Лунная миля

Она и Энджи обнялись — такими естественными объятиями, секрет которых ускользает даже от самых продвинутых мужчин. Иногда я подкалываю Энджи по этому поводу. Называю это «объятиями в стиле мыльной оперы» или «провернуть Опру». Но на сей раз за этим жестом крылось что-то другое, с трудом поддающееся определению, — то ли признание глубокой несправедливости происходящего, то ли попытка ободрить.

— Она заслуживала таких родителей, как вы, — сказала Энджи.

Элейн тихо плакала, уткнувшись в ее плечо, а Энджи, положив ладонь ей на затылок, тихонько ее баюкала — так, как часто делала с нашей дочерью.

— Она вас заслуживала.

Глава 13

Андре Стайлз встретил нас у входа в здание Службы социальной защиты на Фарнсворт-стрит, и мы втроем направились вниз по Сипорт, пока наконец не решили укрыться от снега и ветра в таверне на Слипер-стрит. После того как мы уселись за столик и сделали заказ подошедшей официантке, я сказал:

— Еще раз спасибо, что согласились с нами встретиться, мистер Стайлз.

— Пожалуйста, — отозвался он, — только не зовите меня «мистер». Просто Дре.

— Ну, значит, Дре.

Ему было где-то тридцать семь — тридцать восемь лет, коротко остриженные темные волосы только-только тронула седина — на висках и на самой кромке аккуратной эспаньолки. Для соцработника одет он был со вкусом — черная хлопковая футболка и темно-синие джинсы, значительно более привлекательные, чем ассортимент «Гэпа», и черное кашемировое пальто с красной подкладкой.

— Итак, — сказал он. — Софи.

— Софи.

— Вы встречались с ее отцом.

— Ага, — кивнула Энджи.

— И как он вам показался?

Официантка принесла наши напитки. Он выудил дольку лимона из своей водки с тоником, помешал в бокале коктейльной палочкой и положил ее рядом с лимонной долькой. Пальцы его двигались с уверенной ловкостью, свойственной пианистам.

— Отец, — сказал я. — Тот еще фрукт, а?

— Ну, если под словом «фрукт» вы подразумеваете «козел», то да, согласен.

Энджи засмеялась, пригубила вина.

— Можешь говорить все как есть, Дре.

— Уж пожалуйста, — добавила Энджи.

Он отпил из своего стакана и разгрыз кубик льда.

— Я работаю со многими детьми, и часто проблема совсем не в них. Проблема в том, что им не повезло в родительской лотерее — вытянули билетик, а на нем приз: «Сволочь». Иногда в двойном размере. Я, конечно, мог бы сейчас сидеть и изощряться перед вами в политкорректности, но меня и на работе от этого мутит.

— Политкорректности нам не требуется, — сказал я. — Мы будем очень благодарны за любую информацию.

— Давно вы занимаетесь частным сыском?

— У меня был перерыв в пять лет, — сказала Энджи.

— И когда он прервался?

— Сегодня утром, — ответила она.

— Не скучала?

— Думала, что скучала, — ответила она. — Но вот теперь уже не уверена.

— А ты? — обратился он ко мне. — Давно ты в частных детективах?

— Слишком давно. — Мысль о том, что это чистая правда, неприятно кольнула меня. — С тех пор, как мне стукнуло двадцать три года.

— Не задумывался о том, чтобы заняться чем-нибудь другим?

— Почти каждый день. А ты?

Он покачал головой:

— Это и так моя вторая профессия.

— А первая?

Он прикончил свой коктейль и взглянул в сторону официантки. У меня еще оставалось полстакана скотча, у Энджи — две трети бокала вина, поэтому Дре указал на свой бокал и вытянул один палец.

— Моя первая профессия? — сказал он. — Я был врачом, как ни странно.

Вот и логичное объяснение ловкости его пальцев.

— Думаешь, что будешь спасать людям жизнь, но быстро понимаешь, что медицина — такой же бизнес, как и любой другой. Все крутится вокруг того, как обеспечить клиенту максимум дорогостоящих услуг при минимуме затрат с твоей стороны.

— Полагаю, ты и тогда особенной политкорректностью не страдал? — спросила Энджи.

Официантка вернулась с новым коктейлем. Дре ухмыльнулся:

— Меня уволили из четырех больниц в радиусе пяти миль. За неповиновение. По-моему это рекорд. И тогда мне стало ясно, что в этом городе больше никто не возьмет меня на работу. Я бы мог, конечно, переехать куда-нибудь в Нью-Бедфорд или вроде того, но мне тут нравится. И одним прекрасным утром я проснулся и понял, что просто ненавижу свою жизнь. Ненавижу то, во что она превратилась. Утратил веру. — Он пожал плечами. — А через пару дней увидел в газете объявление, что службе социальной защиты нужны сотрудники. Вот так я и оказался здесь.

— Не скучаешь по прошлому?

— Иногда. Но не часто. Знаешь, это как неудачный брак — конечно, были и хорошие моменты, без них бы я вообще туда не сунулся, но в основном… Та работа меня просто изнутри выедала. А теперь у меня стабильный рабочий график, я горжусь тем, чем занимаюсь, и ночью сплю как невинный младенец.

— А работа, которой ты занимался с Софи Корлисс?

— Ну, по закону многого я вам сказать просто не могу — конфиденциальная информация, сами понимаете. Она обратилась ко мне за помощью, и я постарался сделать все, что было в моих силах. У нее в жизни не все шло гладко.

— А почему она школу бросила, не скажешь?

Он виновато улыбнулся:

— Боюсь, что не скажу. Конфиденциальная информация.

— Я все никак не могу понять, что она за человек, — сказал я.

— Потому что как личность она не существует. Софи из тех подростков, которые… Она росла, но не взрослела. В смысле не приобретала в процессе взросления никаких жизненных навыков. Ни к чему не стремилась. Сама плохо себе представляла, кто она такая. Достаточно умная, чтобы понять, что у нее есть недостатки. Но недостаточно умная, чтобы понять, какие именно. А даже если бы и поняла, что бы она могла с этим поделать? Невозможно просто взять и решить — вот это станет делом моей жизни. Призвание нельзя создать искусственно. Софи была из тех, кого я называю «поплавками», — они всю жизнь плывут по течению и ждут, когда появится кто-то, кто скажет им, куда надо двигаться.

— А с ее подружкой Амандой ты когда-нибудь встречалися? — спросила Энджи.

— А, — протянул он. — Аманда.

— Значит, встречался?

— Если вы встречались с Софи, то встречались и с Амандой.

— Не ты один так говоришь, — сказал я.

— А вы с ней знакомы, нет?

— Много лет назад, когда ее…

— Ой, — сказал вдруг он, чуть оттолкнувшись вместе со стулом от столика. — Ты же тот самый парень, который в девяностых ее нашел, так? Господи. То-то мне фамилия знакомой показалась.