Лысый остров

Я ушёл в лес.

Никто не бывал в этом диком лесу, кроме меня. Никто не знает, что я здесь. Никто не будет меня искать. Если я не сумею убедить Зое пойти со мной, я останусь у анулейцев. И даже совесть меня не мучила (надо будет только сообщить маме).

Это был тяжёлый путь. Гораздо тяжелее, чем в первый раз. То ли оттого, что рюкзак был большой, то ли оттого, что в прошлый раз мне было всё равно, куда идти, а теперь я очень боялся сбиться с пути. А может быть лес разросся гуще за этот год. Только на пятый день вышел я к Городу.

Здесь и ждало меня самое ужасное. Сначала я даже не понял. Подумал: может, идёт Совет Отцов? Тогда мне надо переждать, обычай запрещает ходить по Городу, пока Мудрейшие совещаются. Потом я подумал: уж не вертолёт ли испугал анулейцев? Но я не слышал никаких звуков, кроме лесных. Недоумевая, я перелез через каменную стенку и пошёл по Священной дороге.

Город был пуст. Не было никого. Ни человека, ни костра, ни рыси, ни одной козы. Абсолютно пустой Город. Он не был разрушен, все дома целы, и дорога и коло — место священного костра. Но было очевидно, что люди ушли отсюда, и случилось это не вчера. Они покинули город не в спешке, а тщательно собравшись. Они ничего не оставили после себя, кроме пустых домов, похожих на каменные глыбы.

В растерянности я обходил Город. Здесь мы с Зое первый раз поцеловались, а здесь жил Киро, вот беседка Отцов, вот обменная площадь. Господи, да что же случилось?

Я зашёл в дом Хоты и Зое. В мой дом. Два месяца, что я здесь прожил, стали важнее всей остальной жизни. Тихо и чисто. Зое тщательно убрала дом, прежде чем покинуть его. Ничего не осталось, только мебель, да забытая чашечка, маленькая, разукрашенная, будто для ребёнка, одиноко стояла на полке.

Я сел на кровать, на которой спал, когда болел — кровать Хоты. Напротив — кровать Зое. Когда мы ложились спать, то долго смотрели друг на друга, уже лёжа, в темноте, почти не видя друг друга, всё равно смотрели.

Я вздрогнул. Со стены напротив, над кроватью Зое, на меня смотрел… я. Зое нарисовала меня (кто же ещё?). Прямо на стене. Было очень похоже, я как в зеркало смотрелся. Серьёзный такой. Ох, Зое, Зое! Где тебя теперь искать? Я подошёл к своему портрету поближе и поразился ещё больше. Это был не рисунок! Моё лицо было выбито в каменной стене. Барельеф. Так тонко, ювелирно, даже не понять издалека. Каким бы скульптором она стала!

Я пробыл в Городе около суток. Переночевал в доме Хоты, а утром опять вышел в лес. Конечно, надо было вернуться в Посёлок. И если бы не мой портрет на стене и не отточенный Ханжалик, что болтался у пояса, я бы, наверное, так и сделал. Где искать теперь анулейцев, я не знал. Они не кочевники — это очевидно. Может быть, они ушли искать море? Тогда, раз я не встретил их по дороге и они не вышли к Посёлку, нужно идти на противоположную сторону острова и искать их на том берегу. Я постоял немного возле коло. Может быть, круг священного костра даст мне силы отыскать мою жену. Вот так и превратишься из ученого в язычника.

Нет смысла писать о поисках в лесу. Лес и лес. Деревья, заросли, трава в мой рост. Костры, чтобы отпугивать хищников. Однажды чуть не наступил на гадюку. Ненавижу змей.

…Только что приходил Павел Сергеевич, интересовался, что это я пишу всё время.

— Да вот… Обещал одному издательству книжку для детей. Про дельфинов.

Он одобрительно потряс седенькой бородкой.

— Вы пишите, пишите. Быстрее подниметесь.

А в глазах: быстрее забудете ваши бредни.

— Только прошу: не перенапрягайтесь. Вам сейчас это крайне вредно.

