LXXXV

Лицемерие, паутиной не отожествленных образов и пустых ненужных слов, окутывает наши проданные греху души. Мы, вскрываем осколками разбитых надежд, свои отрешенные комплексы и модифицированного сплава обиды, пытаясь изо всех сил быть успешными в глазах современного пост-маргинального общества; унижая ложью миллиардов вероотступников своих вчерашних знакомых, и вчерашних друзей. Нас бросили в Иордан, но, так и не научили плавать… Некрещеных, крестили в идолопоклонной реке Инд… И какая теперь разница, что сегодня тебе нечего есть, и нечем платить за квартиру, что от тебя кто-то ушёл, окончательно сжигая мосты, и, что ты потерял работу, если через год, ты все равно не вспомнишь об этом …

Сложилось вполне четкое и разрушающее меня изнутри – ощущение… Ощущение того, что Дин-Гонви, – никто, и никогда не покинет; он, как интоксикация, пагубная зависимость, наркотическое опьянение… проникал глубоко внутрь, в самые засекреченные уголки деструктивного сознания деформированной психики, навечно парализуя тело: бесконечным циклом суицидального трипа; калейдоскопом инертного бега, замороженным в серости одинаковых будней провинциальных моногородов; твоей умалишенной детской мечтой… тотальной нищетой, прыжками с крыш, алкоголизмом, смертельной передозировкой: алпразоламом, феназепамом, эстазоламом, флунитразепамом, клоназепамом, лорметазепамом, лоразепамом, нитразепамом, темазепамом… Медленно умирая в алгометричном коде твоей безысходности, под меланхоличный стон Слепого Вилли, на обнаженном перекрестке в Кларксдейли, где Роберт Джонсон продал свою душу за право играть блюз… галлюцинацией лучших дней, сладких, как утренний йогурт Путина… Они наполняют карманы своих старых пальто камнями, прыгая с железнодорожных мостов в реку; куря «мамбу» и делая «закладки» на кладбище; покупают «Айфоны» в кредит, позже, загоняя их за дозу …

Кукурузные вены Дин-Гонви – вдоль и поперек, изрезаны суицидальным криком домашнего насилия и обреченного страха… где, худые домохозяйки с ослепшей памятью дня, подсаживаются на иглу физических унижений, сильнее, чем на героин… а пространственный блуд, уже давно стал неотъемлемой частью современного вероисповедания… и механический конвейер одинаковой невежественности полупериодов, вновь – безрадостным опьянением бумажного цикла, перерезает глотку молодости, хороня ее в посредственности периферийного быта …

Те, забытые миром храбрые герои твоей сахарной юности, кто, когда-либо делал жалкие попытки покинуть Дин-Гонви, рано или поздно, все равно – возвращались назад… те, кому все же посчастливилось вырваться, и затеряться где-то (от Южных морей до Ванкувера; от Вест-Индии до Ист-Индии; в Полинезии, Меланезии, Австралии и Новой Зеландии; Северной, Восточной, Западной и Центральной Африке; по всей территории Южной Америке, разбросанные красной медью на пепельной палубе яхты «Снарк»), – были обречены на несчастливое сосуществование, оставаясь наедине со своими депрессивными страхами и безжалостной ностальгией по этой некрещеной Столице …

Найти свое счастье в Дин-Гонви, всё равно, что играть Джеймса Бонда после Шона Коннери, а единственный способ поговорить с кем-то – попросить прикурить… И, теперь уже совсем непонятно к чему стремиться, и, что теперь делать со своей инкубационной жизнью, когда твоя бесполезная память кончает оргазмом кристаллической боли и, оставленной где-то – девственностью… аспириновой ночью, в безликом квартале «красных фонарей», крича во всю свою бесцветную глотку:

– Ты проиграешь битву. Будь уверен!

– Ищете нас по хэштегам война, в своем инстаграм

… прохрипел, чуть слышно, оголенным голосом типичного вышибалы из ночного клуба «О’Фаррелл», румынский полковник, слабой уставшей рукой омывая свои пулевые отверстия порошковой «маркой»; лучами плазменного неотона, замирая – навечно, на Сербском кладбище Сан-Франциско, в последний вторник июля. Провозглашая свою независимость по платным оппозиционным телеканалам, в прайм-тайм. Высокий, подтянутый, с короткой стрижкой под одну насадку, в спортивном поло, кроссовках и брюках-карго. – Эй! Гийом!! Это бизнес, дружок!! И дважды два, здесь всегда пять! Понял? – в очередной раз, вспыхивал в моей кукурузной голове, порнографической голограммой, образ Марка Болана, интерференционной записью провинциального тренера, провинциальной студенческой бейсбольной команды, в джерси хоккейного клуба «Могучих уток», с бутылкой безалкогольного пива для собак в иллюзорной моно-руке; весьма спорным и некорректным флэшбэком от 700 мг мескалина, сложенного в сигаретную бумагу, закрученную и проглоченную. – Dziekujemy, как говорят поляки. – Снова отталкивал я свой смертный приговор, под кофейным небом радиоактивного пепла, под падающие модули космических кораблей, под звуки евродиско от «Плохих парней в синем», стоя на краю холма Брэй Хэд; на краю моста самоубийц «Золотые ворота», на краю утесов Моэр …

Merci, au revoir …

#Дочь Монро и Роберт Кеннеди.

