Луна трех колец
Шрифт:
Они продолжали стрелять, и я бежал зигзагами, надеясь, что Симла последует моему примеру. Мы прибежали в лагерь и оказались всего в нескольких футах от Малика, который лежал там же, где упал. Симла обнюхала его голову и жалобно завыла.
— Вперед! — настаивал я. Она обернулась, оскалила зубы, как бы собираясь броситься на меня. Затем красный свет в ее глазах погас, и она побежала со мной плечо к плечу между фургонами за пределы лагеря.
Я не имел представления, куда скрылись остальные животные, но улавливал их смешанный запах и подумал, что они пошли той же дорогой. Я даже не был уверен, сколько их и каких они пород.
— Наверх! — приказал я
Мы проделали немалый путь к вершине холма, пока, наконец, не остановились, измученные. Там мы легли и стали следить за лагерем. В нем были люди. Они пинали клетки, дверцы которых были открыты, тыкали мечами во внутренность фургонов, как бы выгоняя кого-то, кто там мог прятаться.
Из фургона Майлин выкинули ящики и разламывали их, доставая запас печенья и сушеного мяса. По нетерпению и жадности, с какими они пожирали эти запасы, было видно, что эти люди давно уже не видели пищи. Они оттащили тело Малика в сторону и затолкнули под фургон. Двое людей прошли вдоль линии казов, которые фыркали, рвались с привязи и лягали всех, кто приближался к ним.
Пустые клетки не давали людям покоя: они толкали их, переворачивали, трясли, будто не верили, что они пусты, и старались что-то вытрясти.
В разгромленный лагерь приехали еще трое. Один человек поддерживал другого в седле, а третий ехал сзади, прикрывая тыл. Теперь настала моя очередь зарычать: с тем, за кем так ухаживали, я встретился в пограничном форту. На лагерь напал отверженный отряд Озокана, и их вождь, видимо, недавно был крепко потрепан: его правая рука была привязана к груди, лицо было бледным и исхудалым. Это был жалкий призрак того самонадеянного князька, который пытался диктовать свои условия Свободным Торговцам.
Разграбление фургонов продолжалось. Люди вытаскивали содержимое ящиков и корзинок. Пища, видимо, была их первой заботой, и они жадно ели, а остатки складывали в седельные сумки. Затем некоторые пошли в юго-западном направлении и вернулись с верховыми казами. Некоторые казы хромали, и на всех лежал отпечаток тяжелого и долгого перехода.
Однако, люди не спешили покидать лагерь. Они сняли Озокана с седла и положили на диван, вытащенный из фургона Майлин. Тот, кто поддерживал Озокана в пути, согрел воду на костре и взял на себя заботу о ране вождя.
Похоже, что Озокан больше не командовал, потому что по приказу того, другого, грабители принялись наводить порядок в том разгроме, который они учинили. Он встал на колено у фургона, под которым лежало тело Малика, и внимательно осмотрел жертву. Затем по его приказу тело Тэсса вытащили и унесли в кусты.
Я почувствовал, как рядом со мной напряглись мышцы Симлы, услышал ее почти беззвучное рычание и послал ей мысль:
— Потом. Потом, подожди.
Я не знал, смогу ли удержать ее, но оценивал наше печальное положение. Майлин уехала в Ырджар и скоро должна вернуться, а, по всему, отщепенцы не собирались скоро покидать лагерь. Наоборот, они сложили все, что вытащили, назад в фургоны, убрали с глаз разграбленные ящики. Один прошел вдоль пустых клеток и не только расставил их в прежнем порядке, но даже закрыл дверцы на щеколды. Когда все было сделано, офицер огляделся вокруг и кивнул. Насколько я понимал, они старались, чтобы лагерь
выглядел нетронутым. Это могло означать только одно: они считали, что Малик — это еще не все Тэсса, и устроили западню. Знают ли они о Майлин? Может, они выследили ее накануне и теперь ждали, чтобы захватить ее?Я понюхал воздух. Многие запахи были мне знакомы. Маленький народ хотя и разбежался, но был недалеко. Мой нос обнаружил десять или двенадцать животных неподалеку от того места, где прятались я и Симла. Я попытался открыть им свой мозг и испытал слабый толчок. Животные не только собрались здесь все вместе, но и объединились в одной цели, чего я никак не предполагал у обычных животных, да еще разных пород. В их мозгах и мысли не было о побеге, они думали только о сражении.
— Нет! — я старался передать им свою мысль от мозга в мозг, но они противились мне. Я ведь не Малик, не Майлин и не другой лидер, которого они признавали.
— Потом! — твердил я и приходил в отчаяние, что не могу повлиять на них. При дневном свете, против сильных вооруженных людей мохнатая армия почти не имела шансов на успех.
— Майлин! — я мысленно нарисовал образ Майлин, какой я ее видел, облеченной властью, в рубинах и серебре, дирижирующей своим маленьким народом на сцене. — Майлин! — посылал я мысль. — Вспомните Майлин!
Симла заскулила очень мягко — она вспомнила. А как другие? Доберусь ли я до них? Я почти закрылся от мира света, звука, запаха, держал только мир мысли, рисовал Майлин, стараясь заставить их ответить на этот рисунок.
— Майлин!
И они ответили! Я уловил облегчение и возбуждение в этом ответе и сосредоточился на том, что собирался выдать им сейчас.
— Майлин идет.
Усиление возбуждения.
— Нет еще, — поторопился я исправить то, что могло вызвать роковое движение. — Но скоро… скоро…
Нечто вопросительное.
— Скоро. Те люди внизу — они ждут Майлин… — я шел ощупью, пытаясь быть твердым, сознавая, что могу совершить ошибку, которая пошлет их туда, куда им нельзя идти.
Гнев, подъем ненависти.
— Мы должны найти Майлин, пока она не пришла сюда, — я, насколько мог, нарисовал мысленное изображение Майлин, на этот раз едущей к лагерю.
— Найти Майлин до того, как она приедет!
Эта мысль покатилась, как морская волна, от одного маленького мозга к другому. Теперь я знал, что они пойдут, но не к лагерю и врагам внизу, но далеко обойдут опасное место и направятся в западные равнины.
Я лежал на прежнем месте, продолжая наблюдать за лагерем. Хотя у меня не было военного опыта, я считал, что правильно интерпретировал действия врага. Озокана поместили в фургон Майлин, его опекун и страж спрятался там же. Остальные притаились в других фургонах или под ними. Один человек поил и кормил казов. Еще один, посовещавшись с офицером, исчез в западном направлении — разведчик, как я подумал. Я сказал Симле:
— Оставайся здесь, следи…
Ее губы поднялись над клыками:
— Останься… следи.
Ее первое возражение погасло, она заворчала.
— Не сражаться, следить… Майлин идет.
Ее согласие было смазанным, нечетким, не таким, какое я мог бы получить от Майлин, от Малика или другого человека. Мне оставалось только надеяться, что она останется в том же настроении, когда я уйду.
Моим первым объектом был разведчик. Я выполз из укрытия, мне надо было далеко обогнуть лагерь. Те, кто спрятался там, наверняка недоумевали, что случилось со сбежавшими животными, и, надо думать, наблюдали как за двуногими, так и за четвероногими путешественниками.