Люба, любовь и прочие неприятности

— Мама звонила, — сказала мне Люба. — она задержится до позднего вечера, лекарства какие-то нужно купить. Ты Маришку пока деду отвези…

И ни слова про мужа, ни слов благодарности, ладно похер, не жду их, но хоть бы посмотрела на меня, а она все взгляд отводит. И меня выбешивает это, невозможно просто.

— Отвезу, — сказал я. — Езжайте, развлекайтесь.

Вся толпа, с юристами, с дрожащим председателем, с Любой, с операми отчалила в райцентр. Я остался — я обиделся. Я может герой геройский, а она на меня не смотрит. Поехал отвозить девочку к деду, благо папаша её куда-то делся и в суматохе про него забылось. Дело уже к вечеру, а я мало того, что обиженный — ещё и усталый. А дед сидит на крыльце и смотрит в пространство.

— Это вы, — обрадовался он. — А меня Яков зовут, Яков Петрович. Я сижу и жду вас, не знаю, когда Маришку привезёте.

— Привёз, — отрапортовал я.

— Тут такое дело… Лекарств нет в больнице нужных, надо в город ехать, пока аптеки не закрылись. Жену в районе подхвачу и поедем… бабушка у нас в больнице.

— Помощь нужна?

— Нет. — И правда, какая помощь, гордое же семейство, нужно догонять их, помощь впихивать насильно, а они вон не смотрят и сливу сделать обещают. — Если только… вы за Маришей не присмотрите? Я за часа четыре обернусь.

Я посмотрел на часы — время начало девятого. Ещё четыре часа? Да пиздец. А потом на девочку посмотрел — стоит и ждёт. Так устала, что все равно ей наверное, оставят её, или потащат куда на ночь глядя… И жалко её стало. В конце концов, она хлопот никаких не доставляет, а если смотреть по совести, так разумнее меня будет. Да и потом, вдруг папаша вернётся…

— Присмотрю, — согласился я со вздохом.

— Тогда в дом идите, там в холодильнике борщ, плов ещё есть, он совсем свежий, только разогрейте.

У меня настроение сразу поднялось. Я конечно жрал днем, но тогда было… до папаши, до ментов, до поисков председателя и камер. В общем очень давно. Поэтому деда отпустил даже с радостью, предвкушая встречу с холодильником и полноценной едой.

— Иди второго дядю миллионера разбуди, — сказал я девочке. — И ужинать будем.

Славка мирно спал в машине, подложив под синюю щеку ладошку. Если бы не знал, какой он говнюк, то умилился бы. Девочка без церемоний его растолкала, и следующие полчаса мы отдавали должное еде. Следовало признать — готовить в этой семье умели, я даже подобрел немного. На улице промычали возвращаясь с выпаса коровы, а я подобревший развалился на диване. Вот, снова хорошо. Только девочка ерзает, как на иголках.

— Тебе спать не пора? — лениво поинтересовался я.

— Нет… нам пора к бабушке. Ко второй.

— Её же дома нет.

— Я знаю, — вздохнула она. — Поэтому и пора. Там же Зорька пришла, мычит наверное, бедняжка, а её даже привязать некому.

Я не хотел. Честно. Сопротивлялся. Но… эта девочка! Она вспоминала про брошенную корову снова и снова, и ещё реветь принималась! А ещё говорила, что если с коровой что нибудь случится, то она этого точно не переживёт, она свою Зорьку больше людей любит. Я капитулировал.

Приехали значит, до бабушки, естественно хихикающий младший с нами. Корова и правда имеет место быть — рогатая. Рога страшные, а сама корова смотрит печально, будто и правда понимает, что её все бросили, я наверное совсем старый стал, но вдруг вспомнил про Хатико и снова растрогался. Загонять корову не пришлось — сама зашла. Стоит возле отполированный до блеска деревянной кормушки и устало ждёт, когда её привяжут.

— Давай же, — поторопил меня брат.

— Там рога, — напомнил я.

Корова меня не съела и даже не забодала. Обязал вокруг её шеи гремящую цепь, пристегнул, и снова героем себя почувствовал, а то почти повыветрилось. Вот он я какой — Молодец!

— Теперь спать, — скомандовал я.

Обернулся, темно уже почти, видно плохо, а девочка тащит табуретку. Мелкую. Эдакий маленький стульчик. Притащила, поставила возле меня и снова ушла. Вернулась с огромным ведром.

— Чего это ты? — насторожился я. — Что ты имеешь ввиду?

— Корову нужно подоить, — назидательно сказала девочка. — Если её не подоить, будет мастит. А если с коровой что-нибудь случится, то бабушка…

— Этого не переживёт, — закончил я. — А ты умеешь?

— Вы с ума сошли? Мне семь лет.

Я твёрдо решил, корову доить не буду. Я блядь, в российском списке форбс есть! Какая, нахуй, корова? Но… корова смотрит печальными огромными глазищами, девочка снова хлюпает носом, я подумал, у неё и так стресс… подтащил стульчик поближе к корове и сел. Темно, девочка свет включила, вокруг лампы жучки-мотыльки кружатся, идиллия, мать вашу. Только Славка хрюкает от смеха. А корова пахнет. Наверное, пахнуть для неё естественно, но мне не нравится.

— Я сто раз видела, — подбадривает меня девочка. — Руки туда положите… ну, на вымя. Главное, не дергайте, ей больно будет. Чуть потяните, нажмите, потом заново. Ручищи у вас здоровые, быстро подоите.

Я положил руки куда велено. Корова теплая. Дёрнул. Видимо, неправильно — корова с ноги на ногу переступила, и я тут же вообразил, как она мне в лицо впечатывает копытом, вздрогнул. Потом снова дёрнул. С пятой попытки мне удалось выдавить из животного струйку молока. Ещё через минуты три я вошёл во вкус — прикольно! И корова вовсе меня убить не пытается, только оборачивается порой, смотрит на меня круглыми глазами, вздыхает печально, словно не понимая, что за незнакомый мужик её мучает и зачем.

— Я тоже не понимаю, — сказал я корове. — Ни хрена не понимаю.

И снова за сиську дёрнул. А ещё через пять минут у меня адски заболели руки, я тут же решил, что быть дояркой самый тяжкий труд на земле, а молоко едва дно закрыло, правда я не сразу научился в ведро струйкой попадать, так что его больше было бы. Я вылез из-за коровы.

— Там ещё много внутри, — переполошилась девочка.

Я подошёл к брату, который уже и смеяться не мог, только икал нервно, взял его за шкирку и усадил на стульчик.

— Инструкции помнишь?

— Я не буду…

— Отцу сейчас позвоню, останешься здесь же, в колхозе, только уже без единой карты.

Брат опечалился и за вымя взялся. Тоже не сразу выдавил, не сразу научился попадать в ведро… больше всего мне было жалко корову. Доили мы её, меняясь каждые десять минут больше часу, закончили ночью уже. Молока чуть больше половины ведра.

— Неправильно доили, — печалится малышка. — Зорька больше всех коров в деревне молока даёт. Ну, ничего, главное доена. Мы молоко в холодильник поставим, чтобы не скисло, а потом бабушка пусть сама думает.