Любимый жеребенок дома Маниахов
Шрифт:
— Письма в Самарканд ушли, — сказал я. — С Юкуком. Это быстро. Император хочет иметь первых ферганских коней уже через два года. Весной начнем строить твой дом, пока первые караваны тронутся в путь.
Анна раздраженно пожала — нет, дернула — плечом.
Левым плечом.
Я смотрел на нее и молчал.
Снежные чайки с моря кружились над нашими головами. Они кричали об Иоаннине, чье лицо я забыл, о моей древней крови — крови путешественников, лекарей, всадников, воинов, не поднимающих меч.
— Наконец-то ты понял, — придушенным голосом сказала она.
И мы просто тихо сидели и смотрели на море. Больше мне никуда уже не надо было торопиться. Мы обо всем еще успеем поговорить. А сейчас достаточно было смотреть
— И не спрашивай, как звали мою мать, — мстительно сказала Анна. — Ты помнишь, как. И я помню. А больше, наверное, уже никто.
— Но ведь твоя мать даже не знала, наверное, как правильно произнести мое имя…
— Еще как знала. Нанидат, индийский принц. Я была маленькой дочерью индийского принца, представляешь? А потом… когда я уже жила в приюте… я начала обходить все рынки по воскресеньям, в другие дни нас не очень-то выпускали, и постепенно поняла, что такого слова нет. Есть река Инд, невозможно далеко. Есть Кашмир… много-много других стран… зато согдийцы в нашем городе есть, и имя «Нанидат» для них самое обычное.
— И ты что, вот так раз за разом, месяц за месяцем…
— Но это было просто. Хожу, трогаю их шелк, потихоньку учу язык… Шелк — пренак, как красиво… И осторожно-осторожно расспрашиваю про все, что можно, например, про Нанидатов. Сколько же их там оказалось, у вас, в Самарканде! Но не все же добирались до Города.
— А, — сказал я, внезапно поняв. — И тогда девочка, которая задает вопросы про владельца очень необычного торгового дома, привлекла внимание одного человека, который здесь отвечал за… И он пришел на тебя посмотреть. Кто же у нас тут работал несколько лет назад, даже не вспомню.
— Виус, — с упреком сказала Анна. — Дедушка Виус.
— Так, дай я сам догадаюсь. Он пошел к тебе в приют, чтобы узнать, откуда девочка…
— Плохо ты о нем думаешь. Он туда пошел, но вопросов как бы и не задавал. Он предлагал деньги и помощь. Он говорил матушке Феосеве, что его торговому дому всегда нужны переводчики, а тут, кстати, бегает какая-то девочка, интересуется шелком, быстро запоминает слова… И как же матушке было не рассказать такому гостю хоть что-то о том, откуда девочка, кто была ее мать.
— Не задавал вопросов, ну, конечно…
— Если надо, чтобы тебе все рассказали, не спрашивай ни о чем, сделай так, чтобы сами захотели и сами все сказали, бормотал он. Думал, что я не понимала. И дальше — просто… Проще не бывает. Он предложил матушке Феосеве, чтобы женщины из вашего торгового дома, а поскольку их здесь почти не было, то и мужчины, если под присмотром, будут приходить и учить меня языку. Конечно, она была рада. Ведь приюты должны давать девочкам хорошее образование.
— Так, так, — сурово сказал я. — Дорогая моя Анна, а вот сейчас будет самое интересное. Старик Виус, значит. И как это получилось, что он не исполнил свой долг? Как это он не сообщил мне, что у меня в империи есть…
Тут я остановился, и с усилием выговорил, наконец, это слово: дочь.
— Ой, ну просто, — небрежно махнула рукой Анна. — Я придумала вот что. Виус был тут главным, кроме тебя, конечно, но тебя не было. А еще было положено, чтобы все знал Фархуман. И особенно про переводчиков. Ему достаточно было тогда просто спросить в приюте, кто я такая, но это было бы позже, гораздо позже. Поэтому дедушка Виус, перед тем, как уехать домой отдыхать, просто перевел меня к святому Павлу. А там наставницы знамениты, лучшая школа для девочек… Вот, Фархуман наверняка там спрашивал — когда я начала иногда работать на твой дом, переводить — но у Павла никто ничего не знал. А дедушка Виус уже был дома.
— То есть он организовал хорошо спланированную операцию…
— Это не он. Это я, — скромно сказала Анна.
