Люби и властвуй
Шрифт:
Нет, он не стал ее утешать, ибо знал по опыту, что обыкновенно это приводит к противоположным результатам. И не только у женщин. У мужчин тоже. Прислонившись спиной к стене, он тихо сполз вниз с безучастным видом. Ждать, пока она закончит реветь, придется долго. А ждать на корточках гораздо легче. Особенно после двух кувшинов белого вина.
– Извините! - спустя довольно короткое время сказала девушка, хлюпнув носом напоследок. - Мне трудно держать себя в руках.
Эгин буркнул что-то наподобие «ничего страшного», отмечая про себя, что его ночной собеседнице наверняка не больше семнадцати-восемнадцати. Он заключил это по той старательности,
– Все довольно просто. Я сбежала от людей, с которыми бы не хотела больше встречаться. Разумеется, мое отсутствие уже замечено. И меня наверняка уже начали преследовать. Я думаю, очень скоро найдут, если вы мне не поможете покинуть город. В этом доме я спряталась, потому что не знаю толком, куда идти. Он пуст, потому что сдается. Где-то там на верхних этажах должен быть сторож, поэтому мы и говорим шепотом.
– Это, разумеется, очень плохие и злые люди? - с беззлобной иронией спросил Эгин, никогда не баловавший своим вниманием авантюрные романы и презиравший их всей душой.
– Это неважно, - ответила та с серьезностью укротительницы алустральских каракатиц. - Я не воровка, не гулящая, я, как вы, наверное, заметили, далеко не служанка и не рабыня. Я не сделала ничего плохого и не имею мужа, который мог бы настаивать на своих правах. Я думаю, этого достаточно для того, чтобы вы помогли мне, если у вас есть на то желание.
– Разумеется, есть, - отвечал Эгин, переваривая услышанное.
Да, она не первое, не второе и не третье. Главное это то, что она скорее всего не клиентка Свода Равновесия. Хотя бы уж потому, что даже самые бездарные парни из тех, что подчиняются Уложениям Свода, никогда бы не дали сбежать восемнадцатилетней девчушке у себя из-под носа, сколь бы малый проступок та ни совершила. А если она, предположим, неверная жена, так его, Эгина, это не касается. Пусть с этим разбирается Внутренняя Служба.
– Тогда пойдемте, - взмолилась девушка, опасливо озираясь.
– Пойдемте, - откликнулся Эгин, вскакивая на ноги.
В голове его уже вырисовывалась кратчайшая дорога к Северным воротам, куда так страстно стремится его спутница. Теперь оставалось ее пройти. И вдруг чиновник Иноземного Дома Атен оке Гонаут возопил внутри Эгина укоризненно:
– Простите, госпожа, я забыл представиться. Атен оке Гонаут, чиновник Иноземного Дома.
– Очень приятно, - смутилась и, наверное, покраснела черноволосая девчушка. - Я - Овель исс Тамай.
Вот этого Эгин не ожидал. Овель исс Тамай. Стало быть, родственница Сиятельного князя, а точнее, его жены. Иногда на ночных улицах Пиннарина можно встретить простоволосыми и заплаканными таких женщин, аудиенции у которых в иное время в ином месте ты мог бы безуспешно добиваться месяцами.
Хм… оке Тамай. Эгин был порядком удивлен. И даже - немного оробел. Так значит. Хорт оке Тамай, владелец «Дикой Утки», тоже, должно быть, ее родственник?
– Простите, госпожа, невольный вопрос.
Да-да? - испуганно откликнулась девушка, прильнув ухом к двери.
– Вам, должно быть, приходится родственником Хорт оке Тамай?
Девушка словно бы окаменела. На секунду, не больше. Но пока эта секунда длилась, ее лицо было лицом каменной женщины с траурного барельефа в тлетворной глубине какого-то фамильного склепа. Склепа рода Тамаев, к примеру.
– Приходится дядей, - отвечала она, взяв себя в руки.
– Жаль, что ваш дядя не может позаботиться сейчас о вашей безопасности, - с искренним сожалением проговорил Эгин.
