Лунный удар

Но не стоит об этом рассказывать. Никто не поймет.

Особенно в его бюро в Ла-Паллис.

Особенно Бланш, впрочем, очень красивая девушка.

— Этого не может быть!

Он уловил на себе любопытный взгляд бармена.

— Все в порядке, мсье Тимар? — обратился к нему тот.

— Все в порядке.

— Вы высадитесь в Котону?

— Высадиться на землю? Этого не может быть!

Бармен улыбнулся ему как человек, разделяющий его тайну.

— Прикажете оранжад?

— Да, пожалуйста, оранжад. Они, кажется, запретили мне виски? Виски… Этого не может быть!

Но он повторял те же самые слова без всякой уверенности. Были минуты, когда Тимар был равнодушен, невозмутим и видел вещи во всей их обнаженности.

В этом нет необходимости. Сейчас нет. Или же…

Может быть, он даже способен внезапно броситься за борт. Но и это ни к чему.

Форштевень тихо раздвигал серо-голубую гладь моря. На террасу бара легла тень. Какой-то матрос подновлял вентиляционные колпаки.

Тимар дал себе слово быть любезным. Любезным с Бланш, со всеми в Ла-Рошели и в Ла-Паллис! Он увидит, как будут отплывать суда в Африку. И на них будут молодые люди. И чиновники.

Но он ничего не расскажет. Ровно ничего. Может быть, только иногда ночью у него будет повторяться лунный удар или, как иначе говорят, нервный приступ, и это поможет ему вдруг найти в кровати удивительно белое тело Адели, и знакомый ему тяжелый воздух, и привкус пота, и все это промелькнет перед ним, пока жена, в белой ночной сорочке, будет готовить ему микстуру.

Люди по-прежнему оборачивались, встречая его. Но он был спокоен, он так четко, с таким хладнокровием нанизывал одну мысль на другую, что даже испытывал желание немного перепутать их, хотя бы для этих зевак, и тогда он громко произносил, наблюдая за пассажирами прищуренными, блестевшими иронией глазами:

— Африка! Этого не может быть!

И еще четверть часа повторял, прилежно шагая по палубе:

— Африка! Этого не может быть! Африка…