Львиное Сердце. Дорога на Утремер

— Мои соболезнования со смертью твоего брата, Алисия. Ты можешь гордиться его отвагой и... утешаться тем, что он сейчас покоится на лоне Всевышнего. Духовник заверил меня, что рыцарям Христа нет нужды медлить в чистилище, райские врата открыты для них...

Не было никаких признаков, что Алисия слышит её, и Джоанна смолкла. С чего могло ей прийти в голову, что девчонка станет искать утешения в теологии? Алисии известно только то, что брат мёртв, и она теперь покинута и одинока.

Не стану утверждать, что понимаю твои чувства, Алисия. Но могу сказать, мне известно, что значит потерять брата. Я оплакала троих братьев, и ещё сестру... — Вопреки стараниям, голос Джоанны дрогнул, потому как смерть Тильды оставила не зарубцевавшуюся ещё рану. — Мне хотелось бы заверить тебя, что со временем боль пройдёт. Но это не так. Эта печаль пребудет с тобой до могилы. Однако постепенно ты приучишься жить с ней, и в этом единственная наша надежда.

Королева подождала немного, но напрасно. Тогда она поменяла тактику.

— Теперь мир должен казаться тебе пугающим, — тихо сказала Джоанна. — Не могу даже представить, какое одиночество ты чувствуешь. Однако ты не так одинока, как кажется, Алисия, уверяю тебя.

И снова её слова утонули в молчании. Джоанна обычно хорошо ладила с детьми, но разумеется, ей никогда не приходилась прежде сталкиваться с таким горем.

— Между нами есть кое-что общее, девочка. Когда я приехала на Сицилию, мне было столько же, сколько тебе, всего одиннадцать. Путешествие я запомнила слишком хорошо, потому как никогда не ощущала себя такой несчастной. — Доверившись инстинкту, королева заговорила успокаивающим тоном, будто с испуганным жеребёнком. — Меня тошнило, Алисия, и я день и ночь кормила рыб. Тебя тоже укачивало? Мне пришлось так плохо, что мы зашли в Неаполь и дальше отправились по суше. Многие годы мне снились кошмары про то плавание, и моему супругу стоило большого труда уговорить меня снова ступить на палубу корабля. Помню, как я возражала ему: Господь не желает, чтобы человек летал, иначе дал бы ему крылья, и поскольку жабрами он нас тоже не снабдил, то явно против того, чтобы мы выходили в море. Муж только смеялся, впрочем, ему никогда не приходилось испытывать такой морской болезни...

Джоанна продолжала некоторое время в том же духе, легкомысленно щебеча в надежде установить пусть хрупкую, но связь между собой и этой безгласной и неподвижной девочкой. В итоге ей пришлось признать поражение. Обменявшись полным сожаления взглядом с сестрой Элоизой, она стала подниматься с кресла. И тут Алисия заговорила. Слова были скомканными, едва слышными, но это были слова, первые с того дня, как утонул брат.

— Мне жаль, Алисия, — сказала Джоанна спокойно, стараясь скрыть охватившее её возбуждение. — Но я ничего не разобрала. Не могла бы ты повторить?

— Мне двенадцать, — тихо, но разборчиво заявила девочка. — Не одиннадцать.

Джоанна едва не рассмеялась, вспомнив про то, как обижалась, когда её считали младше, чем на самом деле, — это почти смертельное оскорбление для большинства детей.

— Mea culpa [2] , — покаялась она. — Но в своё оправдание могу сказать, что не так-то легко угадать возраст собеседника, когда тот на тебя не смотрит.

Тут она стала ждать, затаив дыхание, пока кровать не заскрипела и Алисия не отвернулась от стены. Джоанна поняла, почему монахини ошиблись с годами. У девочки были пухлые щёчки, губки бантиком, а вздёрнутый носик покрывала россыпь веснушек — совершенно детское личико в своей невинности и беззащитности. Королева усомнилась, что к несчастной приходят уже месячные, ибо угловатое и худое тельце не выказывало никаких признаков приближающейся женственности.

2

«Моя вина» (лат.).

Меня зовут Джоанна, сказала она, будучи убеждена, что с детьми простейший путь оказывается зачастую самым успешным. — Я здесь, чтобы помочь тебе.