– В самом деле жаль, - ледяным шепотом отвечала Овель исс Тамай.
Тактичность
не была самой сильной чертой характера Эгина, но даже ее было достаточно для того, чтобы прекратить расспросы. Тем более что на улице, по-видимому, назревало нечто более интересное, чем болтовня с хорошенькой девушкой.Эгин не ослышался. То был собачий лай. Но откуда, милостивые гаазиры? Откуда? А как же указы? Как же городские уложения? Причем собак было, по меньшей мере, две, и, судя по лаю, это мощные, здоровые псы, наподобие тех, что были в фаворе у Вербелины. Да только что они делают на Желтом Кольце?
– Это за мной! - вздрогнула Овель. - Они шли по следу, они сейчас будут здесь.
Как ни странно, на этот раз с самообладанием у нее было все в порядке. Никаких слез и истерик. Впрочем, многовато будет истерик для одного раза.
Эгин понял, что самое время взять ситуацию в свои руки. Он отстранил Овель, рванувшуюся к двери, закрыл предательски заскрипевшую дверь на внутренний засов и, стиснув запястье девушки мертвой хваткой, вовсе не напоминающей слюнявое прикосновение чиновников из Иноземного Дома, решительно потащил ее в глубь дома.
Все дома в Желтом Кольце были устроены на один и тот же манер. И этот пустующий дом был похож на Дом Голой Обезьяны если не как брат-близнец, то, по крайней мере, как кузен. Жилые помещения - на втором, третьем этажах. На первом - людская, кухня, конюшни и отхожие места. Коль скоро дом сдается, а значит, пока пустует, должен быть пуст и первый этаж.
Сторож, конечно, не дурак и предпочитает дрыхнуть в самом роскошном из господских покоев. Вдобавок он наверняка мертвецки пьян - надо же, даже запамятовал запереть двери на ночь (днем двери домов, отведенных под съем, никогда не запирались, чтобы всяк желающий мог зайти внутрь и примериться к роли нового хозяина апартаментов). Это означало, что существовала вероятность того, что черный ход, который выводит во внутреннее Желтое Кольцо, где вьется сточная канавка, в которую впадают речки, начинающиеся в отхожих местах, остался, как и парадный, открытым. На него-то и рассчитывал Эгин.
Внезапно у самого черного хода Овель встала как вкопанная и, воззрившись на Эгина своими бездонными карими глазами, сказала:
– Я боюсь, что у вас будут неприятности, милостивый гиазир Атен оке… оке… Неважно. Лучше бы вам, наверное, уйти.
– Так вы передумали идти к Северным воротам? - переводя дух, поинтересовался Эгин не без некоторой издевки.
– Можно сказать, что да, - сказала Овель, и ее глаза налились слезами.
Эгин зло сплюнул на пол. От этого белого аютского во рту всегда горько. Мерзавцы добавляют что-то к винограду, чтобы он быстрее бродил. Цепкие пальцы Эгина несколько ослабили хватку. Затем он окинул Овель исс Тамай недоуменным взглядом. Растрепанные волосы, даже не причесалась, дурочка. Очень богатые серьги. Ценой в целую конюшню из пяти голов. Наспех зашнурованное на груди платье с какими-то благородными вензелями. Оке Тамаев, надо полагать. Белая нижняя юбка выглядывает снизу трогательно и очень по-детски. Она порвана и чем-то испачкана. И босые ноги тоже, разумеется, грязные.
Ресницы Овель дрожали. Уголки губ поползли вниз. Эгин стиснул зубы. Он сызмальства терпеть не мог плачущих женщин. К числу несомненных добродетелей Вербелины исс Аран можно отнести то, что она ни разу не плакала при Эгине. Ни с корыстными целями, ни с бескорыстными. Впрочем, о Вербелине исс Аран Эгин в тот момент даже не вспоминал.
– А я не передумал, девочка. А мне самый раз прогуляться к Северным воротам, - медленно и внятно процедил Эгин и стал возиться с засовами на двери черного хода.