Люблю и ненавижу

Что? Обещает он. Ты мне много чего обещал… А? Как настроения интеллигенции? Вот только не надо про интеллигенцию в такую жару, а то меня стошнит. Какая там у нас интеллигенция. Горстка мучеников, толпа лакеев и Алексей Герман. Говоришь, у вас и этого нет? Наверняка есть, только они в тебя не ходят, вот ты их и не видишь… Ну, ладно, хватит языком молоть. Будет дело какое – звони. А без дела лучше не тревожь меня и нервы не трепли.

Я и так еле живая.

2003 г.

Святая Валентина

У Валентины Ивановны Матвиенко есть одно свойство, уверенно приближающее ее к ангелам: она всегда справляется с порученной работой. Во всяком случае, от поручивших ей работу никто никогда не слышал о том, что вот, Валентина-то Ивановна дала маху – не осилила, не выполнила, села в лужу. С другой стороны, если бы мне (ну, вот представим себе такой страшный сон, что я – важный эмиссар суровых и светлых сил и должна каждому дать точную характеристику) пришлось сказать, с чем именно справилась Валентина Ивановна, что конкретно она сделала и где находятся сладкие и убедительные плоды, выращенные ею на государственной ниве, то, право, я не нашла бы, что сказать.

Честно говоря, я вообще не понимаю, чем Валентина Ивановна занимается. И что такое «вице– премьер по социальным вопросам», и какие успехи эти вопросы сделали под водительством Валентины Ивановны – ничего не знаю и не понимаю. Ясное дело, если бы я послала какой-нибудь официальный запрос, то появились бы сорок тысяч Денисов и Максимов, которые бы мне быстренько объяснили, что такой-то уровень поднялся на шесть целых запятая восемь, а такой-то показатель уверенно прибавил в весе на три целых запятая девять. У них там все вечно в запятых и сотых – иллюзия научного ценообразования. Но есть ли на самом деле хоть один, маленький, но несомненный социальный вопрос, который действительно Валентиной Матвиенко решен? Ну, скажем, выполнена программа по раздаче бомжам теплых зимних напульсников. Или – каждый школьник получил бесплатный ластик и биографию президента. Или – всем ветеранам Великой Отечественной выдали по Калашникову с разрешением на ношение. Хоть что-нибудь сделано? Неизвестно. То есть известно. Но я, кстати, ни в чем тут Валентину Ивановну не виню.

Знаем мы, как в России решаются социальные вопросы. Например, в 1917-м году была произведена социалистическая революция. Собственность была отобрана у собственников и национализирована, причем большинство собственников были уничтожены или изгнаны. Треть дееспособного населения отправилась в лагеря, где бесплатно работала на общество. Все это сопровождалось усиленным сокращением численности населения (голод, репрессии, войны). Ну, и что? С великими грехами и муками удалось решить пару-тройку второстепенных социальных вопросов (например, вопрос о грамотности, ничего не скажу, действительно был решен) – не главных, иначе откуда в Советской России, в мирное время, появились сотни детских домов с детьми-сиротами при живых родителях. Вот так у нас решаются вопросы, и, скажите на милость, что тут может поделать «одинокая белая женщина», приятная государственная служащая средних лет и средних способностей? Ничего она поделать не может, поскольку главная ее задача – не работать, а символизировать образ «женщины в политике». Государственные способности Валентины Матвиенко – это такой же миф, как ум Хакамады, про который я десятилетиями слышу и никаких следов которого не могу отыскать. Но Ирина Мицуовна кажется умной, а Валентина Ивановна выглядит правильной работницей, прошли они по какой-то квоте «для дам-с» в бассейн с крокодилами русской политики. И усталый взгляд правителя, упершись в вереницу унылых, некрасивых, вечно что-то бубнящих царедворцев, конечно, отдыхает на аккуратной Валентине Ивановне, которая и причесана, и одета, и всегда так мило и почтительно рапортует. Кроме того, совершенно очевидно, что Валентина Ивановна ничего из казны не тырит, это всегда по лицу видно, и к тому же умеет как-то искусно заборматывать и зашептывать неприятные вопросы, так что они как-то съеживаются и куда-то укатываются. Портит Валентину Ивановну только одно: хроническое выражение панического ужаса в глазах во время публичных выступлений. Такое впечатление, что Валентина Ивановна все время боится сморозить и именно поэтому иногда морозит. В общем, как полномочный представитель президента Валентина Матвиенко вполне приемлема, тем более что президент сам выбирает, в какой ипостаси ему где являться и, если на Невские берега он нисходит в облике Матвиенко, то так тому и быть.