— Ладно…

В общем, проблуждал я в лесу порядочно, теперь уже не знаю сколько. Вышел однажды на тропу. Был, кажется, уже порядком измучен. Еда кончилась, вода, правда, была (я нашёл в лесу озеро и два родника!). Тропа поэтому теперь означала не только встречу с Зое, но и жизнь. Я знал анулейцев, они не дадут мне умереть, хотя я не уверен, что будут мне очень рады. Относились ко мне настороженно, чужеземец всё-таки. А Зое? Ждёт ли она меня? Может, красавец-ведун всё-таки убедил её… С такими тяжкими мыслями плёлся я по тропе. Скоро увидел невысокую стену, окружавшую Город, такую же, как там, в брошенном селении. Пошёл быстрее. И тут я увидел её! Она бежала ко мне, моя Зое, моё счастье, бежала по дороге, коса хлестала её по спине и плечам, она бежала ко мне, молча, лицо её сияло, но… что-то не так было с ней. Она будто не просто бежала ко мне, а чтобы о чём-то важном предупредить, защитить, уберечь… Хотя, может быть, это сейчас мне так кажется.

В первую секунду я даже не понял, что случилось. Может быть, от голода и усталости голова моя плохо соображала, всё было, как в тумане. Я увидел, как из-за стены медленно встают и наводят на меня арбалеты Хвосты. (Хвосты у анулейцев — это что-то вроде нашей милиции. Длинные волосы они собирают на макушке в хвосты, поэтому их так зовут.)

— Не-е-ет! — услышал я крик Зое.

Она опередила их немного и прижалась ко мне, но тут же кто-то (Хота, наверное) стал оттаскивать её назад.

— Уходи! Уходи!

Зое рвалась ко мне, а я стоял чурбан-чурбаном, ничего не соображая. Хотел идти к ней, но уже засвистели стрелы, всё смешалось, из Города к нам бежал народ, все кричали. Я ничего не понимал, будто анулейцы вдруг стали разговаривать на другом языке. На мгновение Зое прорвалась ко мне, схватила за руку.

— Уходи, уходи по тропе в Старый Город.

— Пойдём со мной!

— Я приду! Я приду ночью! Уходи, а то тебя убьют!

Её оттащили. Я видел, что Хота просто схватил её за талию и потащил к стене, туда, где стрелы не могли достать их.

— Я люблю тебя! — крикнул я и побежал, потому что бесполезно выяснять что-либо под градом стрел. Что-то такое случилось, отчего путь к анулейцам мне заказан. Я бежал, задыхаясь, по тропе, уходя всё дальше от Города, от стрел, от Зое, и в висках у меня стучало: что случилось?

Когда я был уже далеко, до меня донёсся крик. Мне показалось, что это был голос Зое, но всё смешалось и спуталось, я упал…

Очнулся я уже в сумерках. Вспомнил, что сказала Зое: иди по тропе в Старый Город, я приду ночью.

О, Господи! Скоро ночь. Где искать этот Город? Я встал и, шатаясь, пошёл по тропе. Не прошло и трёх часов, как я увидел стену Старого Города. Не было сил даже удивиться. Я-то плутал вокруг несколько дней! В доме Зое я выпил оставшуюся воду и провалился в сон.

Спал я очень долго. Проснулся днём от боли: в мочевом пузыре и в ноге. С первым мы быстро разобрались, а с ногой пришлось повозиться: одна из стрел, оказывается, задела меня. Я дошёл до колодца, промыл рану, вспомнил, сколько времени уже не ел, и тут же услышал:

— Здравствуй.

Я обернулся: Хота. Секунду мы смотрели друг на друга, потом Хота, прихрамывая, пошёл в дом. Я заковылял за ним. Из раны снова потекла кровь. Но я шёл и удивлялся: как изменился Хота! Вчера я не успел рассмотреть его, но неужели за год можно так постареть? Из бодрого пятидесятилетнего человека превратиться в дряхлого старика? Что же случилось у них за этот год… и тут меня обожгло — почему не пришла Зое?!

— Садись, Арон (так звали меня Зое и все анулейцы). Садись. Зое не пришла… потом об этом. Вот тебе хлеб и мясо, вот молоко нашей козы. Ты голоден, я вижу.