Любимые застольные песни
Шрифт:
Тебе вёшница, икотница,
Тебе ровно на три года;
Да трясло бы тя, потрясывало,
Выше печи выбрасывало,
В потолок поколачивало;
На печи не согретися
Под семью тебе шубами,
Под восьмой одевальницей,
Под девятой поддевальницей.
Под десятым парусинничком;
Да скрозь печь провалитися,
Во щах заваритися;
За столами дубовыми
Нашим пивом залитися
Да вином захлебнутися,
Куском мяса подавитися.
Куском мяса подавитися,
Пирогом заколотися.
Да еще тебе не мало ли:
С
Да руку, ногу выставить,
Голову тебе выломить.
«Соловей мой, соловей…»
Соловей мой, соловей!
Голосистый соловей!
Ты куда, куда летишь,
Где всю ночку пропоешь?
Кто-то, бедная, как я,
Ночь прослушает тебя,
Не смыкаючи очей,
Утопаючи в слезах?
Ты лети, мой соловей,
Хоть за тридевять земель,
Хоть за синие моря,
На чужие берега;
Побывай во всех странах,
В деревнях и городах:
Не найти тебе нигде
Горемычнее меня.
У меня ли, у младой,
Дорог жемчуг на груди,
У меня ли, у младой,
Жар-колечко на руке,
У меня ли, у младой,
В сердце миленький дружок.
В день осенний на груди
Крупный жемчуг потускнел,
В зимню ночку на руке
Распаялося кольцо,
И как нынешней весной
Разлюбил меня милой.
«У церкви стояли кареты…»
У церкви стояли кареты,
Там пышная свадьба была.
Все гости роскошно одеты,
На лицах их радость была.
Невеста была в белом платье,
Букет был приколот из роз.
Она на святое распятье
С тоскою взирала сквозь слез.
Горели венчальные свечи,
Невеста стояла бледна.
Священнику клятвенной речи
Сказать не хотела она.
Я видел, как бледный румянец
Покрыл молодое лицо,
Когда ей священник на палец
Надел золотое кольцо.
Из глаз ее быстрые слезы
Ручьем по лицу потекли.
Завяли прекрасные розы,
Напрасно их так берегли.
Я слышал, в толпе говорили:
«Жених неприглядный такой.
Напрасно девицу сгубили!» —
И вышел я вслед за толпой.
«Тройка мчится, тройка скачет…»
Тройка мчится, тройка скачет,
Рвется снег из-под копыт,
Колокольчик звонко плачет,
То хохочет, то звенит.
Еду, еду,
Еду к ней,
Еду к любушке
Своей.
Кто сей путник и отколе
И далек ли путь ему?
По неволе иль по воле
Мчится он в ночную тьму?
Еду,
еду,Еду к ней,
Еду к любушке
Своей.
Вот вдали село большое,
Сразу ожил мой ямщик,
Песней звонкой, удалою
Залился он в тот же миг.
Еду, еду,
Еду к ней,
Еду к любушке
Своей.
Тпру! И тройка вдруг осела
У знакомого крыльца,
Красна девица влетела
И целует молодца.
Еду, еду,
Еду к ней,
Еду к любушке
Своей.
«На заре ты ее не буди…»
На заре ты ее не буди,
На заре она сладко так спит;
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит.
И подушка ее горяча,
И горяч утомительный сон,
И, чернеясь, бегут от плеча
Косы лентой с обеих сторон.
А вчера у окна ввечеру
Долго, долго сидела она
И следила по тучам игру,
Что, скользя, затевала луна.
И чем ярче играла луна,
И чем громче свистел соловей,
Все бледней становилась она,
Сердце билось больней и больней.
Оттого-то на юной груди,
На ланитах так утро горит,
Не буди ж ты ее, не буди,
На заре она сладко так спит!
«Я о прошлом теперь не мечтаю…»
Я о прошлом теперь не мечтаю,
И мне прошлого больше не жаль.
Только много и много напомнит
Эта темно-вишневая шаль.
В этой шали я с ним повстречалась,
И любимой меня он назвал,
Я стыдливо лицо закрывала,
А он нежно меня целовал!
Говорил мне: «Прощай, дорогая,
Расставаться с тобою мне жаль.
Как к лицу тебе, слышишь, родная,
Эта темно-вишневая шаль!»
Я о прошлом уже не мечтаю,
Только сердце затмила печаль,
И я молча к груди прижимаю
Эту темно-вишневую шаль.
«— Миленький ты мой…»
— Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далеком,
Буду тебе женой.
— Милая моя,
Взял бы я тебя,
Но там в краю далеком,
Есть у меня жена.
— Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там в краю далеком
Буду тебе сестрой.
— Милая моя,
Взял бы я тебя.
Но там, в краю далеком,
Есть у меня сестра.
— Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далеком,
Буде тебе чужой.
— Милая моя,