Лунная пыль. Я, робот. Стальные пещеры
Шрифт:
На этом семинаре Сьюзен не выступала. Она не приняла участия и в последовавших за ним бурных дискуссиях. Мир не нравился этой малообщительной, бесцветной и неинтересной девушке с каменным выражением лица и гипертрофированным интеллектом, и она сторонилась людей.
Но слушая и наблюдая, она уже тогда почувствовала, как в ней холодным пламенем загорается увлечение.
В 2005 году она окончила Колумбийский университет и поступила в аспирантуру по кибернетике.
Изобретенные Робертсоном позитронные мозговые связи превзошли все достигнутое в середине XX века
Сьюзен научилась рассчитывать необходимые параметры, определять возможные значения переменных позитронного “мозга” и разрабатывать такие схемы, чтобы можно было точно предсказать его реакцию на данные раздражители.
В 2008 году она получила степень доктора и поступила на “Ю.С.Роботс” в качестве робопсихолога, став, таким образом, первым выдающимся специалистом в этой новой области науки. Лоуренс Робертсон тогда все еще был президентом компании, Альфред Лэннинг — научным руководителем.
За пятьдесят лет на глазах Сьюзен Кэлвин прогресс человечества изменил свое русло и рванулся вперед.
Теперь она уходила в отставку, — насколько это вообще было для нее возможно. Во всяком случае, она позволила повесить на двери своего старого кабинета табличку с чужим именем.
Вот, собственно, и все, что было у меня записано. Были еще длинные списки ее печатных работ, принадлежащих ей патентов, точная хронология ее продвижения по службе, — короче, я знал до мельчайших деталей всю ее официальную биографию.
Но мне было нужно другое. Серия очерков для “Интерплэнетери Пресс” требовала большего. Гораздо большего.
Я так ей и сказал.
— Доктор Кэлвин, — сказал я, — для публики вы и “Ю.С.Роботс” — одно и то же. Ваша отставка будет концом целой эпохи…
— Вам нужны живые детали?
Она не улыбнулась. По-моему, она вообще никогда не улыбается. Но ее острый взгляд не был сердитым. Я почувствовал, как он пронизал меня до самого затылка, и понял, что она видит меня насквозь. Она всех видела насквозь. Тем не менее я сказал:
— Совершенно верно.
— Живые детали о роботах? Получается противоречие.
— Нет, доктор. О вас.
— Ну, меня тоже называют роботом. Вам, наверное, уже сказали, что во мне нет ничего человеческого.
Мне это действительно говорили, но я решил промолчать.
Она встала со стула. Она была небольшого роста и выглядела хрупкой.
Вместе с ней я подошел к окну.
Конторы и цехи “Ю.С.Роботс” были похожи на целый маленький, правильно распланированный городок. Он раскинулся перед нами, плоский, как аэрофотография.
— Когда я начала здесь работать, — сказала она, — у меня была маленькая комнатка в здании, которое стояло где-то вон там, где сейчас котельная. Это здание снесли, когда вас не было на свете. В комнате сидели еще три человека. На мою долю приходилось полстола. Все наши роботы производились в одном корпусе. Три штуки в неделю. А посмотрите сейчас!
— Пятьдесят лет — долгий срок. — Я не придумал ничего лучше этой
избитой фразы.— Ничуть, если это ваше прошлое, — возразила она. — Я думаю, как это они так быстро пролетели.
Она снова села за стол. Хотя выражение ее лица не изменилось, но ей, по-моему, стало грустно.
— Сколько вам лет? — поинтересовалась она.
— Тридцать два, — ответил я.
— Тогда вы не помните, каким был мир без роботов. Было время, когда перед лицом Вселенной человек был одинок и не имел друзей. Теперь у него есть помощники, существа более сильные, более надежные, более эффективные, чем он, и абсолютно ему преданные. Человечество больше не одиноко. Вам это не приходило в голову?
— Боюсь, что нет. Можно будет процитировать ваши слова?
— Можно. Для вас робот — это робот. Механизмы и металл, электричество и позитроны… Разум, воплощенный в железе! Создаваемый человеком, а если нужно, и уничтожаемый человеком… Но вы не работали с ними, и вы их не знаете. Они чище и лучше нас.
Я попробовал осторожно подзадорить ее:
— Мы были бы рады услышать кое-что из того, что вы знаете о роботах, что вы о них думаете. “Интерплэнетери Пресс” обслуживает всю Солнечную систему. Миллиарды потенциальных слушателей, доктор Кэлвин! Они должны услышать ваш рассказ.
Но подзадоривать ее не приходилось. Не слушая меня, она продолжала:
— Все это можно было предвидеть с самого начала. Тогда мы продавали роботов для использования на Земле — это было еще даже до меня. Конечно, роботы тогда еще не умели говорить. Потом они стали больше похожи на человека, и начались протесты. Профсоюзы не хотели, чтобы роботы конкурировали с человеком; религиозные организации возражали из-за своих предрассудков. Все это было смешно и вовсе бесполезно. Но это было.
Я записывал все подряд на свой карманный магнитофон, стараясь незаметно шевелить пальцами. Если немного попрактиковаться, то можно управлять магнитофоном, не вынимая его из кармана.
— Возьмите историю с Робби. Я не знала его. Он был пущен на слом как безнадежно устаревший за год до того, как я поступила на работу. Но я видела девочку в музее…
Она умолкла. Ее глаза затуманились. Я тоже молчал, не мешая ей углубиться в прошлое. Это прошлое было таким далеким!
— Я услышала эту историю позже. И когда нас называли создателями демонов и святотатцами, я всегда вспоминала о нем. Робби был немой робот. Его выпустили в 1996 году, еще до того, как роботы стали крайне специализированными, и он был продан для работы в качестве няньки.
— Кого?
— Няньки…
РОББИ
— Девяносто восемь… девяносто девять… сто!
Глория отвела пухлую ручку, которой она закрывала глаза, и несколько секунд стояла, сморщив нос и моргая от солнечного света. Пытаясь смотреть сразу во все стороны, она осторожно отошла на несколько шагов от дерева.
Вытянув шею, она вглядывалась в заросли кустов справа от нее, потом отошла от дерева еще на несколько шагов, стараясь заглянуть в самую глубину зарослей.