Люблю. Ненавижу. Люблю
Шрифт:
– Вы раньше следователем не работали? – Тайво Рунно удивленно почесал нос и улыбнулся.
– Вот он работал, – кивнул на мопса Кабыстов, – точней, она!.. Да, Джульеттка?...
Мопсиха улыбнулась и показала кончик языка.
«Кокетка», – про себя поразился Рунно.
И назавтра на улице Маринеску стояла полицейская машина с голубой полосой на боку. Тайво Рунно не счел нужным придерживаться излишней конспирации. И за полчаса они увидели двух блондинок, очень похожих на ту, что описал вчера Кабыстов.
– Кто это?! – присвистнул пенсионер Кабыстов. –
– Мать и дочь... Вы их узнали?...
Кабыстов кивнул.
– А машина?
Кабыстов пожал плечами...
Скобки
Дознаватель дорожной полиции Ингвар был первым должностным лицом, появившимся на месте происшествия, когда Хелин Рейтель сбила бывшего военнослужащего Котова И. С. в августе прошлого года на углу улиц Глинки и Айвазовского.
– ...все это записано в протоколе! – закончил он и достал сигареты.
– А свидетели наезда на Илью Станиславовича Котова есть?...
Дознаватель Ингвар покачал головой:
– К сожалению, нет.
– Как это?... Было ведь не поздно.
– Такое бывает, – пожал плечами тот.
– Вы задержали Хелин Рейтель?... Она пыталась уехать с места происшествия?
– У Хелин Рейтель спустило колесо, – хмыкнул дознаватель.
– Да?... – удивился Тайво Рунно и пошевелил усами. – Хорошо. Ингвар, а вам ничего не показалось странным?...
– Ну, нет. Обычный наезд... Этот Котов не должен был погибнуть. Неудачно упал и расшибся, я бы сказал...
– Если что-то вспомните, звоните, – дважды напомнил Тайво Рунно.
Ингвар кивнул и позвонил вечером.
– Знаете что... мне показались скобки на зубах у тридцатипятилетней дамы... несколько неуместными, – медленно сказал он в трубку. – Ну, вы понимаете?...
– У Хелин Рейтель были на зубах – скобки?... – поперхнулся следователь.
– Для выравнивания зубов, ну, как у моей дочери, – дознаватель хмыкнул. – Я еще удивился, но знаете, мало ли что бывает на свете.
– И не говорите! – живо откликнулся Тайво Рунно.
Через час в кабинете у комиссара Гунара Шинна.
– А слабость доказательной базы?... – прикуривая одну трубку от другой, нервно переспрашивал комиссар Шинн у своего подчиненного.
Следователь четный раз доказывал, что слабости доказательной базы тут нет, есть факты и очень серьезные свидетели – пенсионер Кабыстов В. И., мопс Джульетта и дознаватель дорожной полиции Ингвар.
– Скончались пятеро мужчин детородного возраста и одна массажистка, и почти везде фигурировала неопознанная иномарка с похожими приметами.
Комиссар прикурил третью трубку от второй и на минуту замолчал... Две выкуренные трубки крест-накрест лежали на краю его стола.
– А Лев Сенобабин, – вдруг вспомнил он. – Так и не нашелся?...
– Прячется где-то, – пожал плечами Тайво Рунно. – Но он как бомж – очень ненадежный свидетель.
– Тогда лучше его не искать, – задумчиво распорядился комиссар Шинн. – Не ищите больше!
Ветер в высокой траве
Воскресенье.
– Маленькая
грязная дрянь, тебя снова не было всю ночь? – сквозь зубы прошипела Хелин. – Где тебя носило?...Мать и дочь переглянулись.
– Ненавижу, – беззвучно пробормотала Деспина и, хлопнув дверью, выбежала на улицу. «Папа влюбился в феечку из цветочного магазина... Если мама узнает, она ему устроит райскую жизнь!» – увидев машину отца, подумала она.
Рейтель покосился на вьющийся плющ, на дочь, бегущую к калитке, потом на жену, гневно грозящую кулаком из окна, и дал по газам... Он любил бесцельно ездить; а еще он любил слушать ветер, лежа в траве...
Мимо с лязганьем пронесся ржавый «Линкольн» без верха – с негром-водителем и толстухой в качестве пассажирки.
– «Море-море, мир бездонный!..» – донеслось оттуда.
«Меня не любят, – подумал Рейтель. – Ну и что?... Почему, интересно, меня должны любить?...
Потому что хочется! – ответил он себе. – Итак, все, наконец, скатилось к той грани, за которой – вакуум... Физиологически я уже не могу жить с Хелин... У нас друг на друга что-то вроде аллергии... Вот только развестись в нашем случае достаточно проблематично...»
По пятам
«Они от меня не уйдут!» – твердил Лео Мозес, настигая беглецов по маячку, который был на его мотоцикле. Он остановился в чистом поле и прислушался... Хаверь и Лихута должны были быть где-то здесь, но вокруг стояла такая тишина... что у Мозеса зашевелились волосы, и он со страху позвонил жене.
– Ты скоро вернешься, Нахал? – весело спросила Хэльга. – Марк соскучился, спрашивает: где папа, где папа...
– Я не вернусь, пока не найду их, – проворчал Мозес и прервал разговор.
На огромном рапсовом поле по обе стороны от дороги трещали мириады сверчков, на небе покачивалась оранжевая луна размером с большую тыкву...
«Не давать спать, и человек сойдет с ума – реальность и сон перемешаются навсегда в его голове. Вроде бы такие опыты проводились в концлагерях», – Мозес вспомнил, сжав кулаки, как провел один такой отдельно взятый опыт над своими пленниками Хаверем и Лихутой, не давая им спать в собственном подвале.
Измененное сознание этих двоих в итоге сыграло очень злую шутку с самим Нахалом – его пленники бесследно исчезли, несмотря на то, что начисто не помнили – кто они?...
Лео Мозес поморщился, вспомнив об этом...
– Туман над болотом. Болото курит! – сказал Старик.
Дружище задумчиво кивнул...
Они остановились в небольшом заброшенном доме на краю болота и сидели, ужиная икрой морских ежей из банки, поддевая ее на домашний хлеб... Им очень нравилось ездить целый день, изредка останавливаясь, чтобы подзаработать на хлеб насущный и, если повезет, переспать с какой-нибудь покладистой девушкой. Оба так и не вспомнили своих настоящих имен, и везде, где их останавливали на предмет выяснения личности, они предъявляли найденные в карманах брюк документы Лео Мозеса.