Люби и властвуй

Норо вступил, как всегда, неожиданно.

– …Что ж, Эгин, я в тебе не ошибся. Твоя ложная скромность не обманула меня. Стать Скорпионом для тебя так же просто, как для простых смертных встать на руки. Но… - он указал на Овель, чья внезапная безучастность начинала сильно тревожить Эгина, - невинная теплая кровь по-прежнему истекает из этого сосуда сладострастия. Поэтому на твоем месте я бы поторопился с выполнением моей просьбы. Долго наша красавица не протянет.

Гадать о том, как, собственно, Норо узнал о том, что Эгину удалось войти в контакт с Убийцей отраженных, ему не пришлось. Потому что объяснение было у всех на виду - рыбы, заключенные внутри стеклянного шара, перестали пламенеть оранжевым и вернулись к своему предыдущему состоянию. Это обнадежило Норо окс Шина, оставило безучастным плешивого и прошло совершенно незамеченным для Овель.

«Было бы лучше, если бы она рыдала, а не кончалась в жертвенном безмолвии, Хуммер их всех подери!» - подумал Эгин, исполненный решимости отозвать Скорпиона во что бы то ни стало. Ибо невозможное стало возможным.

Сиятельный князь Хорт окс Тамай во главе пышной и, главное, вооруженной до зубов свиты ждал гнорра под памятной стелой «Голубого Лосося», как того и требовало письмо гнорра. На Сиятельном князе был надет с виду совершенно обычный и, в общем-то, невзрачный шлем с простой полумаской и коротким наносником.

Гнорр сошел с борта «Венца Небес» в полном одиночестве. Он был облачен в шлем Кальта Лозоходца и препоясан показательно пустыми ножнами.

Они не виделись больше месяца, со дня последнего большого приема у тогда еще живого Сиятельного князя Мидана окс Сагтора. И были бы рады не увидеться никогда.

Десятки тысяч глаз были устремлены на них. Тысячи стрел были направлены в сердце Лагхи Коалары, сотни - в сердце Сиятельного князя Хорта окс Тамая.

Гнорр приказал всем своим людям остаться на кораблях. Вместе с людьми он оставил два простых приказания. Первое: если он упадет на землю ниц, пронзенный ли стрелами, или ради спасения своей жизни от оговоренных стрел, - незамедлительно высаживаться и убивать столько, сколько достанет жизненных сил и алчности стали. Второе: если он, гаорр, обнимет Сиятельного князя за плечи - подымать штандарты династии Тамаев повыше, показательно швырять оружие в воду и вообще брататься Итак, Пиннарину в тот день был оставлен жестокий выбор: либо погрузиться в пучину кровавого безумия (это было бы как обычно), либо избежать кровопролития (это было бы чудом, и в него никто не верил).

Гнорр остановился на пристани в двадцати шагах от Сиятельного князя.

– Иди ко мне, Хорт, мы будем говорить здесь, чтобы наши слова не стали добычей ушей недостойных! - Лагха имел в виду сопровождавших Хорта придворных, высших гвардейских чинов и прочую шушеру, от которой его тошнило еще с веселых деньков правления в Ре-Таре.

– Сиятельному князю не пристало… - начал было выкрикивать сопровождавший Хорта церемониальный глашатай, в обязанности которого входило прогорланить на полпорта то, что шепнул ему на ушко Сиятельный князь.

– Молчать! - Лагха вскинул правую руку, облаченную в широкий наруч со множеством позвякивающих друг о друга подвесок. Удивительное дело - веление их звона оказалось необоримым, и глашатай мгновенно заткнулся.

– Переговоры между великими, - продолжал Лагха, - должны проистекать в величественной тишине и неведении смердов. Иди ко мне, Хорт, иначе не видать тебе искомого предмета, как внешнего испода хрустальных небес.

Лагха не испытывал страха. И это делало его непобедимым. А Хорт боялся, очень боялся навеки потерять свое единственное сокровище, свою шелково-кожую Овель, без которой последняя неделя показалась ему горше смерти, хотя он и пребывал в самом средоточии власти, на княжеском престоле.

Хорт повиновался. И пока он, изо всех сил стараясь не уронить свое княжеское достоинство, мерил шагами расстояние, отделяющее его от гнорра, гнорр думал о том, что слабость смертных неизмерима, и, не будь в мире некогда звезднорожденных, а после - отраженных, все уже давно скатилось бы в пасть к Хуммеру. И в этом Лагха был прав. Прав ровно наполовину.

