Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты

Переговоры в радиодиапазоне “Анарды” иссякли.

Вернулся Аганн. Поднял кресло, приткнул его к рото–пульту на плашере пилот–ложементов. Усаживаясь, сообщил:

— Наш Ф-позывной для “Байкала” дает автоматика.

Андрей не ответил. Он смотрел на Пятно.

О том, что Пятно лежит на равнине Атланта, было ясно из полемики Титана и Энцелада. Визуально Андрей, пожалуй, и не сумел бы сразу определить этот район планетоида, хотя в свою курсантскую бытность изучал общую и прикладную селенографию (куда, понятно, входила и прикладная япетография). Вообразить себе “равнину Атланта” равниной мог бы отважиться только истый оригинал. С орбиты хорошо просматривались ледяные обрывы, “молодые” структуры извилистых гребней и желобов, покрытые сеткой черных трещин участки “слоновьей кожи”, сильно изжеванные мелкими складками зубчатые холмы (гофры), ну и, конечно же, вездесущие черные оспины взрывных и ударно–взрывных кратеров, окольцованных светлыми валиками. К западному региону этой, с позволения сказать, равнины, окрещенной именем мифического небодержателя, примыкал бассейн Плейоны — крупная, но не слишком глубокая впадина с обычной для бассейнов ударного типа системой концентрических разломов и гребней. Западный край Пятна упирался в уступ внешнего гребня Плейоны.

Рассматривать Пятно было удобно: его изображение медленно, со скоростью улитки, ползло по невидимо–вогнутой поверхности сфероэкрана — левее белой полосы настила, соединяющей плашеры пилот — и штурм–ложементов. Кроме удивительно круглого абриса, ничего такого, что поражало бы взгляд, в этом новообразовании не было. Слегка бугристое в центре, похожее на широченный пудинг скопление светло–серого дыма. Или тумана, если доверять прозорливости селенологов Энцелада.

Толщина “пудинга” сравнительно невелика. На глаз — порядка трех километров. Вряд ли более четырех. Трудно представить себе, чтобы рождение туманного диска диаметром в двадцать пять километров не сопровождалось выбросом соответственного масштаба. И всего за девять часов колоссальный султан газа успел осесть на равнину геометрически правильным слоем?.. Крайне сомнительно. А для гипотезы о спокойной миграции газов — из трещин к поверхности — форма Пятна совсем не подходит. Трещиноватый участок, допустим, может быть круглым, но ведь не до такой же степени!.. Да, именно форма Пятна волновала воображение и заставляла теряться в догадках. Неправдоподобно, неестественно круглый пудингообразный диск… Хорошо, хотя бы в достаточной мере определенно угадывается издалека его туманная плоть, видны облакоподобные “карнизы” и “оползни” на отвислых (где больше, где меньше), а местами кисельно–оплывших краях. Иначе трудно было бы удержать фантазию от искушения окунуться в мир иррациональных домыслов, а руки — от желания крепенько ущипнуть себя за ухо. Смятение селенологов можно понять.

Мало–помалу изображение Пятна уползло под плашер штурм–ложемента. Андрей перевел глаза на светлую полосу, выбелившую горизонт. Она была несравнимо ярче всех остальных подсвеченных Солнцем деталей рельефа темно–серого в массе своих площадей ледорадо^* ведущего полушария Япета. Светлая полоса принадлежала ведомому полушарию, которое, вероятно, по причине давнишнего столкновения с астероидом гораздо больше запорошено инеем. Мертвец–в–Простыне… На Япет десантировались две смешанные по составу (космодесантники и ученые) исследовательские экспедиции; обе сделали вывод, что эта луна, вполне нормально изуродованная в прошлом сейсмической активностью недр и метеоритной бомбардировкой, ныне мертва, как булыжник. Скорбное Внеземелье опустило снежную Простыню на окоченелые останки. А теперь, выходит, Мертвец шевельнулся?..

— Я — “Байкал”! — внезапно взревели тонфоны. — “Анарда”, слышу ваш позывной! Кто на приеме?

Аганн убавил громкость, взглянул на Андрея.

— “Анарда” — “Байкалу”, — проговорил Андреи. — На приеме Тобольский. Салют, капитан!

— Салют, шкип! — Голос Валаева потеплел. — Чертовски рад тебя слышать.

— Взаимно, Ярослав, взаимно! Как дела на разгрузке?

