Луна и солнце

Месье Галлан почти шепотом начал чтение.

Мари-Жозеф с трудом различала слова, хотя перевод месье Галлана задумывался как главное украшение вечера. Мари-Жозеф хотела сосредоточиться на собственном творении, которое сейчас облекали в звуки Доменико, месье Гупийе и музыканты оркестра.

Мелодия играла и переливалась, словно свет свечей. Ноты вызывали образы далеких пустынь и садов, опасностей и приключений, экзотических ароматов и чудесных песен.

Годами слушая музыку лишь в собственном воображении, она теперь упивалась мелодией, заворожившей двор «короля-солнце». Ей казалось, что реальная музыка всегда уступает той, что звучит в уме, если только ее не исполняют ангелы или демоны.

«А вдруг я права и Доменико воистину ангел или демон?» — подумала она.

Мари-Жозеф медленно закрыла глаза, представив себе, что слушает музыку в одиночестве. Шелест шелка, атласа и бархата, шепот придворных, устало переступающих в толпе с ноги на ногу, приглушенные возгласы дам, восхищающихся красотой ее брата, — все это исчезло, и под звуки музыки она перенеслась в таинственную Аравию, зачарованная ее дерзкой и чувственной прелестью.

— «Шахерезада, супруга моя, — читал месье Галлан теперь уже уверенным и громким голосом, — я окажу тебе милость, и ты проживешь еще одну ночь, — объявил султан. — Ты расскажешь мне еще одну сказку. Но потом умрешь, ибо мне известно, на какие измены и предательство способны женщины».

Сказка и песня Мари-Жозеф завершились одновременно бравурными клавесинными аккордами Доменико.

Вне себя, Мари-Жозеф открыла глаза. Сердце у нее учащенно билось. В чудесном исполнении оркестра и малыша Доменико пьеса показалась ей воистину прекрасной.

Месье Галлан, Доменико и синьор Скарлатти поклонились его величеству. Когда они безмолвно выпрямились, Мари-Жозеф жадно вперила взор в лицо короля. Она надеялась, что его величество хотя бы одним движением, одним взглядом выкажет, что доволен.

Его величество поаплодировал своим музыкантам и своему переводчику, выразив одобрение. После этого все стали наперебой восхищаться или притворяться восхищенными. Зал взорвался аплодисментами.

Месье Гупийе представил Доменико, синьора Скарлатти, музыкантов оркестра. Месье Галлан снова поклонился.

Папа Иннокентий слушал почти безучастно. Мари-Жозеф задумалась, дозволено ли ему, человеку святой жизни, наслаждаться светскими развлечениями.

Жаль, если нет, решила она.

Лотта энергично обмахивала веером лицо и шею. Она остановилась было, вновь затрепетала веером, нетерпеливо захлопнула его с громким щелчком, опять открыла веер с громким щелчком и стала обмахиваться. Мари-Жозеф заставила себя вспомнить о своих обязанностях, вытащила из рукава Лоттин платок и нежно промокнула ее щеку, стараясь не слишком размазать румяна.

— Превосходная сказка, месье Галлан, — похвалил король, — весьма увлекательная.

— Благодарю вас, ваше величество.

Месье Галлан снова отвесил поклон, покраснев. Он отдал книгу пажу, тот вручил ее церемониймейстеру, а церемониймейстер передал ее графу Люсьену. Граф Люсьен в свою очередь преподнес томик его величеству.

— В знак признательности за августейшее покровительство, которого изволил удостоить меня его величество, — объявил месье Галлан, — я распорядился напечатать в моем переводе и переплести первую из «Сказок Шахерезады», иначе именуемых «Тысяча и одна ночь».

Его величество взял книгу из рук графа Люсьена, благосклонно оглядел богатый переплет и вернул ее графу.

— Я с удовольствием принимаю подарок.

— Благодарю вас за высокую оценку моих усилий, сир.

— Синьор Скарлатти!

Скарлатти поспешно выступил вперед и снова поклонился.

— Синьор Скарлатти, передайте мое почтение вашему патрону маркизу дель Карпио и поблагодарите его за то, что он прислал мне вас и вашего сына.

Король улыбнулся малышу Доменико:

— Ты чудесно играл, мой мальчик.

Доменико чопорно поклонился, неловко сгибаясь в поясе, словно маленькая марионетка. Его величество лично вручил мальчику золотой.

— Месье Гупийе!

Капельмейстер бросился к его величеству и несколько раз поклонился.

— Очаровательная пьеса, месье Гупийе, прежде мы ее не слышали. Вы написали ее нарочно к сегодняшнему дню?

— Да, ваше величество, — ответил Гупийе.

— Великолепно, великолепно, хотя и довольно дерзко.

Мари-Жозеф замерла в изумлении, быстро сменившемся возмущением и гневом. Его величество решил, что пьесу сочинил месье Гупийе, а месье Гупийе промолчал!

— Ее написала синьорина Мария! — произнес малыш Доменико.

По толпе придворных прокатился испуганный гул: неужели сын простолюдина осмелился без разрешения обратиться к королю? Доменико, сжимая золотой большими и указательными пальчиками обеих рук и держа его перед собой, словно талисман, глядел на его величество, не мигая от ужаса и сжавшись в комочек, точно и в самом деле сожалея, что ему восемь, а не шесть.

— Это правда, господин Гупийе?

— До некоторой степени, ваше величество, — заторопился месье Гупийе. — Я переработал ее, орнаментировал, ваше величество, чтобы она соответствовала высоким требованиям двора.

Людовик обратил взор темно-голубых глаз на Мари-Жозеф. Как же она теперь раскаивалась в том, что когда-то, в Сен-Сире, сыграла Доменико свою пьесу. Стоило его величеству обратить на нее внимание — не важно, с упреком ли, с одобрением, — как она преисполнялась ужаса.

— Мадемуазель де ла Круа!

Пока она делала реверанс, в голове у нее одна за другой проносились безумные мысли: «Я должна подойти к нему, но как? Протиснуться сквозь толпу? Растолкать придворных? Перепрыгнуть через Лотту вместе с ее табуретом?»

Поднявшись, она обнаружила, что рядом с нею стоит граф Люсьен и предлагает ей руку и что придворные уже почтительно расступились перед ними. Она положила руку ему на запястье и с благодарностью последовала за ним, повинуясь его воле и твердо ступая по земле. Не будь его, она могла бы взлететь к потолку и порхать там среди живописных облаков, а то и вовсе унестись неведомо куда на запряженной волками колеснице Марса.

Его величество изволил улыбнуться:

— Мадемуазель де ла Круа, сколько, оказывается, у вас талантов! Укротительница русалок, спутница Аполлона и новая мадемуазель де ла Герр! [9]

9

Элизабет-Клод де ла Герр, урожденная Жаке (1665–1729) — французский музыкант и композитор, в особенности прославившаяся пьесами для клавесина.

— Ах, ваше величество, мадемуазель де ла Герр — гений, а я всего лишь дилетантка.

— Но вы здесь, а она в Париже и занята творчеством вдвойне: рожает ребенка мужу и пишет мне оперу. Я давно ее не видел, однако надеюсь, что уж оперу-то она посвятит своему королю.

Его величество резко встал, выпрямившись и проворно подняв ногу с подушки. Все, кто до сего мгновения сидел, также встали. Королевская семья, иностранные принцы и остальные придворные придвинулись поближе к королю, чтобы услышать, что его величество говорит той, на кого в этот миг соизволил обратить свое благосклонное внимание.