Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС
Шрифт:
Так по-братски соединились две армии, та, что героически защищала целостность нашей земли в 1940 году, и та, что, преодолев огорчения прошлых лет, с августа 1941 года пожелала помочь спасти главное – Европу – и через Европу – нашу Родину.
Присутствие среди нас воинов 1940 года вселяло уверенность, что патриотизм, ведущий наш легион с самого начала, остался так же цел и чист. Они дрались в России так же, как и в Лисе, – с высшей верой и духовным подъемом.
Один из них захотел взять с собой на фронт свой маленький берет бельгийской армии. При каждой атаке он бросал свою стальную каску, меняя ее на свою реликвию майской кампании 1940 года. Он так и погиб в своем
Рабочий класс составлял три четверти нашего легиона. Но также было много и молодых людей из знати, и представителей лучшей бельгийской буржуазии, золотые медалисты иезуитских колледжей, сыновья знаменитых дипломатов, юристов, служащих, промышленников.
Нас всех объединяла единая воля: с блеском представить наш народ среди двадцати народов, собравшихся на битву; не дрогнув, исполнить наш европейский долг в борьбе против смертельного врага Европы; добиться для нашей Родины достойного места в континентальном сообществе, что рождалось из войны; и, наконец, подготовить ударные отряды, мощь которых гарантировала бы установление социальной справедливости после нашего окончательного возвращения в страну после сражений.
Вот для этого идеала мы жертвовали своими жизнями. Жертва не была риторической формулировкой: из шести тысяч бельгийских добровольцев, пришедших на смену в легион «Валлония» с осени 1941 по весну 1945 года, две с половиной тысячи пали смертью героев. Восемьдесят три процента наших солдат получили одно или много ранений во время этой гигантской кампании. Из восьмисот первых волонтеров 1941 года, кто участвовал во всех боях, живыми в конце войны вернулись только трое: простой солдат, унтер-офицер, ставший капитаном и трижды раненный, и автор этих строк, сам раненный пять раз.
Возвращение к Днепру
В начале ноября 1943 года наш легион, ставший мощным подразделением ваффен СС – ударной бригадой «Валлония», погрузил в шесть длинных составов свои две тысячи солдат, готовых к боям, и свои триста пятьдесят четыре мото– и бронемашины.
Наши составы прошли вдоль речек, желтых тополей, облетевших лесов Силезии. Этот промышленный район в 1943 году был еще целым: угольные шахты, заводы синтетического топлива работали на полную мощность. Деревни и долины были свежими и счастливыми.
Но на юге Европы уже грохотали предвестники больших бурь. Средиземное море бороздили англо-американцы. В августе 1943 года при попустительстве итальянцев, оставивших сопротивление, при мощной поддержке с моря и воздуха штурмом была взята Сицилия. Союзников не смогли ни отбросить, ни сдержать как в Мессинском проливе, так и в Сиракузах и Тунисе. Массовый десант под прикрытием многих тысяч самолетов имел тотальный и быстрый успех. Факт был очевиден.
Могла ли провалиться тактика, повторенная на Атлантике, если она удалась в южных морях?
Второе испытание сил имело место на украинском фронте, куда катились наши триста вагонов.
До лета 1943 года мы все верили в возможность выпрямления немецкого фронта на Востоке. Сталинград, бесспорно, был тяжелым ударом, но должно было состояться контрнаступление, как весной 1942 года. Оно состоялось. Германия бросила все свои силы в направлении Воронежа и на Дон. После кровопролитных боев, в которых были выведены из строя многие тысячи танков, наступление провалилось. Советы, развивая свой успех, отбросили немецкие войска до Харькова, затем взяли город.
Этот провал был несравнимо более серьезным, чем Сталинград, хотя и не таким ярким. Речь шла
уже не о неудаче (какая воюющая сторона не знает неудач?), но о системе. Наступательный вал Советов не был ни отброшен, ни остановлен. От Харькова силы СССР спустились до самого Днепра, форсировали его, обошли Киев и Днепропетровск.Но в любом случае мы, антибольшевистские добровольцы, знали свою цель и задачи. Мы были полны решимости биться против Советов до последней секунды. Мы знали, что каждый нанесенный удар будет однажды оценен по достоинству.
К тому же, на войне, пока все не потеряно, не потеряно ничего. За Германией оставалось просторное поле для маневра от Минска до Бордо и от Афин до Нарвика. Она еще располагала огромными материальными ресурсами, ее талантливые изобретатели были способны нанести уверенному в себе противнику неожиданный сокрушительный удар. К нам присоединялись многие эшелоны с прекрасными ударными частями, в частности знаменитая дивизия СС «Лейб-штандарт», ее элитные бойцы кричали нам бодрые призывы.
Наши эшелоны шли по югу Польши под сухим бледно-голубым и розовым небом. Было воскресенье: женщины в темных платьях, в зеленых платках выходили из своих маленьких саманных изб, идя по проселочным дорогам к деревянным церквам.
Мы втягивали носом аромат обледенелой земли. На следующий день на заре мы сделали короткую остановку в Лемберге, где получили прекрасную зимнюю экипировку: целиком утепленный камуфляж, валенки, белые куртки, меховые шапки.
При виде всего этого мы ощущали себя огромными и неуклюжими, не зная, как передвигаться во всем этом обмундировании. Мы вспоминали ужасную зиму 1941 года в Донбассе, наши потертые гимнастерки, прошиваемые холодным воющим ветром. На этот раз командование перестаралось с предосторожностями. Это было почти слишком красиво. Самые дальновидные из нас спрашивали себя, как они сохранят весь этот феноменальный личный обоз, когда однажды придется передвигаться без машин.
Но в основном солдаты радовались как дети, получая эти ватные подарки. Каждый вагон вскоре имел полный комплект.
Мы продвигались через Галичину, утопавшую в осенних дождях. Затем вереница поездов повернула к югу. Очень далеко на западе виднелись голубые горы. Илистая река, усеянная по берегам тысячами высохших тростников, текла под колесами грузовиков: переходя Днестр, мы вступали в Бессарабию.
С этого момента пути сообщения были так забиты, что приходилось пятнадцать-двадцать дней тащиться по прямой от Лемберга до фронта. Тучи отпускников, уже не слишком радующихся возвращению в эти передряги, тащились кое-как. Еще с регулярной точностью часового механизма в сторону Одессы проскальзывали прекрасные спальные вагоны и вагоны-рестораны. С перронов вокзалов, где мы толпились в ожидании по сорок-пятьдесят часов, мы вдруг видели эти длинные вагоны-люкс с оранжевыми лампами.
Но общие перевозки все более и более сокращались. Бармены по-прежнему проезжали без препятствий, а вот армия – по каплям. Наши поезда шли через Румынию по одноколейке.
Нам сказали, что мы направляемся в Крым. Полуостров Крым только что наступлением Советов был отрезан, но от Одессы немецкие подкрепления были посланы по морю, поэтому мы не удивились, увидев однажды утром укрепления старой крепости Тирасполя из красного кирпича, возвышавшейся на правом берегу Днестра.
На другом берегу реки мы нашли однотипные избы, колодцы с длинными журавлями, миллионы палок подсолнуха без голов, сероватые, побитые наступавшей зимней непогодой. Вечером мы будем в Одессе!