Любимец

— Так что же мы будем делать? — спросил Сийнико.

— Мы летим обратно на вашу центральную базу.

— А клеветники? — спросил Сийнико.

— Клеветников вы оставите здесь, — сказал паллиот.

— Нет, они должны быть наказаны.

— Мы трактуем сомнения в пользу слабых, — сказал высокий инспектор.

— И просим вас дать им шанс.

— Но они опасны для окружающих!

— Тем не менее… Сейчас мы улетим. Все улетим. Кроме этих людей.

Я был столь удручен провалом нашей миссии, что не заметил, как поднялся в воздух вертолет.

Я сел на траву, я ничего не хотел.

— Бежим! — крикнул Сенечка.

— Куда?

— Конечно, бежим, — сказала Ирка. — Ведь Сийнико сообщит милиции, тем, кто увел из питомника всех людей. Нас догонят и убьют. И никакие инспектора за нас не заступятся…

Мы побежали.

Мы бежали, разумеется, в сторону деревни и болота, где жил отец Николай. Мы все время оглядывались, ожидая погони, и в результате чуть не наткнулись на пропавший питомник.

Их согнали в мелкий густой осинник в ложбину. Они сидели, прижавшись друг к дружке; охраняли их не только милиционеры, но и люди в белых халатах — воспитатели, ученые и повара. Они так старались, они так боялись, что в лесу малыши могут разбежаться, что нас и не заметили, хотя мы подошли к ним на пятьдесят шагов.

— Вот бы позвать инспекторов, — сказал я.

— Не старайся — они улетели, — сказала Ирка.

— Тим, — просил меня Сенечка, — я тебя очень люблю, пожалуйста, давай их освободим. Ты видишь Леонору? Ну посмотри, Тимочка!

— Помолчи, — приказала Ирка. — Неужели ты думаешь, что мы не освободим их?

— А когда? — спросил мальчик.

— Это зависит от всех нас, в том числе от тебя, — сказал молчавший до того ползун.

Мы отошли от лощины, в которой от холода и страха дрожали любимцы. Пора было идти дальше, к отцу Николаю, но мы медлили.

Как будто не могли решить — идти дальше или совершить безумство и напасть на охрану.

Но судьба распорядилась иначе. Вдруг милиционеры и лаборанты зашевелились — они получили сигнал. Они стали поднимать малышей и погнали их, кружась вокруг, как сторожевые собаки, обратно в питомник.

Мы продолжили путь к болоту.

Я еле брел от усталости и тоски. Тоска овладела мной настолько, что колени были слабыми, и меня шатало.

Я вновь переживал в памяти события сегодняшнего дня, ища в них ошибку. Где мы поступили неправильно? Почему мы не смогли ни в чем убедить инспекторов? И что будет теперь? Ведь спонсоры отомстят нам и другим людям.

Ползун двигался с той же скоростью, что и я, подтягивая хвост и высоко горбя спину. Он заговорил, и я вздрогнул, потому что голос донесся снизу, от самой земли.

— Тебе кажется, мой друг, — говорил он, — что все плохо. Что мы зря лезли на эту башню и зря погиб Густав.

— Ты подслушал мои мысли.

— Это нетрудно было сделать, от тебя на сто метров печаль распространяется, — сказала Ирка, которая без устали шла впереди.

— Ничего страшного, — продолжал ползун. — Инспектора все выслушали и сделали свои выводы.

— Выводы — улететь к себе и оставить нас на произвол судьбы!

— А что они могли еще сделать? — спросила, не оборачиваясь, Ирка.

— Они… они должны были остаться и вместе с нами искать любимцев в питомнике, — настаивал Сенечка.

— Пока они бы их искали, всех любимцев удушили бы газом, — сказал ползун. — Я попросил инспекторов не принимать мер.

— Ты?

— И я попросил их улететь, не сделав никаких выводов и оставив спонсоров в растерянности. Освобождение Земли — дело многих лет. Делать это должны сами люди. Кому нужны послушные рабы спонсоров?

— Мы — рабы?

— Да, — сказал ползун. — Люди — рабы и в большинстве случаев — добровольные рабы.

Я хотел огрызнуться, выругаться, но раньше заговорила Ирка:

— Я довольна тем, как все произошло. Я боялась, что инспектора слишком близко к сердцу примут обман.

— И тогда что? — спросил я.

— Тогда? Сначала бы произошла катастрофа с кораблем инспекторов. И они бы не вернулись.

— Кто посмеет?

— Очень высока ставка… Теперь же Федерация предупреждена. Спонсоры потеряли доверие. Они сейчас будут куда осторожнее.

— Ты думаешь, Маркиза улетит к ним? — спросил я.

— Разумеется, — сказала Ирка. — Спонсоры не будут рисковать.

— Ты ей завидуешь?

Ирка широко открыла рот, чтобы я видел дыру — выбитые зубы.

— Не хороша? — спросила она зло.

— Когда как, — ответил я.

Когда она сердилась, шрам разрезающий бровь и щеку, краснел.

Ирка отвернулась и поспешила вперед. Сенечка бежал рядом с ней и рассказывал что-то веселое. Потом Ирка засмеялась и взяла его за руку.

Через два часа мы достигли землянки отца Николая. Он обрадовался нам и накормил грибным супом.

Мы намеревались все вместе с утра идти дальше. Ирка знала, куда.

До рассвета я проснулся. Меня трясло от холода. Я пытался закутаться в одеяло, но озноб не проходил. А к утру поднялся жар. У меня была сильная лихорадка.

Я пропустил три или четыре дня моей жизни. Я помню лишь то, как возле меня ходили и сидели люди, которых я знал, но не мог вспомнить их имен. Мне хотелось пить. Мне казалось, что пришли милиционеры, чтобы нас увести в питомник и сделать нам жабры. Кто-то стрелял из пулемета, а потом выяснилось, что началась гроза.

Когда я очнулся, то увидел Леонору. Она сидела рядом со мной, согнувшись в три погибели. Я решил было, что Леонора тоже мне приснилась, но когда на следующий день жар спал, отец Николай сказал мне, что девушка сбежала из питомника и ухаживала за мной. Ирка ушла и взяла с собой Сенечку. Она не могла больше ждать меня. Она оставила ползуна, который знал дорогу в подземелья, оставшиеся от давнишней забытой армии. Там Ирка и будет нас ждать.

Я пролежал еще неделю. Я уже начал вставать, выходить по нужде, я разговаривал с ползуном, он знал многое о том, как устроена Вселенная, какие в ней живут расы и как они общаются между собой.

Вскоре я окреп настолько, что сидел на солнышке перед землянкой с кружкой травяного чая в руке. Я сидел раздевшись, чтобы солнце касалось своими лучами моего тела. Ползун выкапывал земляных червей и жевал их — смотреть на это было неприятно.

Я подумал, что мы с ним уже давно вместе, но не подружились так, как я подружился с Иркой. Может, потому, что ползун не был человеком, он происходил с другой планеты и ему среди нас, наверное, тоже было одиноко.

— А я не верю, что ты с кондитерской фабрики, — сказал я ползуну. — Если бы тебя Ирка утащила оттуда младенцем, ты бы ничего не знал.