– Здравствуй, Лагха, - тихо сказал Сиятельный князь, подходя к гнорру совсем близко.

Сотник лучников по имени Сарпал (в действительности - рах-саванн Опоры Вещей), начальствовавший стрелками на крыше вспомогательного арсенала Морского Ведомства, в досаде сплюнул под ноги. Пурпурный плащ Хорта полностью закрыл гнорра от его людей. В это же время выругались еще очень многие, но именно Сарпал был зол сильнее всех. Он имел недвусмысленные указания от Норо окс Шина и не собирался упустить очередное повышение из-за неосмотрительности Сиятельного князя.

– Здравствуй, Хорт. Где голова самозваного гнорра?

– Гнорр жив и, полагаю, будет жить еще долго, - в словах Хорта Лагха услышал странные нотки, которых раньше в голосе Золотой Руки не было.

– Жив? А ты помнишь, князь, что я писал тебе о его жизни? Жизнь самозваного гнорра - смерть Овель.

– Чтобы умертвить Овель, надо владеть ею. Докажи свою власть над ней, Лагха, и мы будем говорить еще. Иначе - ты покойник, - глаза князя зловеще блеснули в прорезях полумаски.

«И все-таки он ведет себя слишком глупо. Подошел очень близко, чересчур близко, так ведь я могу убить его в любое мгновение», - подумал Лагха, в то же время удрученно подмечая, что на крыше Дома Скорняков, на крыше, прекрасно просматривающейся с его места и свободной от лучников князя, не видно ни Овель, ни Онни, ни прочих его людей. Это значит, что Эгин не доставил послания. Это значит, что никакой подлинной власти над князем он, Лагха, не имеет. Что же, придется использовать власть поддельную.

Лагха чуть тряхнул своим непростым, очень непростым наручем, и подвески на нем вновь разразились мелодичным звоном, под аккомпанемент которого прозвучали слова, призванные раздавить в ничто волю Хорта окс Тамая.

– Плохо говорить, князь, когда вместо подарков друг другу мы держим в руках пустоту, а за нашими спинами дрожат тысячи натянутых луков. Мы не можем стоять здесь вечно, князь. Разреши моим людям сойти на пристань, князь, разреши им пройти об руку с твоими гвардейцами к Своду Равновесия, разреши мне проследовать туда же об руку с тобой, и мы возьмем жизнь самозваного гнорра и Овель исс Тамай…

Лагха Коалара говорил и говорил, подвески все звенели в такт плавным покачиваниям его руки, на его спине начал проступать холодный пот, а в глазах князя, к его неприятному изумлению, стояла та же зловещая стена, что и прежде. Сиятельный князь был явно глух к колдовскому звону, глух к медоточивым речам опытнейшего совратителя душ человеческих, и в это время гнорр заметил, что в свите князя, напряженно следившей за переговорами, произошло некое замешательство и сквозь нее прошел человек, который быстрыми шагами направлялся прямо к князю.

Оказавшись рядом с ними, незваный гость, пренебрегая говорением Лагхи, сказал:

– Сиятельный князь, вам сообщение от гнорра Ваша племянница находится в полной безопасности в Своде Равновесия, в доказательство чего гнорр прислал вам вот это.

В протянутой руке человека была прядь каштановых волос. Хорт окс Тамай прикоснулся своей «золотой рукой» непобедимого игрока в лам к пряди и, конечно же, сразу почувствовал неповторимый След Овель. Чтобы убедиться в правдивости сногсшибательной, ужасной новости, Лагхе Коаларе достало одного взгляда.

– Что вы скажете на это? - в голосе князя не было ничего, кроме спокойствия, торжества и похотливой хрипотцы. Старик уже мысленно водил Овель нескончаемыми садами запрещенных Уложением Жезла и Браслета наслаждений.

В этот раз все шло гораздо хуже, чем в предыдущий. Тело Скорпиона отчего-то перестало быть доступным Эгину. Быть может, оттого, что он стал нервничать гораздо сильней и сосредоточиться так, как того требовал этот странный ритуал, у Эгина, новичка в Великом Пути, не получалось. Осознание ответственности за жизнь Овель, реальной ответственности, осознание возможного делали его попытки суматошными и тщетными.