Лунная женщина

Она не осознавала происходящих с ней превращений. Чтобы не случалось вокруг, на лице Лунной женщины неизменно блуждала отрешенно-загадочная улыбка, вызывавшая у ее супруга бессильную ярость. Его недовольство и раздражение разбивались вдребезги о ее непоколебимое спокойствие.

Мы часто гуляли вдвоем по саду. Шумная возня детей, ворчание мужа, иногда сопровождавшего ее, не отвлекали нас от мира грез, в котором мы оба пребывали.

Вековые деревья, уничтожившие могучими кронами всю растительность у своего подножья, цеплялись за мир скрюченными, заскорузлыми ветвями. Замшелые серые гроты уводили в глубь минувших столетий. Водоемы, скованные водорослями и тиной, принарядившись водяными лилиями, тщетно силились отразить бездонность и лучезарность неба. Морщинистые корневища то тут, то там вспарывали лоснящиеся от долгого попирания тропы.

Я слышал тихий влюбленный говорок, горячие вздохи, хрустальные россыпи детского смеха, приглушенный шепот заговорщиков, шуршание кринолинов о шелковые оборки... я слышал шуршание времени, хранимое угрюмыми аллеями старого сада.... Она не слышала. И все же тени тех, давно ушедших, странным образом волновали ее, рождая неясные ощущения. Она ступала по тропе осторожной парящей походкой, будто боясь задеть что-то или кого-то.

Если раньше она проявляла лишь склонность к мечтам и грезам, то теперь полностью захлопнулась для внешнего мира, как захлопывалась перед непогодой раковина, породившая и взрастившая мое новое тело. Отказавшись от всего земного она так близко подошла к миру блаженства, счастья и покоя, что почти касалась его. Грань, непреодолимая для простого смертного, для нее стала совсем прозрачной, податливой, осязаемой. Лишь шаг или движение души отделяли ее от неведомого. Только я был способен помочь ей сделать этот решающий шаг.

Любой контакт с окружающими осуществлялся отныне через меня. Так свет, преломляясь в призме глаза, проникает в глубины сознания, обретая образы и понятия. Через меня и только через меня она вдыхала жизнь, воспринимала мир. Я же обрел в ней свое новое воплощение: у меня появились глаза, руки и сердце. Я нашел наконец долгожданный способ самовыражения, став Лунной женщиной. Я даже не ревновал ее к мужу, потому что не она, а я внутри нее вступал с ним в единоборство.

Но самым прекрасным в нашем удивительном союзе были ночи. И не только те ночи, что мы проводили в саду. Мы оба с трепетом и нетерпением ждали мгновения, когда прозрачный сон смежит ее веки, затуманит сознание, отключит тело. Ведь именно ее тело непреодолимой преградой стояло между нами, мешало ей сполна ощутить мое присутствие, мою любовь. И лишь когда оно, надежно охраняемое сном, расслабленно покоилось на простынях, мы, легкие и счастливые, наконец обретали друг друга.

Я уносил ее в путешествия по далеким странам, о которых она не имела даже представления. Мы парили над желтыми песками Сахары, над буйно вздымающимися волнами океанов, над царством вечного льда или непроходимыми джунглями Амазонки.

Иногда, проносясь над бетонными нагромождениями городов или стелящимися по склонам гор краснокрышими селениями, моя спутница изъявляла желание приблизиться, чтобы разглядеть людей, услышать их речь, понять, в каком времени они живут.

Я показывал ей древние восточные храмы с высеченными ликами богов, величественно вознесенные в самое небо мудрые вершины Тибета...

С моей помощью она могла лицезреть родную планету не только в ее нынешнем облике, но и такой, какой она была сотни, тысячи, миллионы лет назад. Потому что средством передвижения для нас была мысль и память Земли, в которой ничто не исчезает бесследно, ничто не изолировано, ничто не завершено.

Порой легкой дымкой мы уносились к ослепительно сверкающим зведам, бесконечным, таинственным мирам...

Но лишь изредка и очень осторожно я отваживался ступить с ней в тот мир, из которого сошел в камень, проплыть по сверкающим изумрудом долинам, полюбоваться бескрайними ландшафтами, излучающими дивный свет, передохнуть на берегах в величавом безмолвии катящихся рек... тех рек, которых не сыскать ни на одной карте мира.

