Лунный синдром (сборник)
Шрифт:
— Ладно, скоро буду.
Он повесил трубку. Игнат жил двумя этажами выше, и уже это обстоятельство вселяло в Лермонтона некоторое спокойствие. По крайней мере, не нужно идти на улицу, где его могла застать истерическая болонка. Антон надел свежую майку, причесался и отправился к другу.
— Здорово, — ещё раз поприветствовал его Игнат, открыв дверь, кода Антон приблизился к выпуклому глазку.
Антон прошёл в квартиру.
— Пива хочешь?
— Хочу, — ответил Антон.
— Пошли на кухню. Этот, — Игнат недобро посмотрел в направлении детской комнаты, — уснул вроде,
Антон кивнул, и, разувшись, проскочил на цыпочках в кухню. За ним следом неслышно прошёл Игнат и тихо по-шпионски прикрыл дверь.
— Достал уже! — сказал приятель, видимо, имея в виду вечный плач братца.
Антон сел на табурет, прижавшись спиной к стене с бледными обоями, местами порванными и исписанными фломастером. Игнат тем временем достал из холодильника две бутылки пива, открыл их и тоже сел на табурет напротив.
— Ну, как дела? — поинтересовался он и отхлебнул из горлышка.
— Да так, — ответил Антон, щупая сквозь джинсовую ткань увесистый цилиндр.
— Понятно, — закивал Игнат и печально посмотрел в сторону окна, — такая погода на улице, а я с этим писклёй сидеть должен.
— Слушай, — спросил Антон, елозя пальцем по холодной, покрывшейся испариной бутылке, — у тебя когда-нибудь галлюцинации были?
— Были! — гордо соврал Игнат. — Мы как-то раз с Борчисенковым обдышались «Моментом» на даче, мне потом весь вечер такие монстры мерещились, еле в себя пришел…
— Да нет, — перебил его Антон, — просто, чтобы без всяких «Моментов», от жары, например?
— От жары? От жары вроде не было. А что?
— Да так, ничего.
— У меня в детстве солнечный удар был, так я просто без сознания упал, потом когда в себя пришёл, ничего не помнил.
— Понятно, — промямлил Антон и помрачнел. Ему снова стало казаться, что он слышит какое-то бормотание. Он прислушался и понял, что звук доносится с лоджии, на которую из кухни вела приоткрытая дверь.
— Там кто-то есть? — тревожно спросил Лермонтон, посмотрев в сторону балкона.
— Никого, — удивился Игнат.
— А ты ничего не слышишь?
Игнат прислушался.
— Ничего.
«Опять началось» — подумал Антон и одним глотком истребил половину бутылки.
— Не слышишь разве, там кто-то бормочет, — с надеждой спросил он, глядя в ничего не понимающие глаза приятеля.
— Да это, наверное, черепаха газетами шуршит.
— Черепаха?
Антон встал и приблизился к стеклу. На балконе, в клетке, предназначенной скорее для грызунов, сидела маленькая черепаха. Черепаха сидела, наполовину вытащив свою страшную голову из панциря, и тупо смотрела в одну точку. И ещё черепаха что-то говорила, Антон это понял сразу. Бормотание доносилось из её крохотного, неподвижного рта.
Он решительно вышел на балкон и присел возле клетки.
— …конечно, что им до меня? Что у меня может быть своя жизнь, свои мечты, планы, — сомнабулически бормотало животное, не обращая никакого внимания на Антона, — они озабочены только собой, эгоисты! Никого не замечают, кроме самих себя. Посадили в клетку, сиди, мол, думай! Неужели я рождён лишь для того, чтобы быть игрушкой в руках порабощённых мерцающими экранами, алкоголем и жаждой наслаждений
двуногих беспанцирных примитивов? Эта планета была нашей задолго до того, как их бракованный ген занёс сюда тот чёртов метеорит!Черепаха нервно моргнула, и Антону на миг показалось, что у неё из глаза вытекла микроскопическая слеза.
— Они полагают, что они разумны, — продолжала черепаха обиженное бормотание, — идут вразрез с природой, живут, нарушая все законы бытия, не осознавая даже, что являются лишь паразитами на этой планете, подобно термитам, питающимся волокнами дерева и губящим его, эти инородки высасывают ресурсы планеты, едят нас, настоящих хозяев земли, да ещё и сажают нас в клетки, себе на забаву!
— Эй! Черепаха! — не выдержал Антон, — эй ты что? Ты умеешь говорить?
— Конечно, я умею говорить, — черепаха ответила на вопрос, как будто даже не осознавая того, что кто-то её спросил, — я умею так говорить, что ваш огромный мешок серого дерьма, который вы гордо называете мозгом, и не постигнет никогда моих слов! Взяли себе в обиход самый примитивный из всех лингвистических словарей, мнят себя первооткрывателями всех мирских тайн, и ещё спрашивают меня…
Тут вдруг черепаха замолчала и посмотрела на Антона. На самом деле она смотрела на него и до этого, но взгляд её был затуманен, как городской пейзаж в пелене раннего утра. Теперь же взгляд её сфокусировался и стал настороженно заинтересованным.
— Показалось, наверное, — сказала черепаха, — совпадение.
Она снова затуманила глаза.
— Что значит «совпадение»? — медленно проговорил Антон.
Взгляд черепахи опять собрался и глаза её едва заметно сверкнули.
— Неужели понимаешь? — удивлённо спросила она.
— Понимаю! — ответил Антон, понимая, что он конченый псих.
— Как же это может быть? — нагло поинтересовалась черепаха.
— Не знаю?
— Я что, с ума схожу? — спросила черепаха, но по интонации стало понятно, что вопрос она задаёт, скорее, сама себе.
— Нет, это я спятил! — сокрушённо произнёс побледневший Лермонтон, и тут увидел, что за его диалогом наблюдает балансирующий на пороге балкона Игнат.
— Ты это с кем говоришь?
— С черепахой, — признался Антон, и виновато посмотрел на хозяина рептилии.
— Да ты шизик! — однозначно заявил Игнат, — И чего она говорит?
— Говорит, что мы планету губим, а на самом деле являемся паразитами.
— Умная какая.
Черепаха всё это время внимательно слушала, и удивлённо, насколько возможно для черепахи, смотрела на Антона. Она вытянула голову из панциря, как телескопическую удочку, и когда Лермонтон вновь повернулся к ней, возбуждённо затараторила:
— Скажи этому болвану, чтоб выпустил меня! Попроси, пусть он меня тебе подарит! Сделай что-нибудь! Я уже не могу сидеть в этой клетке!
— Игнат, слушай, подари мне её? — подчинился Лермонтон, глядя на черепаху, как на восьмое чудо света.
— Подарить? — Игнат задумался, — Могу продать.
— Сколько?
— Штука!
— За черепаху?
— А ты думаешь? Мы её растили, кормили. Вон какая вымахала.
— Ну, хорошо, — согласился Антон, — только у меня сейчас денег нет.