Люблю. Ненавижу

– Ну, Ань… – он наклоняется через стол, так что его лицо оказывается сантиметрах в двадцати от моего. – Только не говори мне, что это было так легко.

На несколько секунд между нами повисает тишина. Саша смотрит на меня, улыбаясь. Я смотрю на него, с трудом заставляя себя проглотить кусочек пончика.

– Расскажи мне о себе, – он первым отстраняется и, откинувшись на спинку стула, принимается за кофе.

– Что именно?

– Что угодно. Твой любимый цвет. Что ты делала сегодня утром. Есть ли у тебя кошка. Мне интересно все.

– Мне нравится серый. Я была на автосервисе, потому что немного капало масло. Кошки нет, но есть рыбка. Точнее, две, – перечисляю я. – Еще вопросы?

– У тебя есть парень?

– Если бы был, разве бы я пришла на эту встречу? – отвечаю вопросом на вопрос, надеясь, что мои щеки в этот миг не настолько красные, насколько они горячие.

– То есть, это свидание?

– То есть, давай полегче, – протестую я, одновременно сраженная его прямотой и слегка встревоженная скоростью, с которой он в беседе переходит от общего к личному. – Это просто кофе.

– Мои родители познакомились в супермаркете, схватившись за последнюю банку кофе на полке, – Саша понижает голос, словно выдает мне страшную тайну.

– Ты это только что придумал! – возражаю я, не в состоянии сдержать улыбку.

– Допустим, – он даже не отнекивается. – Но сработало же.

– Сработало? – уточняю, приподняв брови.

– Ты улыбнулась. А то во время двух наших встреч ты была такая напряженная, что заставила меня сомневаться.

– Сомневаться в чем?

– В том, что я смогу растопить твое сердце. Кстати, Ань, тебе идет улыбаться, – Саша склоняет голову, разглядывая меня с выражением полного удовлетворения на лице. – Делай это почаще.

– Ты невозможный человек, – говорю я, качая головой.

– Почему же?

– Потому что ты, кажется, можешь растопить даже камень.

– Ну, тут даже спорить не буду, – он постукивает указательным пальцем по виску. – Илюха был тот еще кремень, когда переехал в Ростов, но даже у него не было шансов против моего очарования.

Упоминание сводного брата действует на меня так, словно в один миг за окном выключили солнце и налетела буря. Улыбка сползает с моего лица, сердце, сначала затаившись, срывается на бег, а затылок покрывают мурашки.

– Ты даже в лице поменялась, – проницательно говорит Саня, разглядывая меня с все возрастающим интересом. – Что между вами случилось?

Глава 12

Илья

Я гребаный придурок. Идиот. Лузер. Нытик.

Я дал добро, чтобы Саня подкатил к моей сводной сестричке, а теперь ненавижу себя за это. Ну, а как я мог его остановить, когда он прямым текстом без привычной ему бравады сказал: «Она мне сильно понравилась, Илюх. Три дня о ней думаю нон-стопом. Я понимаю, что она твоя сестра. И если ты переживаешь, что я к ней несерьезно – это не так. Ты мой лучший друг, и я бы не шел к тебе с этим вопросом, если бы искал очередную телку, чтобы переспать. На Аню я действительно запал. И если у тебя нет других причин держать ее от меня на расстоянии – дай мне шанс сводить ее куда-нибудь и посмотреть, куда нас это приведет».

Что я мог на это ответить, чтобы не выглядеть мудаком? Что она сука? Что она забрала у меня все, а теперь пытается отнять лучшего друга? Что у меня внутренности разъедает кислотой, стоит представить их вдвоем?

В раздражении захлопываю крышку ноутбука. Пытался поработать, но куда там… Все о чем могу думать – это куда Саня повел ее на свидание и насколько она заинтересована в нем.

Что если у них все закрутится? Как я буду общаться с ним, если он будет ее трахать?

Бум. Бум. Бум.

Сердце как с цепи срывается, когда предательское воображение рисует перед глазами живописную картинку сплетенных тел. Пальцы до боли сжимаются в кулаки. Инстинкты в теле орут и бьются в агонии.

Что это, если не кипучая ярость?

Что это, если не собственнические инстинкты?

Что это, если не ревность?

Она была зеленой девчонкой, когда я пришел в ее дом и, по ее словам, отнял у нее отца. В отместку она сделала все, чтобы выгнать меня. Язвила, унижала, подставляла. Не гнушалась ничем, чтобы указать на мое место. Ей было похрен на то, что я никогда не брал денег ее отца и не хотел переезжать в их дом. Но я был несовершеннолетним и очень любил маму… И терпел все нападки Ани, пока едва не стало поздно.

В ночь своего отъезда по сути в никуда, я убедился, что ее жизни ничего не угрожает и рассказал обо всем маме, взяв с нее обещание никогда не говорить о причинах моего отъезда ни с Аней, ни с отчимом. Она сдержала свое обещание. А я сдержал свое, данное у больничной койки, – я ушел, оставив ей жизнь, дом, родителей…

«Я ненавижу тебя настолько, что лучше умру, чем буду каждый день видеть тебя в этом доме».

В глазах темнеет, когда воспоминания, с которыми я так отчаянно боролся, заталкивая в самый темный угол сознания, вновь накрывают с головой. Я ведь держался все это время: даже когда слышал от мамы и отчима о ее успехах, даже когда приезжал в гости, точно зная, что ее нет дома, даже когда видел ее редкие фотки в соцсетях…

Но видеть ее настоящую, живую, повзрослевшую… Это принесло с собой кучу новых эмоций, к которым я не был готов.

Мы всегда были несовместимы. Не могли находится рядом, не высекая искры. Казалось, воздух вибрировал от напряжения и злобы, стоило нам оказаться в одном помещении. Почему? Не только потому, что она ревновала ко мне своего отца и со свойственным юности максимализмом бесилась из-за того, что он так быстро нашел замену ее умершей матери. Там было и нечто другое. Бешеное и неконтролируемое притяжение, которое она в силу возраста не осознавала, а я ненавидел. Потому что оно было неправильно, грязно и предосудительно. И потому что я бы ни за что на свете не замарал ее им.

Вчера на парковке она сказала, что сожалеет.

Она понятия не имела, насколько сильно сожалел я. О том, что есть вещи, которые невозможно изменить. О том, что есть обстоятельства сильнее желаний. О том… О том, что тогда у меня хватило сил уйти, а у нее – остаться.

Чтобы отвлечься, я встаю с дивана и неосознанно мечусь по квартире, переходя из комнаты в комнату, будто в поисках ответа. Каждый шаг – как приговор, каждый вздох – как капля отчаяния.

Кто спросит, что меня так триггерит, я даже не смогу сформулировать. Я просто не хочу, чтобы Саня был с ней. По факту, я не хочу, чтобы хоть кто-то был с ней, хоть и не имею на это никакого права.

Но Аня… Она как шаровая молния. Сейчас гроза выдохлась и она потухла, наверное, потому что рядом все эти годы не было столь сильного раздражителя, как я, но весь этот ее новый имидж покорной и тихой меня не обманывает. Как только станет остро, больно, на грани, она вспыхнет. И тогда мало что удержит ее от тотального сгорания.

Я наблюдал это однажды: когда ярость становится настолько сильной, что инстинкт самосохранения выключается. Словно на глаза падает черная дымка. Ани больше нет, есть лишь сгусток чистой разрушительной энергии, порой направленной против самой себя.