Я молчал долго. И все-таки спросил: «зачем»?
— А затем, что я не хотела, чтобы тебя предупредили: а вот тут живет и зарабатывает деньги твоя
дочь. Это нельзя было так делать. Надо было — вот как сейчас. Чтобы ты сам…— Ты все это спланировала, как… — почти прошептал я. — Сколько тебе было? Десять лет? Двенадцать? Если нужны были другие доказательства… Это даже не моя кровь, дорогая Анна. Это кровь моего великого деда. И многих, многих до него.
Носилки с шелковой занавесью проплыли мимо нас, внизу ступеней, по улице, их тащили в сторону форума Стратигов четверо здоровенных слуг. В щели между тканью мелькнула на мгновение маленькая рука с блеснувшими кольцами. Анна мельком посмотрела туда.
— Скажи, — решилась, наконец, она, — это все правда? Моя кровь — кровь знаменитых торговцев? И воинов? Вот тот, который Маниах Великий, который изменил мир, создав новые торговые пути, обманув персидского царя царей… И он тоже — мой предок? И это все я?
— Ну, да, — рассеянно сказал я.
— И воины Великой степи, предки твоего отца… Ты и правда принц…
— Да, да. И еще кровь древних царей, встретивших этого вашего, как его там, героя — Александра, и отдавших ему свою дочь Рокшанах. Она — это тоже ты. И я.
— То есть моя кровь — древнее, чем вот у нее? — Анна кивнула вслед удалявшимся носилкам неизвестной патрикии.
— Скорее всего. Хотя кто знает. Может быть, она просто не знает, что среди ее предков — вот этот их… ваш… слепой поэт, по стихам которого вы здесь учитесь читать, или тот же убийца и неудачливый полководец Александр. То есть вы с ней были бы в родстве, если бы у Александра выжили дети. А может быть, ее предок — простой свечник откуда-нибудь из Афин, но вот предок жены свечника… Ты привыкнешь, моя дорогая, к этой мысли. К простой мысли, что древняя кровь — это не радость и не гордость. Это когда ты хочешь сделать какую-то мелкую пакость, но вдруг тебе становится не по себе. И только. А еще это — как если бы ты была жеребенком… И люди смотрят на тебя и удивляются: ах, как же он легко несется по лужайке… А ты — просто жеребенок, и думаешь, что ничего особенного не делаешь, просто бежишь…
Я сделал глубокий вдох и встал, протягивая ей руку.
— Ну, и отдельно от крови есть еще такой пустяк, как деньги. Пойдем, моя дорогая. Кажется, тебе пора получить не только тот дом, что у конюшен, а вдобавок и что-то другое. Как насчет садов и виноградников за Золотым Рогом, подальше от Галаты, напротив Влахерны? Ты будешь смотреть оттуда на стены, купола и колонны Города…
— Ой, сядь, пожалуйста, — мученическим голосом сказала Анна.
— Ну, да, да, это ведь не пустяковый вопрос — свой дом. Но ты просто не представляешь себе, сколько у тебя денег. И дом в Самарканде — это уж совсем просто. А тут — что такое домик на том берегу Рога, где форум Гонория, театр и верфь, а дальше — пустые холмы с садами? Тысячи полторы золотых номисм, и только. А хочешь — дом вон там, на соседней улице? Ненамного дороже в наши дни, когда город стоит полупустой. Значит, так: помещение для приемов в форме креста, с куполом наверху, на четырех колоннах, жилые комнаты, с открытой террасой, вымощен мрамором. Свой колодец. Да хоть пчелы, ты и с ними договоришься. И это все — хоть на той неделе.
— Я выхожу замуж, — перебила она меня. — Мне ведь уже почти восемнадцать лет, забыл? Четыре года как можно выходить. Все подруги из приюта уже давно…
— А, — остановился я. — Ну, конечно. Конечно же, замуж. Да.
Стало тихо, даже чайки унесли свои тяжелые тела вперед и вниз, к синеющей вдали воде.
— Аркадиус, конечно? — сказал я удивившим меня самого голосом. — Который срисовал с тебя эту свою… И говорит, что ты — святая.
— Да какой еще Аркадиус. Наоборот, Марианос. Я лечила его сестру, она попала к нашей лекариссе, там была целая история. Ой, он такой милый, и так на меня смотрит, будто сейчас заплачет. Работает в оффикии претора Синопа, асессором, получает в год семьдесят две номисмы. Такой молодой, а уже…