Лягушонок и Мистер Совершенство

Странно, но я, обычно дико не любившая, чтобы в наше с мамой девичье пространство вклинивался кто-то третий, отвадившая от мамы с десяток поклонников, практически сразу прониклась к нему симпатией. Нет, дядя Саша совсем не подарками купил. Эка невидаль, рыжеволосая кукла Барби (хотя я до сих пор храню ее в коробке вместе с другими памятными для моего сердца вещами). Он покорил меня тем, что после каждого его прихода мамины глаза зажигались мягким приятным светом. Она становилась веселой, ласковой, а на лице то и дело появлялась счастливая улыбка. Как я теперь понимаю, от любви она по облакам порхала.

Несмотря на свойственные всем детям, а мне в особенности, максимализм и эгоистичность, такое явное свидетельство взаимной любви не оставило меня равнодушной. Не то чтобы я осознанно беспокоилась тогда о материнском счастье. Но в моем представлении моя мама была похожа на прекрасную принцессу, а каждой прекрасной принцессе, даже той, у которой прицеп в виде рыжей дурнушки, должен достаться свой прекрасный принц. Дядя Саша, особенно когда надевал красивый костюм, в целом походил на принца, поэтому новость о том, что они хотят пожениться, я восприняла с радостью.

Счастливое событие произошло, когда мне было девять. Именно тогда в мою жизнь вошел великолепный, невыносимый, иногда до занудства умный, высокомерный, красивый, жестокосердный Мистер Совершенство – сын дяди Саши, который был старше меня на пять лет.

Как сейчас помню нашу первую встречу. Она состоялась на даче у родителей дяди Саши, куда он привез нас с мамой, чтобы познакомить со своей семьей.

В то лето я сильно вытянулась, была худой, нескладной, а еще зачем-то уговорила бабушку коротко подстричь мои волосы. Думала, новая прическа добавит мне красоты, хотела хоть немного соответствовать своей красавице маме, которая в ту пору носила короткое каре. Вот и я подстриглась так же.

Ага, два раза ага, похорошела, не то слово. Волосы стали торчать вокруг моей головы рыжим нимбом. А так как я была высокой, худой и костлявой, то издалека была очень похожа на одуванчик, который затейник-художник зачем-то раскрасил в рыжий цвет. «Инна-одуванчик», – стали дразнить меня во дворе. Собрать волосы в хвост длина не позволяла; я их, конечно, пробовала укротить различными лаками и гелями, заколками и невидимками, только они не желали укрощаться, через полчаса снова торчали вокруг головы рыжим нимбом.

– А вот и мы! – радостно воскликнул дядя Саша, открывая белую деревянную калитку дачи.

Нас вышли встречать красивый седовласый мужчина и стройная, несмотря на тогдашний шестидесятилетний возраст, женщина. Я застыла возле мамы, с восхищением разглядывая дачу. До того момента ничего красивее я не видела. Много зелени, цветов, причем посаженных не абы как, а тщательно продуманным образом, белая беседка, белые скамейки, небольшой, по-кукольному красивый домик в стиле прованс. Под окнами ящички с цветами. Для меня и сейчас дача родителей дяди Саши – самое уютное, красивое место на земле. Антонина Павловна обладает безупречным вкусом.

Моя красавица мама, несмотря на радушие будущих свекра и свекрови, очень робела, жалась к дяде Саше и расточала комплименты.

Я тоже не смогла сдержать своего восхищения:

– Офигеть, у вас как в голливудских фильмах про идеальную семью.

– Это моя дочка Инна.

Дурацкое имя, додумалась же мама так меня назвать. Инна, как будто не зовут, а предлагают что-то взять. «На», возьми и заткнись.

– Какая яркая девочка, просто огонек, – сделала комплимент Антонина Павловна.

– Такой цвет волос редко встречается, – поддакнул Дмитрий Александрович.

– Дим, ну наконец-то и ты появился. Иди, познакомься, Наташу ты уже знаешь, а это ее дочка Инна.

Сыну дяди Саши в ту пору было четырнадцать лет. Дима показался мне богом, совершенством… Самым красивым парнем, которого я когда-либо встречала. Хотя о парнях в то время я мало задумывалась, не доросла еще. Высокий, широкоплечий, вполне по-мужски сформировавшийся (возможно, благодаря плаванию, которым Дима серьезно занимался лет с пяти), с правильными чертами лица. Волосы темные, на висках коротко стриженные, а на затылке длинней, синие глаза в обрамлении черных ресниц – словно яркие васильки кто-то на землю положил.

– Какая смешная рыжая, не голова, а огненный шар. – На красивой лепки мальчишеских губах мне почудилась брезгливая улыбочка, будто он в какашку ногой наступил.

Показала ему язык…

Конечно, по сравнению с таким совершенством я выглядела нелепым пучеглазым клоуном, рыжим одуванчиком на тонкой ножке, с большими жабьими губами, а для пущего ужаса еще и со скобками на зубах. Понимание своей собственной ущербности толкнуло меня на хамство. Боги всегда вызывали во мне желание дерзить, наверное, это зависть выходила протестом.

– А у тебя голова как футбольный мяч.

– Почему как футбольной мяч? – удивился Дима.

– Потому что пинка просит, – весьма грубо ответила я и засмеялась собственной шутке.

Конечно, никто из присутствующих не разделил моего веселья, наоборот, повисла тишина. У родителей маминого жениха Дмитрия Александровича и Антонины Павловны недоуменно вытянулись лица. Дядя Саша неловко крякнул, а мама отчаянно покраснела.

Эх, сколько раз в жизни я еще буду заставлять ее краснеть.

– Инна, что ты такое говоришь?! – Смущенная родительница дернула меня за рукав футболки. – Простите, она немного ершистая и не любит, когда обращают внимание на ее необычную внешность.

Прямо скажем, клоунскую внешность.

– Но вообще, Инна очень хорошая, – тут мама немного покривила душой, – и добрая девочка. Всякую живность больную домой несет, котят, собачат, даже когда-то мышат приволокла и выкармливала с помощью пипетки. Правда, они все равно подохли.

Будущий братец пренебрежительно хмыкнул.

– Выхаживает, – продолжила меня хвалить (выставлять еще большей дурочкой) мама, – а потом пристраивает в хорошие руки.

– Любит сирых и убогих, – вставил едкий комментарий совершенный мальчик.

– Дима?! – возмутилась его бабушка Антонина Павловна, а дядя Саша нахмурился.

– Ага, могу и тебя пристроить в хорошие руки.

Такого с руками оторвут…

Взрослые засмеялись.

– А ей палец в рот не клади, – как мне показалось, с одобрением сказал дедушка Дмитрий Александрович.