Лунные маршалы (сборник)

Возможно, на чей-то взгляд я поступаю подло. Может быть. Но виноват в том, что все так случилось, еще и век, сохранившиеся пока очаги боли и суровых сложностей. Для большинства землян война закончилась навсегда, для нас она продолжается – и порой калечит нас не пулей и не осколком.

Мы договорились, что тут же напишем друг другу по возвращении домой. Не напишу. Вообще ни строчки. Пусть считает ловцом курортных приключений. Пусть. Лучше уж так – в первую очередь для нее лучше. Решено, молчу. Это пытка – сохранять беззаботность при расставании, но она ничего не заподозрит, – как-никак мы прекрасно умеем владеть собой. Самая лучшая, нежная моя, прости. Постарайся забыть обо мне в своей Тулузе, – почему я до сих пор не был в Тулузе? Там наверняка найдутся, родная, хорошие парни… А я молчу. «Капитан Никола Гешев из отпуска прибыл!» Вот и все. Теперь только это.

* * *

Тапробана, Силянь, Серендип, Цейлон – сколько было названий у Золотой Ланки… Давно я мечтала сюда попасть, удалось наконец, и надо же было этому случиться именно здесь – началось как стандартное курортное приключение, а кончилось совсем серьезно. И очень печально – я должна улететь, ребята уже в Африке, и, судя по тому, что операция взята на контроль Совета Безопасности ООН, карусель ожидается нешуточная. Не надо бы о таком думать, но с заданий, подобных нашему, частенько не возвращаются. Будь они прокляты, эти недобитки, рано или поздно мы уничтожим последних, но я думаю сейчас не о противнике, а о человеке, которого полюбила. Ну как я ему скажу? Милый, доверчивый парень – знает ли он вообще что-нибудь о том, что происходит в тишине на теневой стороне улицы? Об управлении «Дельта»? Слышал, несомненно, как многие, что существуют еще экстремисты, террористы, остатки агентурной сети упраздненных разведок, но для него это – где-то далеко, прямо-таки в другом измерении, об этом он и не думает, проектируя в своем Пловдиве мосты, – взорванные мосты он, конечно, видел только в кино…

Совесть мучит чуточку, искусствовед – ничего лучшего не придумала. Служительница благолепной музейной тишины, узкие ладони, тонкие пальцы с маникюром… Как обидно, господи!

Ничего я ему не скажу. Пусть считает легкомысленной ветреной девчонкой. Что ж, лишь бы не жил в постоянной тревоге за меня, не мучился оттого, что он, мужчина, не в состоянии защитить любимую женщину. Наименее жестокий выход. Прости, любимый, возможно, ты бы и не осудил, ты еще встретишь в своем Пловдиве (как хотелось бы там побывать!) хорошую девушку, которая не умеет с двух рук стрелять в темноте, на шорох…

Нужно только ничем не выдать то, что на душе, он ведь понятия не имеет, что мы расстаемся, возможно, навсегда, и не предполагает, кто я на самом деле. Самое тяжелое – лицедейство при прощании. «Лейтенант Катрин Клер в ваше распоряжение прибыла!» Это – уже через шесть часов.

Погода прекрасная. Лайнер «Эйр Тапрабана» взлетает точно по расписанию. В кресле номер двести одиннадцать – мужчина с закостеневшим лицом. Аэропорт. Диктор стереовидения рассказывает о ходе разоружения так гордо, как будто это он все устроил. В уголке, у выходящей на летное поле стеклянной стены, рыдает девушка – но только она одна знает, что плачет, окружающие не знают, не видят.

Тринкомали – похоже на веселую детскую считалочку. Тринкомали, Тринкомали…

ПРИМОСТИВШИЙСЯ НА СТЕНКЕ ГУСАР

А вскоре стали попадаться посты охраны внешнего кольца. Охранники стояли в настороженно-раскованных позах, прижав локтями к бокам коротенькие черные автоматы, они узнавали машину издали и во мгновение ока принимали уставную стойку, провожая глазами начальство, и Дереку было приятно проплывать мимо них в огромном черном лимузине, пусть и чужом, а еще чуточку грустно оттого, что для него самого такая машина пока что оставалась несбыточной мечтой. Но он верил в свою звезду. Всегда нужно верить. Он одернул латаный пиджачок, мятый и великоватый, встрепенулся, когда из приемника рванулись лихие позывные «Полуденного вестника»: та-та-тири-та-та-та-та…

– Девятое сентября сорок четвертого года, – частил диктор акающей московской скороговоркой. – Вчера в Вальпараисо в возрасте пятидесяти пяти лет скончался Адольф Шикльгрубер, известный более как Гитлер. Молодым это имя ничего не говорит, но люди постарше хорошо помнят этого чрезвычайно шумного и скандального политикана, ухитрившегося некогда не на шутку взбаламутить Германию и едва не прорваться к власти. Увы, сик транзит, глория мунди… На похоронах герра Гитлера, державшего небольшую художественную мастерскую, присутствовали лишь его маляры и парочка зевак.

