Любимая игрушка
Шрифт:
Догнав удравшую человечку, я пояснил:
— Лина, пойми, Ааргел когда-то обжегся с девушкой. С тех пор ни одна красавица не смогла его соблазнить. Впрочем, к мужчинам и детям он тоже равнодушен.
Она ненадолго задумалась.
— Дей, спорим, что я смогу его соблазнить?
— Не сможешь.
Я брякнул, даже не задумавшись над смыслом ее слов. Никто не смог бы соблазнить Ааргела. Я в нем уверен на все сто.
— Не веришь, но боишься спорить? Ну, давай же, если я выиграю, то ты выполнишь мое желание, если проиграю — я выполняю твое. Идет?
Не верю в свою удачу — такой шанс! Она сама согласилась исполнить одно мое желание, без
Вечер начинался прекрасно. Мы все мирно ужинали, Лина слиняла в свою комнату, Француаза целенаправленно спаивала Ааргела, произнося такие тосты, после которых нельзя было не выпить. Наставник методично косел после каждой пол-литровой чарки. Но все изменилось, когда спустилась Лина в своем вызывающем наряде. В зале наступила тишина, потом забренчал менестрель, и девчонка начала танцевать. Она двигалась так, что мне хотелось наброситься на нее, сорвать всю одежду, ну и дальше… По накатанной, в общем. В этом танце она стала прекрасной, как божество.
Судорожно сглотнув, я тряхнул головой, скидывая наваждение, и огляделся. Весь наш отряд застыл. В прямом смысле: кто-то только ложку ко рту поднес — и замер, кто-то вставать начал — и забыл об этом. А Ааргел, пьяно улыбаясь, потянулся к моей девчонке своими руками. Убью!
Схватив Лину, я потащил ее в комнату, не обращая внимания на вялое сопротивление. Сейчас главное — сдержаться и не наброситься на нее. В постель-то я хочу ее затащить (а ведь когда-то не хотел — хорошие были времена), но не на один же раз! И чтобы она сама этого хотела.
Поставив Лину на пол и закрыв дверь, я еще раз осмотрел тощую фигурку — ну что я в ней нашел? Почему как вспомню ее танец, так жарко становится?
— Лина, ты совсем не соображаешь? Ты же…
Договорить она мне не дала.
— Мы ж поспорили! Я всего лишь соблазняла Ааргела! Не у него же в комнате мне танцевать!
Представив, что она могла и такое вытворить, я чуть не потерял над собой контроль.
— Так ты танцевала для Ааргела?
— Да, именно! А ты мне даже посмотреть не дал, какой эффект я на него произвела!
Так этот откровенный танец предназначался для наставника! Не для меня! Да что она в нем нашла! Ах да, спор. Все равно она не имела права! Она моя!
Мы кричали друг на друга. Я — от злости, она, судя по взгляду, — от отчаяния. Загнав ее в угол, я чуть не сорвался и не отхлестал ее по щекам.
— Хочешь танцевать — танцуй! Но только для меня одного!
Да, я хочу, чтобы такие танцы видел только я. Ни Ааргел, ни Целестин, никто другой. Моя девчонка. Только моя!
— Это почему же? Ты не мой муж! Не любовник, не жених, не брат и не отец! Почему я должна танцевать только для тебя? Для кого хочу, для того и танцую. Не смей приказывать — я не твоя игрушка! Я свободна в своих поступках!
Свободна. Пока свободна. Но это ненадолго. И после сегодняшней выходки я сделаю все, чтобы это «пока свободна» перешло в «занята намертво».
Неожиданный толчок заставил меня опрокинуться. Девчонку я увлек за собой, а потом подмял под себя, держа за руки и надеясь, что своими коленками она не нащупает с размаху мою болевую точку, уже неоднократно разведанную.
А в глазах у нее поселилась такая боль, что я мгновенно забыл о своей злости. Боги, что я творю?
Дверь распахнулась, и на пороге появился мрачный Целестин.
— Дей, будь так добр, объясни, что ты делаешь.
Брат недоволен. Сильно. Но ведь мы уже обсуждали этот
вопрос — у него нет никаких видов на Лину. Так же, как и у меня — на принцессу.— Целестин, это наше с ней дело. Ты же знаешь, я не причиню вреда своей тээнерин.
— Да ты всего лишь напугаешь ее до смерти и доведешь до слез, не так ли?
Да что его разозлило? В чем дело?
Поднявшись, я протянул Лине руку, предлагая помощь и примирение. Впрочем, меня презрительно отвергли. Девчонка, пряча глаза, быстро выскользнула за дверь, оставив у меня неприятное ощущение испорченных отношений.
— Дей, ты с катушек слетел? Ты ее насиловать собирался?
Ага, вот в чем дело.
— Нет, мы просто ругались.
Его вопросительно задранная бровь вызвала новый приступ раздражения, но самообладание уже вернулось ко мне. Не дождавшись ответа, Цели тяжело вздохнул и положил руку мне на плечо.
— Держи себя в руках, брат. Понимаю, что после такого танца это трудно, но все же, постарайся. Иначе будет хуже. И еще: обязательно потом извинись.
Глава 12. Любовная философия
Слабый пол сильнее сильного в силу сильной слабости сильного пола к слабому.
Ангелина
До столицы осталось всего два дня пути, что не могло не радовать. Но присутствовало также несколько раздражающих факторов. Во-первых, мое неадекватное поведение. Стоило влюбиться в Дея (себе можно признаться, остальным — ни за что), как я совсем утратила тормоза. Сначала выходка с Целестином, потом идиотский спор, потом этот танец — будто напилась. Глупость несусветная. Я конечно читала о том, что любовь отбивает мозги, но чтобы настолько…
Во-вторых, сам Дей. Он, конечно, извинился за свою дикую реакцию. Но вести себя стал еще более странно. А я, пытаясь сохранить остатки своего разума, стала активно его сторониться, явно вызывая этим раздражение. Ну и пусть побесится, не одной же мне страдать! Особенно после того спектакля с извинениями, когда он, скривившись, как от уксуса, встал передо мной на колени и с серьезной мордой начал рассказывать о том, какой он идиот, и о том, что абсолютно не умеет обращаться с человеческими девушками. Мы с Азой очень долго хохотали: однажды мы видели, как он запросто очаровал какую-то мелкую дворяночку лишь взмахом ресниц. Простить его мне пришлось, иначе бы это безобразие повторилось еще несколько раз. А нервы не казенные — беречь надо.
В-третьих, Ааргел, этот престарелый ловелас, решил за мной поухаживать, попутно выставив меня полной дурой. Нет, когда он мне подарил букет с крапивой, это еще можно было списать на незнание основ ботаники. Но когда этот старый представитель рогатого парнокопытного скота предложил мне в качестве домашнего питомца паука, то получил лопнувшую барабанную перепонку. Свою, естественно. Сказать, что я визжала — не сказать ничего. Я до смерти боюсь этих тварей. Причем, в прямо пропорциональной зависимости от размера. А он сунул мне эту паучищу, размером с дамскую сумочку, под нос, когда я еще толком не проснулась. В нормальном состоянии я бы сдержалась, а так меня застали врасплох. И не надо теперь коситься — сам решил надо мной поиздеваться, скрывая это намерение за неумелыми ухаживаниями. Ага, сколько ему там тысяч лет? И за все это время не научился?