Насильственно возвращаемая к реальности первыми лучами солнца, зовом детей, она проводила день как в дурмане, взволнованная, потрясенная, счастливая, бережно лелея затерявшиеся в памяти обрывки воспоминаний ночных путешествий и впечатлений, которые воспринимала лишь как прекрасные, волшебные сновидения.

Я не лишал ее заблуждений. Не имел права. Сон, грезы, смутные волнующие догадки, краткие и внезапные, как молнии, вспышки прозрения – вот все, на что она пока могла рассчитывать.

Моя любовь к этой женщине преобразила, так мне казалось, не только ее, но и меня самого. Я принял решение никогда и никому впредь не причинять горя, переродившись из рокового камня в счастливый талисман. Глупец, я верил, что от моего желания что-то зависит. Увы, мой путь, как и путь каждого, кто сошел в Жизнь, предопределен свыше. Даже Лунная женщина, которой я отдал всего себя, не избежала моего рокового влияния.

Случилось то, что должно было случиться. Муж, уязвленный ее упорным, необъяснимым охлаждением, ее тяготением к уединению, ее пренебрежением к семейным и супружеским обязанностям, заподозрил измену. Он следил за нею день и ночь, контролировал каждый шаг, рылся в ее вещах и бумагах. По всем канонам человеческой морали супруга была чиста перед ним. Успокоенный ревнивец готов был признать свои заблуждения.

Но однажды ночью, терзаемый бессонницей, он посетил спальню жены... Не я ли внушил ему эту мысль?.. если и так, я действовал во благо своей возлюбленной. Не той, что была замужем за ограниченным невежественным ревнивцем, а той, что обитала в ее теле.

Ворвавшись без стука в ее покои, он застиг ее за любованием мною. Испуганная женщина, крепко зажав в руке свое сокровище, попыталась спасти тайну. Но победила грубая сила. Он отнял у нее жемчужину.

Я не мешал ему творить зло. Теперь уже я с предельной ясностью понимал: все идет так, как должно идти.

При виде редкостной драгоценности его глаза вспыхнули алчностью и негодованием. Недолго боролись в нем два противоречивые чувства. Супруга уличена! И оскорбленное достоинство собственника победило – он имел несчастье любить свою жену.

Кто же, как не любовник, мог преподнести ей этот поистине царский подарок? Судя по всему, он знатен и богат. А может выскочка, ловкий делец, использовавший черную жемчужину небывалых размеров в качестве приманки? Кем бы тот ни был, для него оставалось загадкой, где и когда предаются они порчным утехам, как удается им так искусно дурачить его?

Игнорируя оскорбительные обвинения мужа, Лунная женщина хранила молчание. Только улыбка уж больше не блуждала на сразу поблекших губах. В тени ресниц затаился страх – страх навсегда потерять меня – единственное, чем она по-настоящему дорожила.

Муж продолжал наступление. Распаляясь все более, окончательно утратив контроль над собой, он дал ей пощечину – на щеке моей возлюбленной расцвела алая роза. Но она лишь снисходительно и печально улыбнулась – ведь он не ведает, что творит.

Он ударил ее вторично.

Ее губы болезненно дрогнули... лопнули, как перезревший плод... в муках родилась мольба:

– Верни мне жемчужину.

Он окончательно рассвирепел – вот значит как, чей-то дар ей дороже детей, семьи, супружеской верности.

– Так получай же свою жемчужину!

Он швырнул меня об пол и нанес сокрушительный удар башмаком. Мои нежные покровы хрустнули и... рассыпались.

Женщина стала бледнее полного лика Луны. Пошатнулась, взмахнула рукой – прощаясь ли с миром, желая ли удержаться. И замертво рухнула на раздробленные останки моей оболочки.

Если бы я вовремя не обратил на себя ярость разбушевавшегося ревнивца, сила рока, заложенная во мне, победила бы меня самого. Лунная женщина безвозвратно исчезла бы, как те, другие, имевшие неосторожность перечеркнуть мною собственную жизнь. И я, тоскуя и томясь, еще Бог весть сколько прозябал бы среди людей, обрекая их, как и прежде, на страдания. Но случилось иначе. Смерть телесная освободила нас обоих.