Но вот разговоры о том, что Валентину Ивановну Кремль прочит в губернаторы Санкт-Петербурга, меня тревожат. Губернатор Петербурга – это не представительская должность. Будущему губернатору вообще не позавидуешь, такие завалы ему придется разгребать, из такой ямы выбираться, за такую стыдобищу отдуваться! Черная, грязная работа. Совершенно не для Валентины Ивановны, которая, как сказал поэт, «рождена для звуков сладких и молитв». Хорошо помню, как три года назад, накануне выборов, в город прибыл известный «политкаторжанин» Марат Гельман, сын известного в прошлом советского драматурга Александра Гельмана. Гельман-старший очень волновался о путях развития социалистического производства, и в его главном произведении некий бригадир Потапов отказывался от халявной премии из принципа, борясь за правду. Гельман – младший трудится на ниве элекционного пиара, то есть за деньги (не большие, а очень большие) раскручивает и двигает кандидатов, но без гарантий, то есть если кандидат екнулся, Гельман премии не возвращает. Чай, не бригадир Потапов. Так вот, в 2000-м году был заказ двинуть Валентину Ивановну, но даже среди нищих питерских журналистов почти что никто на это гиблое дело не подписался, не говоря уже о горожанах, которые не то из женоненавистничества, не то из женолюбия за подозрительных людей с грудями не голосуют.

И если кто-нибудь там, наверху, действительно видит в мечтах Валентину Ивановну в качестве губернаторши Петербурга, то я бы отсоветовала – будет пустая трата денег и напрасное мучительство приятной женщины.

2003 г.

Питание по крови

Летом, когда солнце разгоняет усталую кровь, хочется резкого оздоровления. Не заняться ли своей бедной плотью – думаешь на досуге. Вдруг пригодится. Душа – она, конечно, бессмертна. Но тельце – то совсем наоборот. Будет оно трудиться, болеть, стареть и потом истлеет. Жалко. Хочется что-то сделать хорошее для бедолаги.

Где же найти путь к здоровью? Может быть, в книгах? Но книги говорят что-то тревожное, порою даже зловещее.

В новой химере, обрушившейся на массовое сознание – так называемое «питание по группе крови», – я опять обнаружила некую разновидность марксизма-ленинизма. То есть это когда ничего не объясняют, а сразу выдают список запретов и догм. Оказывается, мне нельзя употреблять помидоры и гречку. «Не для вас растет и кукуруза» – написал автор книги о питании по крови, и фраза поразила меня своей тонкой печалью.

«Боже, что же в твоем мире растет для меня?» – подумала я, дочитывая фолиант А.И.Солженицына «Двести лет вместе». Она ведь тоже о крови. О том, что древняя кровь иудеев важнее и сильнее всего– отчизны, веры, воспитания, культуры, судьбы, свободного человеческого духа. Один момент в книге меня совсем изумил. Речь идет о том, что после революции 1917-го года в культуру пришла еврейская молодежь и стала там успешно творить свои разрушительные произведения. В качестве примера Солженицын приводит судьбу знаменитого театрального режиссера Всеволода Мейерхольда.

Мейерхольда звали Карл Казимир Теодор. Он был родом из обрусевшей семьи онемеченных евреев-лютеран. В сознательном возрасте Мейерхольд принял православие и имя Всеволод, в честь обожаемого писателя Всеволода Гаршина. Мейерхольд был в числе основателей Московского Художественного театра и в спектакле «Чайка» 1898-го года играл главную роль, Константина Треплева. За актерское мастерство, учась у Немировича-Данченко, он получил пять с плюсом. Далее Мейерхольд начал самостоятельную режиссерскую жизнь, общаясь с лучшими людьми свого времени – с Чеховым, Блоком, Комиссаржевской. Наконец, дирекция Императорских театров, заинтересованная громкой славой искателя, пригласила его на работу.

Для режиссера это был предел возможного. Мейерхольд ставил роскошные спектакли в Мариинском и Александринском театрах, тратя невозбранно колоссальные суммы. Я уж о художественной стороне не говорю – десятки томов про это написано еще при жизни режиссера. Мне совершенно безразлично, кем был Мейерхольд по крови – хоть еврей, хоть эфиоп – он был гений театра. Но позвольте заметить, что ни прямого, ни даже косвенного отношения к еврейской культуре он не имел. И что такого Мейерхольду дала Советская власть– ему, режиссеру заката империи! – ободранный театрик, пытки в подвале НКВД и пулю в конце поруганной жизни? В любой вменяемой стране он получил бы долю послаще.

Но величественному лауреату Нобелевской премии совершенно ясно – главное для человека его кровь, в которую намертво впечатаны все ошибки и преступления его нации. Пока что такого рода идейки лежат в книжках – а что, как они выйдут на улицу? Тут такое «питание по крови» начнется! Нашим людям ведь только разреши ненавидеть друг друга, мало не покажется.

И я начинаю беспокоиться. Кровь у меня пестренькая. В основном, конечно, напрудили русские, но есть и польская прабабушка, и еврейский дедушка. Насчет еврейского дедушки, приехавшего из Новоград-Волынска в Ленинград поступать в консерваторию и убитого стрелой Амура при виде моей бабушки, Антонины Кузнецовой, ткачихи из Вышнего Волочка, мне все ясно. О таких осквернителях и пишет Солженицын. Тут мне не отвертеться, когда грянет. Тут я готова, и мировой гуманизм, если что, мне поможет. Верю. Надеюсь.