Любимые дети
Шрифт:
«А мне почему не сказали? — спросил я, вспомнив, что ни разу еще не видел ту, которая через неделю станет нашей младшей невесткой. — А я почему не участвовал?»
В КАМЕННОМ ВЕКЕ ТАКОГО НЕ БЫВАЛО.
«Решили не беспокоить по пустякам, — он показал на письменный стол: — У тебя и так дел по горло».
Ничего себе пустяк, подумал я и спросил:
«А что отец?»
«Молчит, — пожал он плечами. — С того самого вечера как воды в рот набрал».
Словно отрекаясь от престола и давая нам вольную, отец сказал тогда: «Живите,
«Ничего… Пройдет время, и все образуется».
«Ладно, — сказал Таймураз, — разговорами сыт не будешь. У осетин, между прочим, принято кормить гостей».
«Это пережиток, — ответил я, — каменный век».
Абхаз и Ольгерт засмеялись, но скромненько так, беззвучно почти, а я стал расспрашивать их о работе, о родителях, и они отвечали мне коротко и почтительно, как м л а д ш и е, и, приняв это как должное, я подумал, усмехнувшись про себя, что наши заскорузлые обычаи не так уж плохи, как может показаться на первый взгляд, и даже собрался произнести небольшую речь по этому поводу, но Таймураз опередил меня:
«Дашь нам поесть или нет?! Всю жизнь я конфликтую с вами! — и повернувшись к Абхазу и к Ольгерту, пожаловался: — Всю жизнь было так — вся семейка заодно, а я на отшибе».
Он вспомнился мне вдруг маленьким — бежит по двору, голопузый, а я ловлю его, и, визжа от восторга, он уворачивается и, пойманный, прижимается ко мне, обхватывает руками за шею, бормочет что-то, а в глазах любовь, и радость в глазах — и сердце мое сжалось, как тогда, и я улыбнулся насмешливо:
«Ты здесь такой же хозяин, как и я. Иди на кухню и корми своих друзей».
«Пойдем, — сказал он им, — от него не дождешься».
Я сел за письменный стол, повеселев вдруг и поверив, что дело сдвинется наконец с мертвой точки, а они изжарили яичницу и ели со сковороды, разговаривая и смеясь, и, наевшись, засобирались — пора, надо успеть на последний автобус — и я вышел проводить их, а отрок все стоял в подъезде, и, возвращаясь, я остановился и спросил участливо:
«Кого-нибудь ждешь?»
«Лариса здесь живет?» — глянув на меня исподлобья, произнес он, и я понял, что
ПРИШЛА ВЕСНА,
и с грустью подумал о том, что не чувствую ее, как прежде…
«В каком классе учишься?» — спросил я отрока.
«В восьмом», — ответил он хрипло.
Глаза его от долгого стояния налились кровью, и, отметив это, я предложил по-дружески:
«Ты можешь выдать себя за девятиклассника и жениться на какой-нибудь вдове».
Он с устрашающей медлительностью сунул руку в карман. Надеюсь, у него там не граната и он не взорвет меня вместе с собой, подумал я, усмехнувшись, и сказал:
«Лариса здесь не проживает».
«Поклянись!» — потребовал он, не вынимая руку из кармана.
«Клянусь! — я отдал пионерский салют. — Бог свидетель!»
ЧЕТВЕРО ТАКИХ УЖЕ КЛЯЛИСЬ.
Труд свой я закончил
только во вторник и во вторник же отнес его в отдел технической информации, и, удивляясь точности срока, предсказанного директором, позвонил ему:«Ваше приказание выполнено, — доложил. — Заявка оформлена».
«Разве я приказывал, сынок? — остановил он меня. — Просто к слову пришлось».
«Простите, — усмехнулся я, — конечно».
«Вот и хорошо, — услышал в ответ, — будем разбираться».
В среду, то есть сегодня, он созвонился с Васюриным, и я не знаю, как сложился их разговор, но вызвав меня, директор заявил без обычных своих вступлений и без всякой лирики:
«Иди в бухгалтерию, получи деньги и завтра же вылетай в Москву».
«Зачем? — опешил я. — Идея настолько проста, что ее за пять минут можно изложить по телефону».
«Васюрин просит, — с некоторым раздражением ответил он. — Для уточнения некоторых деталей».
«Не полечу, — ответил я решительно. — Отправьте Эрнста».
«Он требует тебя».
«Через два дня женится мой брат! Должен же я присутствовать на свадьбе?!»
«Ты же сам говоришь, что идею можно изложить за пять минут, — усмехнулся он. — Вот и управься за два дня, а в субботу прилетишь, и с самолета на свадьбу».
«Надо ведь и помочь дома! — упирался я. — Вы же знаете, какое это дело!»
«Знаю, сынок, — проговорил он, смягчившись, и спросил: — Родственники у тебя есть — двоюродные и троюродные, я имею в виду, деревенские?»
«Есть, — ответил я недоуменно. — А что?» «Вот они и помогут, — сказал он и вздохнул: — На нас, городских, надежды мало».
Получив деньги, я поехал в кассу Аэрофлота, купил билет, но возвращаться на работу уже не стал, да и домой не спешил — собраться я мог в одну минуту, — и, решив прогуляться, пошел по давней своей привычке куда глаза глядят и забрел на окраину, как вы знаете, и вот мы стоим с З. В. на вышке, и я рассказываю о п р о и з в о д с т в е, и, выслушав меня, он провозглашает торжественно:
— Поздравляю! Вы нашли настоящее решение. Теперь после соответствующих исследований, можно будет начать разработку промышленной линии для получения AB.
То же самое, но не столь торжественно, сказал мне Эрнст.
— Пойдемте в дом, — приглашает З. В. — Правда, жена уехала к дочери, и пироги печь некому, но мы уж как-нибудь по-холостяцки…
— Спасибо, — отказываюсь. — Мне нравится у вас на вышке. Такой обзор, — улыбаюсь, — такие дали…
— Дочь вышла замуж в Румынию, — продолжает он и, словно изумляясь этому, добавляет: — Внуки у меня румыны… А сын вроде вас — все не женится никак. Работает на Сахалине, приезжает раз в два года, а отпускное время сами знаете, как летит… А я ведь для него дом строил, — вздыхает, — построил, а он ему не нужен…
— Заурбек Васильевич, — начинаю, и лучше бы мне молчать, и, сомневаясь, я затягиваю начало: — Можете честно ответить на один вопрос?