Монетизируя свое одиночество в бесконечность первого шага, по имперской идеологии Гёте, где – свободен первый шаг, но мы рабы второго. Уничтожая взглядом Гордона Лидди политические карикатуры, выцарапанные индустриализацией поколения на спящих окнах (лопающихся от разъедающего их медицинского света, излучаемым, висевших под самым потолком флуоресцентных ламп), невысоких офисных зданий, выстроенных по типу чисел Фибоначчи – неуютных маленьких кабинетов, с устаревшими компьютерами и обаятельным дзен-садом внутри… Облаченный: в классический сертификат костюма-тройки времен ирландских джентльменов XIX века, в расцветках новозеландского флага; красный галстук «Хермес» и рубашку от «Пол и Шарк» (впервые я надеваю рубашку, потому, что мне предстоит встреча с Богом)… Утопая, всем своим, высушенным на вязкости селекционных изысков – телом: в шелковых нитях Бутана; в лепестках китайских пионов, австралийской орхидеи и гортензий Шанхая… лотосом учения Будды; в национальных костюмах племени Химба; в кокосовых веревках женщин Занзибара; в юбках-саронг, вышитых мозаичным фактором, портретами, всех без исключения, африканских диктаторов колониального материка… выложенных арифметическим множеством на простуженном, Солью земли, героиновом асфальте: конфетными таблетками разноцветного экстази, и банковскими картами с дизайном от «Энгри бёрдз» … Выложенных, как-то небрежно и демонстративно, в шестнадцать небольших точек, которые, образуют латинскую букву «O», и две тонкие линии посередине, как бы, предсказывая, хаотичную структуру возможного перерождения небесных тел в космическом хаосе нашей изоляции… Состоянием своей вечной квир-идентичности… перерастая в ритуальные самоубийства воинов-неофитов, членов клана Барборо, полузабытым обрядом Сати; самосожжением чилийских рабочих на улицах Сантьяго, и катарсисом японских пилотов-смертников, догорающих, акварелью массовых захоронений военного мифа, в беспринципных кабинах одноместных истребителей. Проскальзывая тенью вьетнамских детей по оболочкам сытого Элизиума, сквозь утилизированный пар заброшенных зданий театра, заброшенных концертных залов (где, таяли светом неоновых бус, арифметические танцы Линды Касабиан, Гэри Хейдинка, Ли Харви Освальда и Теодора Качинского) горящих, ритуальными огнями норманнских племен – замороженных свалок; склада алкогольный продукции, цыганского табора, круглосуточного супермаркета, пустых пакгаузов круизного порта Джорджтаун, пролетарских районов Мадрида, паровозного депо, железнодорожных путей на Дели, и классического лондонского вида, красной телефонной будки – окутанной вуалью исторических повествований, забытых микроэлементов прошлого, кораллового цвета, переоборудованной сегодня, бургомистром города (бывший арт-директор ночного клуба Рейкьявика, антисемит, член группировки «Лига праведников», продавший на «иБэй» девственность своей дочери, и узаконивший мигрантов «Золотого Треугольника», которые, «толкают» таблетки амфетамина и афганский гашиш, прямо из фуд-трака на улицах Лондона; пакистанец белуджийского происхождения, радикально настроенный исламист, адепт Арабского халифата, совершивший каминг-аут в день своего избрания на пост мусульманского мэра) под банкомат и хот-спот… где я, тающими пальцами уставших рук, набрал, быстро и смело, код Пакистана: «92» … Медленно сходя с ума… Осознавая неоспоримый факт о том, что моя свобода рассыпалась синтетическим веществом на суицидальном лезвии ножа околокриминального джанки, – хипстера из бухты Сан-Франциско, в вечном «поиске варианта»… Рассыпалась: порнографическими картинками с Джорджем Бушем, на лентах современной поп-культуры постмодернизма, идеальной иллюстрацией моего одиночества; сейчас – последней в современном мире смертельной инъекцией натриевой соли в возбужденную плоть ретроспективной казни Хусейна; системой банковских переводов SWIFT… Авторитарной демократией стран Скандинавии и карликовых государств, с монархическим устройством… Англосаксонским правом на погребение; закрытым для посторонних клубом филателистов, где-то на окраинах города-спутника Боливийской столицы Эль-Альто, где, коренные индейцы Аймара, с массивными перстнями-печатками, с изображением фамильного герба, на тонких аристократичных пальцах загорелой руки, и старомодными карманными часами на цепочке, инкрустированных, по всей поверхности циферблата алмазами Калькутты, пили остывший кофейный сок, купленный утром, нового дня, в круглосуточных закусочных Питтсбурга, и неторопливо ужинали тушеными, в пряном томатном соусе, сингапурскими крабами, празднуя новый год по Восточному календарю, первого числа, месяца Шавваль, за игрой с Богом в арктический гольф …

Конец ознакомительного фрагмента.