Львиное сердце. Под стенами Акры

Тут Жосций улыбнулся и обратил на Генриха взгляд, покровительственный и прямой одновременно, и продолжил:

— Говоря по совести, тебе предлагают редкостный дар: королевство Иерусалимское и супругу, которая знатна, красива и послушна.

Граф не брался отрицать, что в словах архиепископа есть доля правды. Но в этот миг он чувствовал себя скорее лисицей, загнанной сворой лающих псов, чем человеком, которому обещают «редкостный дар».

— Мне требуется время, чтобы подумать, — отрезал он. А потом увидел свет в конце темного туннеля. — Я не могу принять корону без согласия дяди, поэтому, прежде чем дать ответ, должен посоветоваться с Ричардом.

У иных из присутствующих это вызвало ропот, но у архиепископа хватило ума понять, что Генриха не стоит принуждать к согласию мольбами или понуканиями.

— Не пройдет и часа, как мы отправим послание английскому королю, — предложил прелат.

— Нет, я лично должен ему сказать, — возразил Генрих. — И мне следует ехать немедленно, потому как времени терять нельзя.

Это заявление было принято неодобрительно. Однако выпяченный подбородок графа и твердо сжатые губы не поощряли к возражениям. Неохотно смирившись, пулены еще более неохотно покинули опочивальню. Жосций, Балиан и Ансальдо чуть поотстали, и каждый обратился с последним увещеванием. Канцлер напомнил Генриху, что большинство мужчин возблагодарили бы Бога за такую возможность. Балиан заверил друга, что Изабелла действительно согласна выйти за него замуж. Но лишь последнее замечание Жосция достигло цели и омрачало покой молодого человека многие последующие дни.

— Твое решение отзовется далеко за пределами нашего королевства, милорд граф, — сказал прелат. — Оно затронет весь христианский мир, ибо утрата Святой земли причинила жестокую рану каждому верующему. Знаю, ты сейчас ошеломлен, но если воззовешь к Всевышнему, Он, без сомнения, даст тебе ответ, которого ты ищешь, и сообщит волю Свою.

ГЛАВА XIV. Равнина Рамлы, Утремер

Май 1192 г.

Второго мая Ричард пережил очередное из своих чудесных спасений. С небольшим отрядом он разбил лагерь под Ла-Форбье, к югу от Аскалона, и на рассвете крестоносцы подверглись внезапной атаке. Схватив меч и щит, Ричард выскочил из палатки и ему с рыцарями удалось отразить натиск. Позже в тот же день король отрядил тамплиеров на разведку вокруг Дарума, и те наткнулись на жнущих ячмень сарацин. Храмовники захватили два с лишним десятка пленных, которых отправили в Аскалон на работы по исправлению стен — и тамплиеры и госпитальеры использовали рабский труд для осуществления своих строительных проектов. Ричард тем временем отправился на север, на равнину Рамлы, где провел день, выслеживая неверных и изводясь отсутствием вестей из Тира. Здравый смысл подсказывал, что теперь, заполучив корону, Конрад встанет с ним заодно. Но некоторые сомнения отогнать не удавалось — Львиное Сердце опасался, что французы уговорят маркиза держаться в стороне, поскольку для Бове и Бургундца важнее насолить Ричарду, чем разбить Саладина. Не сомневался он и в том, что Филипп, прохлаждаясь в Париже, истово молится о впечатляющем провале крестового похода.

До Яффы оставалось всего миль десять, но король решил провести ночь на равнинах, и воины уже разбивали лагерь, когда на горизонте замечены были клубы пыли. Прикрыв ладонью глаза от заходящего солнца, Ричард всматривался в приближающихся всадников, надеясь, что они везут долгожданные вести. Но на деле гостя встретили еще радушнее, чем посланца из Тира. Когда Андре спешился, государь улыбнулся, обрадованный благополучным возвращением кузена из Рима сильнее, чем сам готов был признать.

Рыцари добыли газель, и пока воины ужинали, усевшись вокруг костров, Андре делился с Ричардом новостями папского двора. Новости не сулили добра. На обратном пути во Францию Филипп повсюду трезвонил, что Ричард спелся с Саладином. В январе Капет встретился с императором Священной Римской империи, и насколько смог узнать Андре, большая честь переговоров была посвящена перемыванию костей Ричарда. Филипп пытался также уговорить папу разрешить его от клятвы не нападать на владения английского короля пока тот в Святой земле.

— Папа отказался, — сказал де Шовиньи. — Потому как даже для него это слишком вопиющий поступок.

— Даже для него? Ты полагаешь, он благоволит французам?

