Родички молода и, судя по моему богатому прошлому, легкомысленна.

Поначалу Люся прозрачно намекала, что из трехкомнатной квартиры Родиона и моей однокомнатной можно выгадать две хорошие двухкомнатные и таким образом решить наши квартирные проблемы. Но я об этом слышать не хотела. Язык бы не повернулся сказать об этом Родиону. В нашем однокомнатном раю нам было хорошо, как в шалаше.

Тем не менее Люся активно взялась за жилищные проблемы семьи. Наша мама хотела перебраться к нам поближе. Сначала решено было обменять ее квартиру на меньшую по площади в Москве. Доплату Люся брала на себя. Их туристическая фирма не процветала, но все же приносила небольшой доход.

Когда моя жизнь круто переменилась, мама вдруг заявила, что мечтает поселиться именно со мной, нянчить внука и помогать мне по хозяйству. Люся очень удивилась, а я запаниковала.

— Я эгоистка, неблагодарная дочь, согласна, но я не могу жить с мамочкой под одной крышей. Спаси меня, Люсьен! Она желает воспитывать внука. Да кто ж ей доверит младенца? Ведь нас с тобой вырастили бабушка и папа. Не помню, чтобы мама когда-нибудь нас кормила, выводила на прогулку, утирала носы…

— Бабушки — это совсем другой статус, — возражала Люся. — И вообще мама очень изменилась к старости. Дня не проходит, чтобы она не вспомнила отца.

— Который изувечил ее жизнь, — добавила я с горечью.

— Она все давно поняла. Вася канонизирован. Он стал идеалом человека, мужа и отца.

Люськины глаза при этом смеялись. Как я завидовала ее умению все воспринимать с юмором. Я же в любой жизненной ситуации видела прежде всего драмы и трагедии. Матери не могла простить, что она всю жизнь унижала папу. Не женись он на ней, на свою беду, она вернулась бы после института в родную Белоруссию и вышла бы замуж за директора совхоза, своего старого ухажера.

Сестра меня поняла и не настаивала на совместном проживании с мамой. Она взялась за улаживание этой проблемы. Предложила матери пожить пока у них с Володей, в трехкомнатной квартире.

В ближайшее время предполагалась продажа квартиры в Малаховке либо сложный, запутанный обмен. В результате мы с Родионом должны получить двухкомнатную, а мама может поселиться в моей квартире на Таллинской. Деньги на доплату Люся с Володей благородно дают нам в долг, который мы будем выплачивать постепенно, по мере сил.

Услышав об обменах, я испугалась не на шутку. Мой гуманитарный ум был не в состоянии осознать эти сложнейшие комбинации. Но Люся благородно взяла все на себя и принялась за дело с азартом. У нее даже глаза горели. На мое счастье, у меня практичная и деловитая сестра.

Смущал меня и долг, который вскоре ляжет не на мои, а на Родины плечи. Он может потихоньку от меня подыскать и третью работу. С его-то сердцем! От этих мыслей у меня голова шла кругом. А Люся удивлялась, почему я стала такой нервной!

Раз в два-три месяца по привычке заезжала Лена — выговориться.

— Никто не умеет так слушать, как ты. Никто не умеет так утешить, казалось бы, обычными, но такими добрыми и нужными словами, — признавалась она с виноватой улыбкой.

И я внимательно слушала ее жалобы — на родителей, на судьбу, на Алика, на тупую и мелочную начальницу, потом на ее возлюбленного, грубого и равнодушного мужика, который отнял у Лены несколько лет жизни, так и не выполнив обещания — развестись и жениться на ней.

Но вдруг наши роли переменились. Теперь не успевала Лена переступить порог, как я мгновенно набрасывалась на нее и не давала рта раскрыть. Теперь она часами терпеливо выслушивала мое сбивчивое, эмоциональное повествование.

О том, что родная сестра не хочет рожать и этим губит свою жизнь. О ревнивой падчерице, о недоброжелательной свекрови, которая считает меня хитрой легкомысленной особой, уловившей в свои сети ее чистого душой, доброго и доверчивого сыночка.

Ленкину маму я, казалось, за долгие годы узнала как соседку по площадке — столько наслушалась рассказов об этой вздорной, деспотичной, капризной даме. Пришло время Лене познакомиться поближе и с моей родительницей.

— Она, видите ли, только после смерти папы поняла, как любила этого святого человека. Просто папа был донором, а мама у меня — вампир, «черная дыра», ей постоянно нужно подпитываться от кого-то. Теперь она, с умилением глядя на меня, повторяет при каждой встрече, как я похожа на отца, и хочет поселиться вместе со мной и Родионом. Не со своей любимицей Люськой, а со мной!

Сбитая с ног этим потоком информации, Лена испуганно лепетала:

— Все наши близкие, ну почти все — «черные дыры». Они наш крест, и мы обязаны этот крест нести. Наверное, полное одиночество — невыносимо. Так что терпи, дорогая. Это жизнь!

Лена меня утешала! Я даже расхохоталась, и Мезенцева, сразу угадав причину моего веселья, тоже посмеялась. Теперь бедняжка уносила груз своих невысказанных проблем обратно. Я ведь не давала ей и словечка вставить: все о себе да о своем.

Наверное, права Люся — я счастливый человек. Потому что только счастливые так эгоистичны, слепы и глухи. А Лена, наверное, перестанет ко мне ездить. Ведь от друзей мы ждем помощи, поддержки, понимания. Но когда на наши плечи норовят взвалить новое бремя в придачу к собственному, нам остается только бежать без оглядки от таких друзей. Если повезет, найти новых, которые не будут обременять нас непосильными просьбами или своими откровениями.