Люби меня вечно

— То, что я перепил, — это правда. Однако и в пьяном виде я не сделал бы того, чего не сделал бы в трезвом. Заявляю вам, Сент-Джеймс, я не стал бы красть ваших чертовых лошадей.

Девлин издевательски усмехнулся:

— Если вам больше нечего сказать в свою защиту, Макгрегор, я только зря теряю время.

— Говорю вам, я этого не делал, и дайте мне возможность это доказать.

— Вы имеете в виду — возможность сбежать?

— Куда сбежать, Сент-Джеймс? Вы знаете, где меня искать. Или вы думаете, что я ради ваших лошадей откажусь от своего дома и никогда не вернусь в Шотландию?

Даже Девлин понял, насколько это невероятно, потому что вместо ответа спросил:

— Тогда как же вы собираетесь это доказать?

— Найду ваших лошадей и настоящего вора, — просто сказал Лахлан.

— Я сам найду своих лошадей. А вора, то есть вас, я уже нашел.

— Нет, не нашли. Боитесь, что придется извиняться передо мной за свою ошибку?

После долгого молчания Девлин проворчал:

— Хорошо. Даю вам неделю. Потом вы возьмете свои слова обратно.

Лахлан медленно ухмыльнулся (по крайней мере он надеялся, что его гримаса может сойти за ухмылку).

— Или вы отведаете моих кулаков — мой способ принять ваши извинения.

Девлин фыркнул и удалился из комнаты. Кимберли, стоявшая в дверях, поспешно посторонилась. Однако она не ожидала, что Меган уйдет следом за мужем, уводя с собой крепких лакеев. Неожиданно для себя она снова осталась наедине с Лахланом и не знала, куда деться.

Смутившись, она пролепетала:

— Спасибо.

Он вопросительно приподнял бровь. Почему-то это у него по-прежнему получалось, хотя остальные части лица стали ужасно непослушными.

— За что, милочка?

— За то, что не попросили меня подтвердить правдивость ваших слов.

— А ты подтвердила бы? — мягко спросил он. Ей ужасно хотелось, чтобы он не разговаривал с ней таким тоном, — у нее внутри все таяло. Что до его вопроса… Она не могла признаться ему, что — да, она не позволила бы отвести его к судье, если бы дошло до этого. Он может решить, будто она к нему неравнодушна. А это не так, совершенно не так! И Кимберли заставила себя сказать:

— Конечно, нет. Это означало бы испортить себе репутацию, я а достаточно разумна, чтобы этого не делать. Кроме того, я и так уже помогала вам больше, чем вы того заслуживаете. Я даже сказала герцогине, что слышала, как вы шумели у себя в комнате, и что этой ночью вы несколько раз будили меня.

Было видно, как его разочаровал ее ответ, но все-таки он спросил:

— Она тебе поверила?

— Да, конечно. Но герцог сказал, что это мог быть один из ваших родичей, который пришел, чтобы заставить меня подумать, что это — вы.

— Естественно. Ему очень хочется считать меня виновным.

— Я не стану признаваться, что провела ночь в вашей комнате, чтобы доказать вашу невиновность, — упрямо повторила она. — Вам придется найти другой выход.

— Так я и хотел сделать. Я не прошу, чтобы ты ради меня пожертвовала своей репутацией.

— Так вы думаете, что сможете найти лошадей? — отважилась спросить она, и в голосе помимо ее воли прозвучала надежда.

Но он, похоже, ничего не заметил.

— Не «смогу», а «должен».

Она кивнула, полностью с ним соглашаясь, и уже собиралась уйти, когда он сел на край кровати, и она увидела, как он морщится от боли. Она с трудом сдержала тревожный возглас. Да, он наверняка испытывал боль, и немалую. Но он взрослый человек и прекрасно обойдется без ее помощи.

Вид у него, однако, был настолько жалкий, что она отбросила свою холодность.

— Я хотела бы вам помочь… то есть, если вам нужна помощь в ваших поисках. Мне не нравится, что вас обвиняют в том, чего вы не делали.

Лахлан негромко рассмеялся. Последние слова очень подняли ему настроение. Да и Кимберли тоже испытала облегчение, когда призналась в своих истинных чувствах.

— И мне тоже не нравится, милочка, — сказал он. — Но что делать — мое прошлое… Тут я особо Сент-Джеймса не виню. Но в конце концов он возьмет свои слова обратно, или я недостоин быть лэрдом клана Макгрегоров.

Кимберли нисколько в этом не сомневалась.

Глава 28

— Его зовут Билл Эйблз, — сообщил Джиллеонан. — И я почти уверен, что он не просто ошибся, а по какой-то причине лжет.

— Почему? — спросил Лахлан.

Было утро следующего дня. Джиллеонан чуть ли не на рассвете заявился к Лахлану, чтобы доложить обо всем, что они с Ранальдом узнали накануне о пропавших лошадях.

Сент-Джеймс дал Лахлану неделю, чтобы доказать свою невиновность, но на самом деле ему нужно было гораздо больше времени просто для того, чтобы оправиться от побоев. Так что пока он перепоручил расследование своим родичам. Начать они должны были одни, и как можно скорее.

— Он слишком хорохорится, — ответил Джиллеонан. — Слишком настойчиво уверяет, что слышал именно твой голос. Не просто шотландца, а именно тебя. А где, спрашивается, он мог раньше слышать твой голос, когда работает не на общей конюшне, а на той, где держат лучших чистокровок для развода?

— Сам удивляюсь. Ведь я единственный раз подошел к этим лошадям вчера утром, когда мы забрели к кругу для выездки.

— Ага, когда ты ни с того ни с сего накинулся на виконта. Или на то была причина, которой ты не хочешь поделиться с нами, глупыми горцами?

Лахлан вздохнул. Он понимал, что Джиллеонан обижается на то, что он что-то от него скрывает, но не мог объяснить причину, заставившую его наброситься на Говарда Кэнстона, потому что и сам не знал. Было бы абсурдно говорить о ревности, хотя такое объяснение казалось наиболее логичным, — так что он вообще не желал обсуждать эту тему.

В ответ Лахлан только сказал:

— Не ломай себе голову, Джилл. Я уже и сам забыл, что случилось. Залил спиртным, так сказать.

Его собеседник рассмеялся, чего и следовало ожидать. Дальнейший разговор придется отложить до тех пор, пока Лахлан сам разберется в происшедшем, — если это когда-нибудь произойдет. Сейчас надо было переходить к более важным вопросам.