— Дело не в этом. Понтифик очень стар, почти как сам Саваоф, и не имеет ни сил ни желания противостоять могущественным правителям вроде Филипп или Генриха. Но часть его кардиналов пришла в ярость, узнав, что Филипп вынашивает мысль развязать войну против человека, принявшего Крест, поэтому святейший вынужден был отклонить петицию Капета. — Андре сделал паузу, чтобы нанизать на нож кусок мяса. — Мы отправились в Яффу, поскольку мне не хотелось рисковать, входя в гавань Аскалона. Там я узнал, что ты бродишь где-то здесь, пополняя свое собрание сарацинских голов. Слышал я и про то, что Ги ушел, а Конрад пришел.

Тут рыцарь оставил легкомысленный тон и пристально посмотрел на короля:

— Должно быть, вести из Англии воистину ужасны, раз ты решил обняться с этим сукиным сыном из Тира.

— Так и есть, — подтвердил Ричард. — Тебе наверняка передали в Яффе рассказ приора из Херефорда. На прошлой неделе пришло еще два письма, на этот раз от Вильгельма Маршала и архиепископа Руанского. Оба предупреждают, что задержка в Утремере может дорого обойтись мне...

Ричард не договорил, услышав доклад дозорного о приближении всадников. Сунув Андре блюдо, он поднялся.

— Быть может, это гонец от Генриха. Если Конрад все еще отказывается присоединиться к армии, то помоги мне Христос...

Фраза осталась незаконченной, потому как король узнал человека на взмыленном гнедом скакуне.

Вполне отдавая себе отчет, что везет Ричарду ошеломительные вести, Генрих не желал выкладывать их с ходу и по пути из Тира тщательно подготовил речь. Но при виде дяди она напрочь вылетела из головы. Соскочив с седла, граф подбежал к королю и выпалил, лихорадочно переводя дух:

— Конрад убит... винят тебя... меня хотят женить на вдове!

Палатки, используемые для разведывательных вылазок, были куда меньше и скромнее шатров, разбитых под Аскалоном. Ричард и Генрих уселись, поджав ноги, на одеялах, служивших королю постелью, и довольствовались тусклым светом единственной масляной лампы. Весть об убийстве Конрада ошеломила Ричарда, но сначала он рассматривал ее лишь в свете собственной надобности как можно скорее покинуть Утремер. Слухи о том, что французы винят его в покушении, государь воспринял лучше, нежели граф опасался. Сказал только, что никто не поверит в его способность свершить такую подлость. Генрих не был так убежден, поскольку опасался, что люди, плохо знакомые с Ричардом, могут подхватить гнусную молву, а недругов у дяди не меньше, чем у халифа багдадского наложниц. Но то забота завтрашнего дня — сегодня надо сосредоточиться на проблеме собственной совести, поскольку ему предстояло сделать воистину драконовский выбор.

В палатку они захватили флягу и поднос с жареной олениной. Еда осталась нетронутой, но вино пошло в ход.

— Ну и зрелище будет, — заметил Ричард, беря кубок. — Филипп носится по Парижу, как напуганный кот, уверенный, что за каждым углом его поджидают ассасины. Ему хватит ума в это поверить.

Глянув на несчастное лицо Генриха, король пожалел о своем черном юморе. Ему никогда еще не доводилось видеть своего племянника, обычно веселого и беззаботного, таким сокрушенным.

— Ладно, это все дела далекие, — продолжил он. — Нам же явно следует обсудить это предложение короны. Хочешь поведать мне свои мысли на этот счет, Генрих?

— Я предпочел бы сначала услышать твое мнение.

— Справедливо. Из тебя выйдет хороший король, Генрих. Вполне вероятно, лучший, нежели Конрад. Поэтому да, я за то, чтобы ты его принял. Однако я не советовал бы тебе соглашаться на брак. Увы, это не тот случай, не так ли? Дама идет вместе с короной. Даже если господа пулены впадут в отчаяние настолько, что примут условие, любой мужчина, который впоследствии женится на ней, получит право претендовать на твой трон, идя по стопам Конрада. — Ричард покачал головой, потом продолжил сухо: — Жаль, что ее нельзя воссоединить с Онфруа Торонским — это, наверное, единственный человек в Утремере, который не питает желания стать королем.

Генрих понимал, почему не хочет жениться на Изабелле. Заинтригованный, в чем заключаются возражения дяди, он спросил:

— Меня удивили твои слова, ведь Изабелла, как никак, твоя кузина.

— Я не осуждаю девчонку за то, что она оказалась в таком положении — тут нет ее вины. И как мне не восхищаться ею за такую стойкость перед лицом Бове и Бургундца? Но ты, парень, мне дороже, и я опасаюсь, что этот брак окажется ущербным с точки зрения канонического права. Вышеупомянутый Онфруа жив и здоров и по-прежнему считается ее супругом пред лицом Господа, ведь так называемый развод был фарсом от начала до конца. Если женишься на ней, Генрих, ваших детей могут провозгласить бастардами, поскольку ее брак с тобой будет ничуть не более законным, чем с Конрадом.