– Они когда-то и в самом деле едва не прорвались к власти, – сказал комиссар Голодный, пошевелился, и его черная кожаная куртка скрипнула. – Гитлер, Рем, этот итальянец, как его, Бонито, кажется… Доходило до стрельбы и уличных выступлений.

– Да? – спросил Дерек вежливо-безразлично. Германия двадцатилетней давности его мало интересовала. – Меня более интересовало бы ваше мнение о возможности второй мировой войны. Португальцы настроены крайне решительно, газеты неистовствуют…

– Южная горячая кровь, – сказал комиссар Голодный. – Они чертовски любят шуметь на весь белый свет, но что касается действий – весьма ленивы… Глупости. В конце концов та канонерка была виновата сама. Датчане выплатят компенсацию, и славный град Лиссабон успокоится. Конечно, сыщутся деятели, которые возжелают заработать на инциденте политический капитал, так всегда и бывает, однако говорить всерьез о новой мировой войне… Двадцатому столетию хватило одной. Это несерьезно, право – вторая мировая война…

Он сделал знак шоферу, и тот приглушил радио. Бесшумный лимузин плыл посреди нежаркой подмосковной осени, желтые листья бесшумно скользили к земле.

– Мы подъезжаем, – сказал комиссар, и Дерек с удивлением обнаружил, что не испытывает ни волнения, ни любопытства. Скорее всего, его ощущения были столь сложными, что казались полнейшим отсутствием таковых. Раньше все было гораздо проще.

Они прошли в высокие железные ворота. Охранник в кожаной куртке и буденовке с синей звездой вытянулся в струнку – он был совсем молод, и, по лицу видно, ему явно доставляло удовольствие играть в солдатики.

– Я очень на вас надеюсь, – сказал комиссар, не оборачиваясь, и Дерек кивнул, уставясь в его широкую черно-кожаную спину, перекрещенную желтыми ремнями.

Бесшумно кружили листья, приятно пахло свежей осенью, почти неотличимой от оклахомского «индейского лета». Слева, в красном кирпичном флигеле с распахнутыми окнами, звенела гитара и доносился молодой голос:

Сколько дыма – облака, облака!Завтра будет вентилятор, а покачихаю – ведь щекочут мне носревольверные дымки папирос.Курят мальчики, хоть мальчики малы,и приклады раскурили стволы.И лассо на пули длинное бросалпримостившийся на стенке гусар.Он уселся на картонного коня,он чертовски был похож на меня…

Комиссар недовольно дернул плечом, но промолчал. Молчал и Дерек. Они поднялись по белым ступеням в вестибюль, где были встречены бравым начальником охраны – малиновые революционные галифе, блескучие шпоры, маузер в колодке – и благообразным врачом. Начальник охраны щелкнул каблуками, ухитрившись проделать это беззвучно, но вместе с тем красиво и лихо. А доктор, состроив стандартнейшую мину эскулапов всех времен и народов, люто стерегущих пациентов от внешнего мира, попросил почти страдальчески:

– Только недолго, умоляю, ну, право же, недолго… Возраст!

И перед ними распахнулась дверь. И они, конечно же, вошли. Старались ступать тихо. Впрочем, пушистые ковры все равно глушили любые звуки.

Старик тронул кнопку на подлокотнике, его высокое кресло бесшумно развернулось на сорок пять градусов и поехало от стола к гостям по огромному кабинету. Остановилось совсем рядом. На коленях у старика лежала свернутая пополам «Правда», и Дерек цепким профессиональным взглядом ухватил крупные заголовки: «Победная поступь пролетариата Бразилии!», «Агония подлых австралийских бело-плантаторов!», «Красной конницей занят Йоханнесбург!». Он спохватился и поднял взгляд на старика – огромный сократовский лоб, обрамленный седым венчиком волос, седая бородка клинышком, умные живые глаза. На миг Дереку стало неуютно, на миг ему показалось, что в представлении участвуют абсолютно все действующие лица…