Алисии пришлось прищурить глаза, потому как она много дней не смотрела на свет, а теперь солнце заполняло палату, окружая облик Джоанны золотистым сиянием. То была самая прекрасная из женщин, которых Алисии доводилось видеть: безупречно чистая белая кожа, медного цвета пряди, выбивающиеся из-под расшитой шёлковой вуали, изумрудные глаза, элегантные пальцы, унизанные перстнями. Девочка оторопела — не является ли эта удивительная дама плодом её горячечного воображения?

— А ты настоящая? — выпалила она.

Призрак рассмеялся, явив ослепительные ямочки на щеках, и заверил, что перед ней самая настоящая женщина из плоти и крови.

В мире Алисии женщины из плоти и крови так не выглядели.

— Можно... Могу я задать тебе вопрос? Ты действительно потеряла трёх братьев?

— Я сказала правду, Алисия. Мой старший брат умер ещё до того как я родилась, но двоих других смерть призвала после того, как они стали мужчинами. Хэла унёс кровавый понос, а Жоффруа погиб на турнире во Франции. Этим летом от лихорадки преставилась моя старшая сестра Тильда. О её кончине я узнала всего несколько недель назад.

Джоанна закусила губу — печаль по Тильде была слишком сильна, ведь сестре было всего тридцать три года.

Алисия серьёзно посмотрела на собеседницу.

Ты сказала, что боль никогда не пройдёт. Значит, я буду горевать по Арно до конца своих дней? — Её утешило, когда Джоанна дала правдивый ответ, а не сказала то, что ей хотелось бы слышать. — А ты сильно любила братьев?

— Очень сильно, Алисия. Все братья старше меня, если не считать Джонни, поэтому меня жутко баловали, как наверняка баловал тебя Арно.

— Нет...

Девочка помялась, но потом, слегка подбадриваемая собеседницей, открылась, и вскоре Джоанна узнала всю историю бесприютной сироты. Алисия жила в Шампани, её отец служил стюардом у одного из вассалов графа. Отец умер минувшей весной, оставив Алисию и двух её старших братьев: Одо, ставшего наследником, и Арно, покинувшего мир, чтобы служить Господу в далёкой земле. Одо не хотелось возиться с сестрой, призналась она Джоанне, и они с женой сговорились выдать её за соседа, вдовца, готового закрыть глаза на отсутствие за невестой приданого. Ей не хотелось выходить за него, потому как изо рта у него воняет и он жутко старый.

— Старше папы! — возмущённо продолжала Алисия. — И не думаю, что я была готова идти замуж. Но Одо и Иветта не слушали меня и уже готовились объявить о свадьбе, когда из Парижа приехал Арно.

Молодой тамплиер разъярился, узнав про брак, и жестоко повздорил с Одо, потребовав обеспечить сестру приданым, чтобы ей, когда войдёт в возраст, можно было найти подходящего мужа. Но Одо отказался слушать. Арно знал, что стоит ему уехать, брат выдаст Алисию замуж, поэтому взял её с собой.

— Думаю, он собирался отдать меня в монахини, — сообщила девочка. — Но обещал, что приглядит за мной, позаботится, чтобы мне ничто не угрожало...

На глаза Алисии навернулись слёзы, первые с того ужасного дня на берегу. Джоанна обняла дитя, давая выплакаться. Но королева не забыла и о деле — подняв взгляд поверх содрогающегося плеча девочки, она встретилась глазами с монахиней и отдала немое распоряжение принести из монастырской кухни еды. Сестра Элоиза охотно повиновалась, но сначала сообщила аббатисе добрую весть, что леди Джоанна преуспела в том, с чем не справились другие — уговорила несчастного ребёнка вернуться из тени к свету.

Впервые выйдя на улицу после почти двух недель в постели, Алисия с удивлением обнаружила, насколько ослабела. Быстро утомившись, девочка присела на скамье в галерее, наслаждаясь теплом сицилийского солнца на лице. Яркие пташки порхали с куста на куст, и она с интересом наблюдала за их полётом. Алисия открыла, что гораздо лучше, если думаешь только о настоящем миге, и решительно отказывалась размышлять о своих опасениях, о будущем, которое так пугает. На сегодня достаточно доброты монахинь и прекрасной заступницы.