— Кое–как. Здешних приемщиков ты знаешь. Одним словом — провинция. — Валаев вздохнул. — Но послезавтра “люстру” — в руки экзоператорам, а тебе — добро пожаловать на “Байкал”. Масс–центровку проведут под твоим руководством. Соскучился?

У Андрея чуть было не вырвалось чистосердечное “да, очень”, но, вспомнив Копаева, он вовремя притормозил язык:

— Да… как тебе сказать? Здесь скучать не приходится.

— Что у вас с радиосвязью? В эфире паника: все поголовно встревожены вашим молчанием. Говорят, там пятно у вас объявилось какое–то ненормальное?

— Облако белесого тумана. Слишком круглое такое облако… Не идеально круглое, потому что края кое–где оплывают, но все равно — слишком. Я думаю, это он влияет на радиосвязь.

— Мы взяли его телефотерным увеличением. Мне эта штука напоминает круглую льдину.

— А мне — пудинг. Хорошо отформованный грандиозный пудинг. Хватит на всех. Для всего человечества, как сказал бы один мой знакомый.

— Чего только не выдумает Мать Природа… Кстати о человечестве. Тут специалисты по лунам страшно взволнованы, пылают желанием взять у вас интервью. Одного едва успокоили — нервы у парня сдали. Из–за этого Пятна, говорит, мою диссертацию теперь к чертям в болото. Жалко его, хороший такой человек, молодой — и уже, понимаешь, с запятнанной диссертацией… Ну, до встречи? Привет Аганну. Передаю канал селенологам. Будь здоров!

— Общий привет, — процедил Андрей вместо привычного “Салют!”. Специально для Аверьяна.

— Титан–орбитальный — Япету. Мы вас тоже приветствуем, Андрей Васильевич! Вас и капитана “Анарды” Аганна. Если вы ничего не имеете против, мы хотели бы войти с вами в контакт по поводу фог–объекта — он же Дым–диск, он же Грандпудинг и он же Пятно на Япете.

Это был голос Максима, и новый голос Андрею не очень понравился. Этакая жесткость интонаций под сиропчиком снисходительной вежливости.

— “Анарда” — Титану. С кем имею?..

— Постоянный член ученого совета Сатурн–системы Март Аркадьевич Фролов к вашим услугам. Мы с вами почти ровесники, предлагаю называть друг друга по имени.

— Согласен. Борис Аркадьевич Фролов вам случайно не родственник?

— Вполне может быть. Родственников — тьма.

Андрей опешил.

— Знавал я вашего брата… Если это он и… если это вас хоть капельку…

— Андрей, если вы ничего не имеете против, сейчас меня много больше волнует Пятно.

— Против я ничего не имею, хотя и не совсем улавливаю, что от меня требуется.

— Ваши впечатления. Как результат визуальных наблюдений.

“Напористый малый”, — подумал Андрей, взглянул на часы и добросовестно выложил свои впечатления. Результаты — это он и сам сознавал — были скромные и удовлетворить постоянного члена ученого совета Сатурн–системы не могли.

— Это все. Наверняка я мало прибавил к тому, что вы наблюдаете на экранах телефотеров.

— Увы, да, — согласился постоянный член. — Но пусть это вас не смущает. Мы дадим вам несколько полезных указаний, которые помогут вашей группе собрать о Пятне дополнительную информацию. Андрей на мгновение онемел.

— Послушайте, Март!.. О какой группе идет речь?

— Ну, положим, на танкере вы не один.

“Лучше бы я был один”, — подумал Андрей, разглядывая остроносый профиль Аганна. Экзот тоскующе водил глазами по сторонам, ерзал в кресле и, страдальчески морщась, то и дело потирал затылок — словно перспектива получить ценные указания отозвалась у него приступом головной боли.

По затянувшейся паузе Март, видимо, понял, что взял неправильный тон, и добавил:

— Ваши возможности, да, ограниченны. Однако бездействие, согласитесь, недопустимо. Давайте вместе обсудим, как быть.

— Благоразумнее командировать сюда специалистов, более сведущих в вопросах проблемной селенологии, чем я и Аганн.

— Безусловно. Готовится к старту люггер “Виверра” с десантниками и селенологами на борту. Но где гарантия, что до прихода “Виверры” Пятно не исчезнет так же внезапно, как появилось? В его стабильности я, например, далеко не уверен. А люггер в лучшем случае прибудет к вам через сутки.

— Я вам сочувствую.

— Тронут. Кстати, сочувствие, как и любой благородный металл, можно отлить в конкретную форму.