Лунные пряхи

Вот почему в ответ на ее требование «рассказать о себе все, до мельчайших подробностей», я именно этим и занялась — во всяком случае, попыталась представить бессистемный и откровенный отчет о своей работе и о своих афинских друзьях. Я даже не потрудилась отредактировать свой отчет, хотя знала, что некоторые из моих знакомых не слишком удачно вписались бы в солидный и степенный беркширский дом Франсис.

Она молча слушала меня, попивая третью чашку чая и стряхивая пепел в ближайший пифос.

— Что ж, судя по всему, ты очень весело живешь — да ты, собственно, за этим и приехала. А как поживает Джон? Ты о нем даже не упомянула.

— Джон?

— Или его звали Дэвид? Вечно забываю их имена, хотя не пойму почему, ведь твои письма напичканы ими, словно пирог смородиной, пока длится твое увлечение. Разве его звали не Джон, этого репортера из «Афинских новостей»?

— Ах, его. Это было сто лет назад. Точнее, на Рождество.

— Вот как, значит. Кстати, я вдруг вспомнила, что два твоих последних письма были удивительно бессодержательными. Ни в кого не влюблена, и сердце твое свободно?

— Абсолютно.

Подтянув к себе розовую гвоздику на покачивающемся стебле, я вдохнула ее аромат.

— Ну, тогда дело другое, — кротко заметила Франсис. — Иметь сердце вроде пластилина — это, конечно, замечательно, только в один прекрасный день благодаря своим порывам ты влипнешь в какую-нибудь историю, из которой не так-то легко будет выбраться. Слушай, а над чем это ты смеешься?

— Да так, ни над чем. «Паоло» заберет нас в понедельник?

— Если все будет хорошо. Поедешь с нами на Родос? Прекрасно. Хотя в данный момент у меня такое ощущение, что я в жизни не захочу сдвинуться с этого места. Экскурсоводы определяют это словечками «просто и незатейливо», но здесь так хорошо, так потрясающе тихо… Ты только прислушайся.

Жужжание пчелы над лилией, тихое шуршание морских волн по гальке, приглушенные голоса греков…

— Я сказала Тони, что, на мой взгляд, лучше бы им сохранить все как есть, — заметила я. — Ведь здесь настоящий райский уголок.

— Ммм. И ты была права, любовь моя. Цветы, которые мне удалось увидеть, даже те, что растут вдоль дорог, способны заставить женщину напиться.

— Но ты ведь приехала сюда на яхте?

— О да, но, когда мы застряли в Патрах в воскресенье, трое из нас взяли напрокат автомобиль и отправились обследовать окрестности. До наступления темноты оставалось немного времени, и мы не успели уехать далеко, но я заставляла шофера останавливаться так часто, причем тут же опрометью бросалась в поле, что он решил было, что я либо свихнулась, либо страдаю хроническим циститом. Но стоило ему сообразить, что я бегаю смотреть на цветы, как он знаешь что сделал?

Я прыснула со смеху:

— Собрал для тебя букет?

— Да! Возвращаюсь я к машине, а там стоит он, шестифутовый образчик величественной эллинистической мужественности, и поджидает меня с охапкой орхидей, анемонов и каких-то фиалок, от которых у меня на несколько градусов взлетела температура. Ну разве они не милые?

— Вообще-то я не знаю, о каких фиалках…

— Да не фиалки, балда, а греки! — Она снова блаженно потянулась. — Боже, как же я рада, что приехала сюда! Я собираюсь наслаждаться каждой минутой, проведенной здесь. Почему, ну почему мы живем в Англии, когда могли бы жить здесь? А кстати, Тони-то почему живет здесь, а не в Англии?

— Говорит, здесь можно будет неплохо заработать, когда они возведут новое крыло — точнее было бы сказать, когда они построят гостиницу, которая на самом деле будет гостиницей. Я еще мысленно полюбопытствовала: сам-то он вложил в нее деньги? И еще он говорит, что у него больные легкие.

— Гм. С виду он типичный горожанин, слишком типичный, чтобы обосноваться здесь, даже на короткий период… если только к этому не имеют отношения прекрасные глаза нашего хозяина. Они ведь вместе приехали из Лондона, да? Он-то каков из себя?

— Стратос Алексиакис? А откуда ты… ой, ну конечно, я и забыла, что обо всем тебе написала. Он производит очень приятное впечатление. Послушай, Франсис…

— Ммм?

— Не хочешь прогуляться вдоль берега? Скоро уже стемнеет. Я… мне и самой хотелось бы пройтись.

Это было неправдой, но то, что я собиралась сказать, едва ли можно было обсуждать под открытыми окнами.

— Ладно, — дружелюбно согласилась она, — только допью эту чашку чая. Как ты провела время в Чанье, если она так произносится?

— Нет-нет, это сочетание букв произносится не как «ч», а как «х» с придыханием. Ханья.

— Ну и как она?

— Ой, там… там было очень интересно. Есть даже турецкие мечети.

И еще об одном мне следовало упомянуть в отношении Франсис: одурачить ее было невозможно. Во всяком случае, мне это не удавалось. Наверное, она достаточно поднаторела в распознавании невинного вранья времен моего детства. Метнув на меня быстрый взгляд, она вытряхнула очередную сигарету из пачки.

— Значит, было интересно? Где же ты ночевала?

— В самом крупном отеле в центре города, я забыла название. Ты куришь одну за другой, заработаешь рак.

— Непременно, — промурлыкала она, зажигая сигарету. Затем еще раз взглянула на меня поверх пламени и поднялась на ноги. — Ну, пойдем. Только почему вдоль берега?

— Потому что там уединенно.

Комментариев с ее стороны не последовало. Мы пробрались сквозь яркие островки астр и вышли на нечто вроде каменистой тропки, которая вилась вдоль невысоких и сухих каменных глыб, граничащих с галькой. Чуть дальше впереди начиналась песчаная гряда, где мы могли идти рядом.

Я сказала:

— Мне надо кое о чем с тобой поговорить.

— О прошлой ночи, проведенной в Ханье?

— А ты чертовски догадлива, не правда ли? Да, в общем-то.

— Так вот почему ты засмеялась, когда я сказала, что твои порывы однажды доведут тебя до беды? — Поскольку я промолчала, она искоса бросила на меня лукавый взгляд. — Не мне судить, но, по-моему, Ханья — не самое подходящее место для дурного поведения.

— Да я вообще не была в Ханье прошлой ночью! И я не… — Оборвав фразу, я неожиданно хихикнула. — В сущности, я действительно провела ночь с мужчиной, только как-то забыла об этом.

— Судя по всему, — невозмутимо заметила Франсис, — он произвел неизгладимое впечатление. Ну-ну, продолжай.

— Ой, Франсис, милая, как же я тебя люблю! Да нет, это никакая не грязная любовная интрижка, да и когда я себе такое позволяла? Дело в том… Я столкнулась с бедой — это произошло не со мной, а кое с кем другим, и я хочу рассказать тебе обо всем и спросить, могу ли я тут чем-нибудь помочь.

— Если это не твоя беда, нужно ли тебе вообще что-то делать?

— Да.

— Сердце словно мягкий воск, — смирившись, произнесла Франсис, — и разум под стать. И как же его зовут?